Книга первая. Айден Мур - Теория Хаоса

Многие согласятся со мной: погода и музыка – самые частые сопроводители нашей жизни, влияющие и на события, которые с нами происходят, и на наше к этим событиям отношение. Слишком заумно звучит для обычного журналиста, я знаю, но именно в такие дни, как этот, мое сознание мыслит вне рамок и поэтому уходит далеко за пределы разговорной речи. Дождь не прекращался ни на минуту с самого утра, а сейчас, к вечеру, к нему добавился еще и холодный ноябрьский ветер. Я ненавидел выездную работу в такие дни. Мне было ближе по духу сесть в своем личном кабинете, заварить чашку кофе, обложить себя сладостями и писать какую-нибудь скучную статью о том, что выдался новый закон, позволяющий чернокожим петь уличные песни на семь минут дольше, тем самым увеличивая их доход на определенное количество долларов. Бред и маразм, да, но именно таким и занимается нынешнее правительство, параллельно раскидывая провокации на соседей или другие континенты, обвиняя друг друга в нарушении «демократии». И это была всего лишь абстракция по поводу закона. Не имею ничего личного против чернокожих людей. Да и против своего правительства тоже. Наверное, это из-за того, что я не обращаю особого внимания на такие вещи, пока они не касаются лично моей жизни. Так, собственно, живут многие: замечают беду только тогда, когда она настигает их детей. Или их самих. Так вот, о чем я начал. Шумел сейчас только двигатель машины и мой желудок. Все-таки, я не зря засомневался в качестве тех сосисок, только они прикоснулись к моему языку: рвотные позывы то и дело заставляли глотать мятные таблетки, бережно хранящиеся в нагрудном кармане моей старенькой кожаной куртки. Ночь обещала быть долгой, а потому не хотелось быть схваченным в капканы такой мелочи, как отравление придорожными сосисками. Батарея моего старенького телефона дала сбой и от холода разрядилась, отчего музыка, верно сопровождающая меня в подобных поездках, отменилась. Я был оставлен один на один с реальностью своего маленького мира. В чем же суть, собственно, этой вылазки? Недавний шум вокруг одного молодого человека, слишком неожиданно сошедшего с ума, привлек меня и редакцию газеты, на которую я работаю. Парня не хотели лечить, насколько я понял, так как все попытки терапии заканчивались слишком плохо для пациента. Ход болезни пустили на самотек, а главный врач заведения, в которое я направлялся, и вовсе заикнулся, попросив меня оставить это между нами, что парня ожидает смертельная инъекция. Эта история была интересна не только с точки зрения журналистики, надо сказать. В последнее время газеты не пестрили ничем интересным, а тут такое, пусть и мелкое, событие. Люди ведь любят говорить о душевнобольных, инвалидах, наркоманах из неблагополучных семей, а потом делать вид, что им не все равно. История была привлекательна лично мне. Еще в детстве я мечтал стать частным детективом, нервно покуривающим сигару на месте преступления, стоять с важным видом и общаться с очевидцами и полицией. Адреналин бушевал во мне словно лава в разверзнувшемся вулкане. И вот сейчас во мне проснулось то же самое чувство: прилив интереса, будто я только-только начал работать по специальности, на которую потратил несколько лет своей молодости. Почему-то именно в этот раз казалось, что моя статья отгремит на долгие годы вперед. Лечебница «Красные лепестки» находилась в лесной части Коннектикута. Подразумевалось, видимо, лечение больных с помощью «божественных видов, от которых замирает дыхание и отвисает челюсть» - подобные цитаты от экскурсоводов звучали редко, но когда отдавали в мои уши, то всегда раздражали и въедались в память. Невозможно исцелить шизофрению одними только цветочками и птичками. Как и нельзя исцелить все одними только пилюлями и электрическим током. Мне всегда хотелось представить, что в такие ситуации наш мозг становится отдельной личностью, которая до этого жила с нами в мире и гармонии, и, внезапно, взбунтовалась. Принуждением добиваются слишком малых высот, чтоб мучить и без того потревоженную «личность». Иногда действительно, кажется, что таких людей лучше оставить в покое, дать им дожить свой век в их личном безумии. Доктор Рид, главный врач лечебницы, созванивался со мной, когда редакция прислала ему факс, в котором была просьба принять журналиста для новой статьи. Мы обсудили детали встречи и обменялись парой фраз о деле, которым я должен заниматься всю эту ночь. У парня, к которому я приехал, бессонница, так что испытывать дискомфорт я точно не буду – как и не будет персонал, потому что их больным будет заниматься другой «врач». Мысли сегодня заполняли мою голову до краев. А тем временем, передо мной уже красовались гигантские ворота «Лепестков», обвешенные разноцветными лентами. Я вышел из машины, на ходу прячась под зонт. Мне хотелось поскорее пройти парковую часть лечебницы, чтоб спрятаться от этой ненастной погоды, но, конечно же, сначала нужно было доказать охраннику, что я – журналист, а не террорист. Будто будь я им, то не позаботился бы о фальшивых документах…. - Так-так…. Кто к нам в гости заглянул так поздно, а? – спросил мужчина лет 40-45, язвительно улыбаясь, обнажая желтые зубы. - Майкл Скотт, журналист, «Ежедневные строчки», - по привычке отрепетовал я. За долгие годы работы так хотелось поменять приветственное слово, но как ты не посмотри, этот вариант – лучшее из того, что я смог придумать. Ветер усилился, а потому охранник жестом пригласил меня к себе в комнатку. - Все равно придется делать звоночек, мистер Скотт. Такие правила. Раньше я всех учил находить свою точку спокойствия. Эта методика заключалась в следующем: садишься на что-то мягкое, желательно – со спинкой, закрываешь глаза, отсчитываешь до десяти, после чего – глубокий выдох. Маленькое волшебство – и ты уже смотришь на мир с улыбкой. Но не сегодня, Майкл. Этот человек явно слишком долго сидел в одиночестве, чтоб просто так тебя отпустить. Не дай ему начать говорить, иначе это затянется…. - Послушайте, я могу разобраться со всеми документальными формальностями позже. Хотелось бы в такую погоду избавиться от лишнего геморроя. - Геморроя? О-хо-хо, это Вы в тему сказали, мистер Скотт. Вот сколько не лечу – никак не пройдет, - крикнул мужчина, проваливаясь в заразительный смех. Но я почему-то только улыбнулся одним уголком рта, утвердительно кивнув в ответ на его слова. - Доктор Рид уже обсуждал со мной все мелочи. Ай, к черту, - сказал я, увидев, что охранник вскинул указательный палец, потянувшись к висящему на стенке телефону. Пока этот неверующий…. Да уж, странно звучит. В общем, пока он отдавал свой долг лечебнице, я успел осмотреться. Комнатка, в который этот «работник» гнил, насквозь пропахла плавленым сыром. Причем сыр явно был не лучшего качества. Наверное, именно по этой причине мужчина поддавал его термической обработке. Хотя, кажется, к молочным продуктам такое не относится, если мне не изменяла память. За меня всегда готовили придорожные кафе или редакция. На столике лежали две стопки журналов «Учета и регистрации». Правда, я так и не понял, что нужно учитывать и регистрировать на вахте в больнице психически-больных людей. В дальнем правом углу столика было небольшое радио, заглушенное, по всей видимости, моим приездом. Прямо над ним – такой же по размеру экран. Телевизор, как я понял. Сидел мужчина на стареньком табурете, «застеленном» небольшой подушкой с очень мелко вышитыми словами, которые я, в силу явно плохого настроения, даже не захотел разбирать. - Все хорошо, мистер. Доктор ждет в вестибюле. Идите по фонарям – не потеряетесь, - спокойно ответил охранник, присаживаясь на табурет и взяв в руки покусанный с одного конца карандаш. После этого он достал из ящичка в столе журнал с ребусами и посмотрел на меня, будто говоря мне, чтоб я катился ко всем Дьявольским чертям. - Спасибо, - бросил ему я, выбегая на свежий воздух. Все-таки, этому парню стоит отказаться от сыра как минимум на неделю. Когда я подошел к воротам, то они стали медленно открываться. Несколько ленточек, бережно перевязанных между разными креплениями, порвались и улетели прочь, в лес. Я проводил их быстрым взглядом и стал двигаться по слабо освещенной аллее, в сторону большого серого здания. Не трудно было понять, что оно состоит из нескольких корпусов, в некоторых из которых уже не горел свет. В окнах, то и дело, мелькали женские фигуры в белых халатах, отчего я подумал, что это пусть и странный, но дом для людей, которых судьба сюда забросила. Аналогичное, наверное, детским домам-интернатам: что в первые, что во вторые сдают без твоего разрешения. - Скоро он кончится! - раздался крик справа от меня. Кричала женщина, бегающая кругами вокруг цветочных клумб. Она была одета далеко не по погоде. Глупая мысль: пациентов не сильно балуют одеждой. На девушке была тонкая белая ночная рубашка, насквозь промокшая от дождя. На ногах – красные тапочки, которые уже давно промокли, отчего передвигаться с каждым кругом женщине становилось все труднее. На вид ей было лет 30: я мог судить только по фигуре и грации бега. Лица в такую погоду было не разглядеть. - Мисс… Может…. Пройдем в корпус? Погода не очень сегодня, - кричал ей я, пытаясь перекричать ветер. - Скоро. Кончится. Скоро. Совсем скоро, - продолжала «напевать» она, задрав голову к небу. Я подумал, что правильнее будет оставить ее в покое. Во всяком случае, мне не хотелось верить, что она сейчас не в койке, а тут, потому, что ей позволили тут быть, а не наоборот. Но ее невыносимо высокий голос и слова вертелись в моей голове до самого входа в здание, пока я проходил и отсчитывал 15 фонарей с обоих боков тропинки. *** - Приветствую, Майкл, приветствую. Как добрались? Меня встретил невысокий пожилой мужчина, одетый строго по форме во всем, кроме ног: красные тапочки. Он протянул мне свою ладонь, и я пожал ее, чувствуя весь тот груз, который несет на себе этот маленький человек. - Не без проблем, куда уж без них. Мне нравятся ваши порядки, - пошутил я, сворачивая свой зонт. - Знаю, знаю. Роджер вечно живет в паранойе, будто каждый человек может быть засланным из департамента. Поэтому делает все то, чему его учили, - с улыбкой сказал доктор Рид, принимая у меня зонт. – Не волнуйтесь: он будет только отвлекать, если носить его в руках. Мы оставим его тут. - Было бы из-за чего волноваться. Потеря части моего гардероба – ерунда, если вспомнить причину моего визита, - сказал я, чувствуя, что стоит подводить меня к теме, которая была мне нужна. - Чай, кофе? – спросил доктор, останавливаясь у стойки регистрации. На самой стойке уже стоял поднос с двумя маленькими чайниками, из носов которых медленно поднимался легкий дымок. Девушка, сидевшая чуть дальше, перебирала мешок с письмами и только кивнула, когда обернулась на наши с доктором голоса. - Кофе. Я боюсь, что ночь будет длинная, - сказал я. Не скрываю: чувствовалось, что я тут заперт навечно. Причем, по собственной воле. Странные мысли посещают тебя, когда ты окружен белыми стенами. - Идемте. Сначала я познакомлю Вас с пациентом, а потом – направимся прямо к нему. - Смею сказать, что я предпочитаю работать без лишних глаз, - рискнул сказать я, делая солидный глоток уже чуть остывшего кофе. Ирландское, кажется… - Хорошо, без проблем. Этот парень не буйный и никаких посылов к этому не подавал. В крайнем случае – за дверью будут санитары, которые сразу умерят его пыл, - ответил доктор Рид, так же отпивая свой кофе. - Как долго он здесь? - 4 месяца. Он уже успел стать некой знаменитостью среди других пациентов. Они часто выходят вместе с ним на прогулку. - Кстати, по поводу прогулок.… В парке я видел женщину… - вдруг вспомнил я. - Елизавета, - с улыбкой ответил доктор Рид. - Ей разрешено там быть? - Эта ночь ее последняя, мистер Скотт. Завтра утром ее ждет инъекция. Она не поддается лечению. - Ясно. Комок в горле. И это явно не кофе, нет: слишком хорошо перемолотые зерна. *** Мы зашли в кабинет доктора Рида. По размерам он не сильно отличался от коморки охранника на входе, но обилие шкафов с разного цвета папками и подписями создавало иллюзию, будто ты проходишь между книжных рядов в библиотеке: стоит оглянуться, а сзади – книги. И спереди книги. И конца им нет. - Присаживайтесь, Майкл. Я уже все подготовил. Доктор обошел стол и медленно опустился в свое кресло, пододвигаясь ближе ко мне. На столе был такой же «хаос»: море папок и бумажек с прикрепленными к ним снимками или диаграммами. Он положил руки на грудь и взглядом указал мне на зеленого цвета папку, лежащую прямо передо мной. - Айден Мур, «временной путешественник», - с тоской произнес доктор Рид. Поняв, что доктор Рид ждет, пока я открою папку, я послушно выполнил его непроизнесенную просьбу. Внутри была небольшая стопка бумаг, скрепленных между собой одной большой, чуть ржавой, скрепкой. В левом верхнем углу первого листа было приклеено фото размера пять на пять. Застывший Айден Мур был на фотографии спокойным, не дающим ни единого повода подумать, что такой парень может когда-нибудь очутиться в психиатрической лечебнице. У него было слегка вытянутое лицо, тонкие губы, маленький нос, серо-зеленые глаза с каким-то странным блеском. Я объясню: казалось, что когда смотришь в эти глаза, то они будто проходят сквозь тебя. Такое часто случается, когда вешаешь портрет на центральную часть стены: с какого бока на него не смотри – глаза всегда будут направлены в твою сторону. От этого взгляда сложно было убежать. Волосы у парня были темного цвета, с кое-где проскакивающими седыми волосками, которые очень хорошо были заметны при свете отражателя, использующего при портретной съемке. Виски были выбриты не до конца: прическа отдавала «ирокезом», но только крайне странным, не законченным. На этом же листе приводились все результаты исследований Айдена за 4 месяца: группа его крови, наличие или отсутствие патологий развития, жалобы на состояние здоровья и прочее-прочее, что никак не относилось конкретно ко мне. На следующей странице были результаты наблюдений за пациентом разных медсестер. Одна описывала его как крайне симпатичного молодого человека, который попал сюда по ошибке. Другая выполнила свой отзыв в стихотворной форме, что вызвало у меня некоторое недоумение, потому как папка явно была официального рода документом. В конце этой страницы была тонкая черная черта и надпись: Исключительно положительные отзывы?» Не ясно, правда, кому был адресован этот вопрос, но свои вопросы я оставил при себе. - Удивительно, правда? Ничего примечательного в Айдене не замечено. Правда, он ни словом не обмолвился о своей семье или друзьях. Сказал лишь только, что потерял их давным-давно, - произнес доктор Рид, отчего мне пришлось оторвать взгляд от документа. - Так чем он болен? Шизофрения? Раздвоение личности? – предположил я. - Думаю, Вам будет интереснее услышать все из первоисточника, Майкл, - ответил доктор, щелкнув пальцами. - Могу я взять эту папку с собой? – поднимаясь, спросил я. - Разумеется. Вы вправе пользоваться всем в нашей лечебнице, начиная от туалета и заканчивая библиотекой. Разумеется, в той области, которая Вас сюда привела – вокруг Айдена. Идемте. Его комната в восточном крыле. *** Путь до восточного крыла из кабинета доктора Рида был относительно недалекий. Вокруг было очень тихо, кое-где встречались медсестры с тележками, на которых аккуратно были сложены какие-то медицинские принадлежности. В основном, конечно, лекарства для больных. Встречались и более пугающие сознание предметы, вроде окровавленных скальпелей. Все это я пропускал мимо своего любопытства, потому как через несколько минут меня ожидала встреча с моей «будущей статьей». Не нужно меня осуждать: хоть я и заявил, что дело интересно лично мне, но долгая работа в газете привила чувство конкретного наплевательства на чужое горе. Мне нужно было «высосать» из человека, дающего интервью, все. Абсолютно все, что могло помочь сделать статью интересной. Конечно, можно разнообразить историю красивыми эпитетами и метафорами, но когда фактов и действия очень мало, человек начинает скучать. - Мы пришли, - сказал доктор Рид, останавливая меня своей легкой рукой. - Как и договаривались? Наедине? - Марк! Доктор Рид крикнул в коридор это имя, и из другого конца медленно стал волочиться здоровяк в сером медицинском халате. Он был лысым, а выражение его лица ясно говорило о том, что работу свою он не любит: сдвинутые брови, кривая ухмылка, вздутые жилки у висков… - Как и договаривались, Майкл. Если что-то понадобится – скажите Марку, - с улыбкой сказал доктор. Марк как раз успел подойти впритык к двери в комнату Айдена и стоял с видом, будто охраняет звезду, упавшую с небес. Молча кивнув, я начал двигаться к двери. Она была исключительно белого цвета, с тонкой серебряной ручкой. Замок приятно щелкнул, когда я вошел в большую комнату, слабо освещенную настольной лампой справа от входа. Что привлекало внимание даже в полутьме – стены: каждый сантиметр был исписан каким-то числом. Если всматриваться в них – некоторые повторялись чаще других. Другие же, более редкие, были подчеркнуты несколькими жирными линиями. Слева от кровати и столика с лампой был рояль. На вид ему было несколько десятков лет, может и больше. Некоторые клавиши были тоже исписаны числами. Прямо напротив входа было огромное окно, возле которого стоял невысокий сутулый парень, лет двадцати на вид. Его волосы были взъерошены, будто он заснул, не дождавшись, пока они высохнут после душа. Хотя я уже знал, что парень не спит ночами. Мне уже хотелось расспросить его, чем он себя занимает, пока бодрствует. Я прокашлялся и в этот самый момент парень развернулся ко мне лицом. Его глаза блестели в мягком свете настольной лампы. - Я знал, что ты придешь, Майкл, - почти прошептал Айден, медленно подходя ко мне. - Я… Ты.… О чем ты? – недоуменно спросил я. Парень подошел на расстояние вытянутой руки. Он был ниже меня на голову, но это не помешало ему достать до моей щеки ладонью. Она была очень теплой и приятной на ощупь. Спустя секунду, мое сознание будто ушло в туман, мои ноги пошатнулись и я упал на колени. Айден отошел от меня на пару шагов и замер. Место, где его ладонь соприкасалась с моей щекой, жгло. Я поднял голову на Айдена и удивился: я видел его в какой-то синей дымке. Я протер глаза, но ничего не изменилось. - Что ты сделал? Он не ответил мне на мой вопрос. Его рука медленно залезла в карман ночной рубашки и достала оттуда маленькое зеркало, которое Айден незамедлительно протянул мне. Я взял его и посмотрел на себя. Если бы можно было описать этот момент как-то иначе, то я бы это сделал: мое сердце замерло. Оно буквально перестало биться от того, что я увидел в отражении. Мои глаза изменили цвет. Они были насыщенно-яркого синего цвета. - Теперь ты сможешь видеть, Майкл. Как и я.