Опер Haute Сouture

В этот район Коваленко заехал, в общем-то, случайно: надо было встретиться с нужным человеком, тот назвал адрес ближайшего кафе. Пейзаж весной сильно отличался от зимнего, но место показалось знакомым. Проехав пару улиц, Егор был уже в этом уверен, а поравнявшись с приметными гаражами, вспомнил — здесь он зимой осматривал третий труп из серии. В памяти послушно всплыли фотографии: не подозревая о своей участи, ладные симпатичные ребята беззаботно улыбались в компании друзей. Весьма похожие внешне — один типаж, спортивного вида, подтянутые. Такие могли бы сниматься для журналов — рекламировать одежду для отдыха. Не топ-модели, конечно, но вполне в его вкусе. Были. И кто знает, как бы всё обернулось, встреть он кого-то из них раньше, чем убийца. Майор невесело усмехнулся и для себя окрестил это дело «модельным». Потом понял, что название пришло на ум не случайно. На первый труп он наткнулся, просматривая на дежурстве сводку происшествий по городу. Что-то в коротком описании заставило его насторожиться, и не зря: Егор вспомнил, как недавно коллегами из другого региона было раскручено интересное дело. Небольшая фирма поставляла симпатичных молодых людей обоего пола якобы в европейские модельные агентства, а на деле — в бордели или, если очень везло, в частное пользование состоятельных коллекционеров живого товара. Нескольких «моделей» потом нашли убитыми весьма затейливыми способами, а многих не нашли вовсе. Майор Коваленко просто сопоставил схожесть найденного в Москве трупа по внешности и прижизненным повреждениям и первым выдвинул версию о возможности работы такой же конторы в Москве. Контрабандой, в том числе людей, занималась ФСБ. Начальник Егора не то чтобы безоговорочно поверил его рассуждениям, но всё же не отмахнулся — чуйка у майора была отменная, и его предположения в большинстве случаев оправдывались. Так Коваленко получил законную возможность копаться в перспективном интересном деле. К сожалению — для него и для расследования — никаких подтверждений вывоза людей за границу не нашлось. Егор сумел только объединить несколько убийств в одно дело, которое в итоге пришлось отдать Следственному Комитету. Он ещё выжидал, что случится раньше: утечка в прессу «жареной» информации о неких пикантных подробностях в серии трупов или доблестное следствие объявит, что дело такой-то банды успешно раскрыто. Сам он, будучи циником до мозга костей и махровым реалистом по жизни, ставил на первое. В кои-то веки ошибся. Не произошло ни того, ни другого. Стояла полная тишина. Егор давно утратил юношеский азарт, заставлявший бросаться на защиту попранной справедливости и рыть землю в поисках истины без оглядки на время суток. Обжёгшись не раз на горьком опыте, он отрастил толстый слой брони на душе — необходимое качество для его работы, используя профдеформацию в целях самозащиты. Сквозь эти доспехи могло пробиться только его природное любопытство, и как раз сейчас оно взяло верх. Чтобы узнать, какой же затейник организовал найденные трупы, майор интересовался ходом следствия, благо полномочия позволяли. Но время шло, подвижек не было, а потом пришлось всерьёз отвлечься на собственную работу, которой, как обычно, было через край. Теперь он с удивлением вспомнил, что по «модельному» делу уже давно ничего не слышал. Возможно, рано было ждать окончания следствия, но и сообщений о новых трупах тоже не поступало. А ведь он регулярно просматривал сводку по городу и пропустить продолжение серии никак не мог. Хорошо, что не было утечки в прессу, но это обстоятельство одновременно и беспокоило. Он ещё мог понять, почему не стали пиариться в СК. У них в работе много более серьёзных дел, в том числе заведомо выигрышных в медийном плане — где в случае успеха результат будет весом, зрим и осязаем. Если следователя погладит пресса, то и руководство заметит. Но что светит, если следователь раскроет подпольный гей-бордель, в котором похищенных заставляли работать, сажая на иглу? Ни по «ящику» похвастаться, ни в газетах прославиться. Только и останется, что ударными темпами завершить следствие и по-тихому провести процесс, не привлекая внимания прессы. А то ещё начнут полоскать и без того скользкую тему с геями. Коваленко представлял, что могут понаписать безграмотные акулы пера, и у него заранее сводило зубы. С другой стороны, Егор пока не понимал тишину. Розыскная машина, конечно, крутится медленно, поскрипывая на ходу. Но отчего никто из потерпевших не строчил жалобы, не дёргал начальство, не бросался в газеты или на телевидение? Родственники всех найденных оказались на удивление неконфликтными? Ведь с каким удовольствием газетчики по уши влезли бы в это грязное дело и смаковали бы самые шокирующие подробности. Или кто-то поработал с родственниками? В обстановке полного молчания следствие, по сути, топталось на месте. Давно был установлен ночной клуб, где убитых видели ещё живыми — и тишина. Работающую по делу следственную группу должны были подгонять, затягивать такое расследование чревато всё той же утечкой в прессу. А знакомые Егора в СК словно воды в рот набрали, никаких новостей. Если бы Егор точно не знал, с кем имеет дело, лично не был бы знаком кое с кем из Следственного Комитета, ему в голову непременно полезли бы крамольные мысли о подкупе. Но поднаторевший в межведомственной круговерти он знал, что бессмысленно искать следы заговора там, где зачастую всё объяснялось элементарной глупостью и некомпетентностью. Он незаметно накручивал себя, отчего интерес разгорался всё сильнее. Ему вдруг до ломоты в зубах захотелось до конца разобраться со странностями в деле. За что Егор особенно ценил свою работу — так это за возможность удовлетворять своё любопытство за казённый счёт. Не откладывая спонтанно возникший порыв в долгий ящик, он воспользовался служебными привилегиями и, сделав пару звонков, решительно направил машину прямиком в Следственное Управление округа. Давний приятель, которому не составило труда узнать, у кого искомое дело нынче находится, не отказал в любезности договориться о встрече. *** Ожидая контакта в ближайшем к Управлению баре, Коваленко прямо на ходу преобразился из обычного уставшего майора в напичканного секретами «страшного и загадочного фээсбэшника», у которого в ближайшей подворотне притаился взвод спецназа. Егор обладал полезным навыком — в разговоре цеплять на себя нужную личину в зависимости от собеседника и той цели, которую хотел достичь. Обнаружил это ещё подростком, впечатлённый фильмом и книгой о Штирлице. Сперва он делал это неосознанно, на инстинктах, но позднее понял, что к чему, и со временем усовершенствовал, тренируясь на знакомых. В личной жизни использовал не часто, да и сколько там было той личной жизни? Короткие необременительные связи — это всё, на что ему не жаль было тратить оставшееся после работы время. По сути, самые длительные отношения у него случились с Карповым, но их финал, как он догадывался, вполне закономерный, довольно надолго отвратил его от дальнейших поисков. Егор понимал, что двум волкам в одном логове не ужиться, а связывать свою жизнь с представителем другого вида было невозможно. Нельзя запрячь в повозку лань с конём, и Коваленко смирился, что быть ему по жизни одиночкой. Своих мимолётных любовников Егор подавлял сразу и бесповоротно, продавливая свои интересы и желания, будучи сверху во всех смыслах. То ли он их специально выбирал, то ли ему нарочно только такие попадались. Они смирялись с неизбежным, чаще всего безропотно, чем быстро надоедали. Со временем он смог признаться, что ему-то нужно совсем другое — сильный равноценный партнер, способный при необходимости надрать ему задницу, тоже во всех смыслах. Но, кроме Карпова, Егор таких не находил, а, может, не слишком усердно искал — финал был немного предсказуем. Коваленко тряхнул головой, отгоняя неуместные на работе мысли, и увидел, что парень в синей форме топчется возле входа. Это был совсем не тот следователь, с кем он общался прежде. Кажется, новости всё-таки были. Егор вернул на место сложное выражение лица и приветственно помахал рукой. Нужный настрой и верная интонация, когда он скупо цедил слова, будто обдумывая, достоин ли собеседник приобщиться к тайнам, сделали своё дело: контакт, хоть и сам был следователем, в полной мере прочувствовал значимость майора и важность беседы. И ни на секунду не усомнился в том, что все полномочия у его визави имеются. — Ну и вот, прежний следователь, Иван Маркович, ушёл на пенсию, хотя я думаю, что подался на вольные хлеба, он давно собирался в адвокатуру. Его дела раскидали по отделу, а это мне досталось. Я посмотрел, но глубоко не копал, знаете, оно у меня не единственное в производстве, — новый следак был совсем молодым, неопытным, да и, по всей видимости, не обременённым амбициями. — А руководство не настаивало на создании группы, на форсировании расследования? — негромко спросил Коваленко. — Нет, зачем? — искренне удивился парень. — Конечно, это маньяк, но ведь серия прекратилась. Может, он и сам помер, или его в стационар упекли. Вы не волнуйтесь, если будут подвижки, я сразу сообщу. — А родственники жертв? С их стороны никаких скандалов не было? — ситуация прояснялась, но следовало уточнить из первых рук. — Нет, ничего такого. Интересовались, конечно, но без эксцессов. — Вы сказали, серия прекратилась. Это точно? Новых жертв не было? — Нет, у нас следилка стоит, нам бы в Управление сообщили. Коваленко кивнул и подумал, что кто-то не даёт этому делу выйти из узких рамок тихих неприметных убийств неустановленным лицом без цели наживы. В таком виде дело выглядело бы рутинным, скучным, меньше общественной опасности. Мало ли у нас народу погибает? Родственникам могли и не сообщать всех подробностей дела, в интересах следствия — абсолютно законно, не придерёшься. Поэтому везде тишина. И очень интересно отсутствие новых трупов. Майор знал: такие преступники сами не останавливаются. Если страшных находок в городе больше не было, значит, их стали тщательнее прятать. Всё чудесатей и чудесатей. Егор отчётливо почувствовал весёлую злость и азарт раскопать всё это тщательно заметаемое под коврик дерьмо. Не любил чувствовать себя в дураках, а опыт, нажитый годами, просто вопил, что кто-то не очень разборчивый в средствах пытается поиметь не только Управление в лице следователя, но и Егорову славную контору. Коваленко был патриотом родного ведомства и такого поношения допустить просто не мог.