Ночной кошмар

В одну далеко не прекрасную ночь Хару приснился кошмар. Любой другой воспринял бы его как приятный или хотя бы нейтральный сон, но Хару, проснувшись, долго пялился в потолок, ходил на кухню пить воду и, стараясь потише шлепать босыми пятками по полу, тайком заглядывал в комнату Каттлеи. Шуда похрапывал, раскинувшись на широкой кровати. Свернувшуюся клубочком у него под боком сестру Хару не сразу и заметил, а заметив, тяжко вздохнул и вернулся к себе. В его кошмаре не было чудовищ, Даркбрингов, да даже сумасшедшего Лючии там не было. В кошмаре был торт. Огромный, снежно-белый, трехъярусный торт с кремовыми розочками. Если бы сон не был кошмаром, Хару бы наверняка подцепил одну на палец и слизнул – их на торте много, никто и не заметил бы – но в кошмаре торт означал кое-что большее, чем просто вкусный десерт. И Хару очень быстро выяснил, что именно. ...Ну что ж, следовало признать, что по крайней мере белое платье старшей сестре очень шло. Но когда во сне появился Шуда, в костюме и с широкой, на всю шрамированную рожу, улыбкой – вот тут-то Хару и проснулся в ужасе, уговаривая потолок сказать, что это всего лишь сон, а вовсе не предчувствие скорого будущего. Потолок молчал. Да и вообще, во всем доме ответ Хару мог дать только один человек, но Хару не знал, как к ней подступиться с таким вопросом. Да и боялся тоже. А вдруг он подал бы ей идею?! Так ничего и не придумав, Хару улегся обратно в постель и закрыл глаза. К счастью, всю вторую половину ночи ему снились вполне нормальные сны – с чудовищами, Даркбрингами и целыми двумя близнецами-Лючиями. И больше никаких тортов. – Что такое, Хару? Ты какой-то смурной... Сестра напевала, развешивая на веревке выстиранное белье. После того, как Хару вернулся на остров, стирки у нее стало гораздо больше, а с приездом Шуды – еще больше. И это Хару тоже бесило, но сестра не позволяла ему помогать. – Да так... – неопределенно произнес он, и вдруг к нему пришла идея. – Послушай, сестра... Как ты думаешь, какими нас хотел бы видеть отец? Если она и удивилась, то виду не подала. Ее руки точно так же ритмично доставали из корзины выстиранные простыни, встряхивали, вешали на веревку, закрепляли прищепками. Но с ответом Каттлея не спешила. – Ну... Я думаю, он хотел бы, чтобы мы были честными и храбрыми. Он ценил это. – Нет, я имел в виду – как он хотел бы, чтобы мы жили? – Нормальной жизнью, безо всяких там войн и бандитских разборок. Чтобы семьи создали, – Каттлея повесила последнюю простыню и принялась за наволочки. – И что? Ты собираешься? – спросил Хару и тут же прикусил язык. Вот, и стоило так издалека подъезжать, чтобы потом не сдержаться и таки ляпнуть! Сестра уронила наволочку на траву, но поднимать не стала. Обернулась к нему. – А почему ты спрашиваешь? Хару потупился. Казалось бы, столько приключений пережил, стольким опасностям дал отпор – и все еще боится гнева старшей сестры. Хотя, с другой стороны, может, в воспитании Каттлеей и кроются корни его стойкости? – Хару, ты что-то скрываешь. – Да нет, – вскинулся он. – Ничего такого! Просто я думал... – Просто кто-то ревнует сестру! Шуда шел к ним через двор и грыз яблоко – возмутительно громко и с возмутительным аппетитом. Только его и не хватало, раздраженно подумал Хару. – И никого я не ревную! – Да ладно, – Шуда подошел к Каттлее и по-хозяйски обнял ее за плечи. – То-то ты с самого начала как-то странно воспринял новость о наших отношениях. – Да, потому что мы были врагами! – Но сейчас-то мы не враги, – вполне логично возразил тот. – Так, – наконец, решила вмешаться сестра. – Что здесь происходит? Шуда покосился на недоеденное яблоко в руке, потом размахнулся и выбросил его далеко в сторону. Вытер ладони о штаны и взял Каттлею за руки. – Здесь происходит то, что я на тебе женюсь. И приглашаю твоего брата на свадьбу. Хару переводил взгляд с него на сестру и никак не мог поверить, что Шуда это всерьез. Но на лице того не было улыбки, наоборот – казалось, он очень взволнован и еле сдерживается, чтобы не показать это волнение. Глаза Каттлеи вспыхнули радостью – какой Хару никогда в них не видел, и он, понимая, что теперь уже ничего не изменить, повернулся и пошел в дом – кажется, влюбленные даже не заметили этого. Впрочем, подумал он уже через минуту, возможно, сон не был таким уж кошмаром. Да и кремовых розочек он наестся, пожалуй, на всю жизнь вперед.