Верю

      За пеленой снега взметнулся шёлк светлых волос.       Хрупкая девичья фигура бежит через белоснежное поле в самое сердце бурана.       Девушка размазывает по щекам слёзы, жадно хватает ртом ледяной воздух и пытается убрать то и дело лезущие в глаза волосы.       Тяжелое дымчато-серое платье с искусной вышивкой нещадно терзает ветер, изящные туфли сползают с ног, грозя остаться в громадных сугробах.       Она ничего не слышит и не видит. Совсем.       Шаг, другой, и она падает в обжигающий снег. Утыкается в него лицом, отчего кожу жжёт, а невысохшие слезы превращаются в ледяную корку.       Острые снежинки впиваются в оголённую шею, ноги и руки уже онемели.       А Сольвейг лишь пытается уговорить на своем странном, каркающем норвежском пургу замести её. Схоронить, убить, погубить. Лишь бы её никто не нашел. Лишь бы никто не узнал, где она.       Девушка почти теряет сознание от сдавливающей, словно тисками, боли в висках, когда замечает тяжелые сапоги рядом со своим лицом. Она размыкает потрескавшиеся губы, и из горла вырывается тихий хрип.       В следующую секунду она чувствует, как её хватают под руки, резко тянут вверх и прижимают к широкой груди.       Свист ветра и мокрый мех воротника, на котором покоится её щека.       И небытие, в которое она проваливается.       Вот и всё, что остаётся в памяти Сольвейг.

***

      За окном тонкий лёд неба, а в комнате трещит камин, лижет поленья огонь.       Сольвейг сидит на жёсткой медвежьей шкуре и неотрывно сморит на маленький кусочек Преисподней в спальне.       Раз, два, три. Короткий стук в тяжёлую дверь.       Раз, два, три. Неслышные шаги и громкое дыхание.       Раз, два, три. Бервальд садится рядом девушкой.       — Не самая утончённая опочивальня в замке. Обитая деревом спальня с оружием на стенах, шкурой медведя на полу и пыльными шторами не самое подходящее место для девушки, не находишь?       Раз, два, три. Раз, два, три. Швеция ждёт ответа.       Раз, два, три. Раз, два, три. Норвегия молчит и даже не поворачивает голову в строну мужчины.       Раз, два, три. Раз, два, три.       Мужчина вздыхает и поправляет очки, бормоча:       — Ну что тебе не нравится, а? У тебя осталась собственная конституция, парламент, законы. Даже спальню ты выбирала себе сама, — усмехается Оксешерна. — Что не так?       Бледная Бондевик прикусывает нижнюю губу и зажмуривает глаза. Раз, два, три.       — А ещё я решила тогда остаться там, в снегу, — на выдохе отвечает она.       — Ты слишком нервная. Может быть, пригласить к тебе врача? Выбегать на улицу в одном платье было плохой идеей, — бесцветным голосом замечает швед.       — Пригласи его лучше к себе. Я нервная, а ты слишком апатичен, — ухмыляется норвежка.       — Зачем ты скинула шубу? — с ледяной сталью в голосе вдруг спрашивает мужчина. — Раз ты выбрала самую холодную комнату в Эребру, то будь добра, одевайся теплее, — говорит он своим глубоким голосом, накидывая ей на плечи валяющуюся невдалеке шубу.       Его шубу на её плечи. Тяжёлую, с мягким чёрным мехом соболя. Он закутал в неё замёрзшую Сольвейг, когда ворвался в замок с ней на руках. Да так и подарил её девушке. Потому что ему не нужна ледяная статуя в замке.       Между этими двумя молчаливыми, безразличными ко всему, хмурыми странами всегда было напряжение. Казалось, рядом с ними всегда сверкали молнии. Гордые, сильные, честолюбивые, они не могли находиться рядом. И далеко тоже не могли.       — Я не подчинюсь тебе. Никогда, — строго говорит Норвегия.       — Твой народ не был против нашего союза. Так что подчинишься, — властно отвечает Швеция.       — Нет. Я не склоню перед тобой голову.       Мужчина резко поворачивается, хватает девушку за подбородок и поворачивает её лицо к себе. Они наконец-то смотрят друг другу в глаза.       Глаза Бервальда — это ледяная буря, отливающая в морозную голубизну. Глаза Сольвейг — это потемневшее перед штормом холодное, неугомонное море мутного синего цвета.       Безумная пляска огня отражается на стёклах очков Оксешерны, а в глазах Бондевик — чёрная бездна. Эти двое испепеляют друг друга взглядами, но дыхание у них одно на двоих. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Раз, два, три. Раз, два, три.       — Ты будешь только моей, поверь.       — Не верю.       Швеция склоняет голову и целует Норвегию. Горько, жёстко, сильно сминая её губы.       Поцелуй холодный, губы холодные, руки холодные, воздух холодный. А дыхание горячее, обжигающее кожу.       Он отстраняется и долго смотрит Сольвейг в глаза. Тяжёлое, трещащее молчание длится целую минуту.       — Я заберу всё. Твои земли. Твои богатства. Твою гордость. Твоё тело. И твою душу, — твёрдым грудным голосом произносит мужчина. — Ты мне веришь?       Девушка всматривается в его лицо, скользит взглядом по его плотно сомкнутым губам, коротким светлым ресницам и ледяным глазам, которые многих заставляют задыхаться от страха. Многих, но не её.       Норвегия молчит и глубоко дышит. Раз, два, три. Раз, два, три.       — Верю.       Сольвейг уверенно, требовательно впивается в губы Бервальда.       В комнате снова воцарилось молчание. И лишь гудит огонь в камине, да отбивают время часы.       Раз, два, три.       Раз, два, три.