Освобождение

Мы чувствуем себя свободными до тех пор, пока не захотим взлететь, пока не натянется прочная нить, связывающая нас всю жизнь. Идет за годом год, и вот, волоконце превращается в канат толще руки — и его уже не разорвать. Мы сами ищем их не осознано, на уровне инстинктов. Идет за годом год, и прочный канат затягивается на шее, мешая дышать. Разорвать его — развеять по ветру прах прошлого, который мы так трепетно лелеем. Оставить всё, как есть — умереть от забвения, своеобразного удушья души. Как много людей, осознавших это? Как много людей, мечущихся между двух огней? Сигаретный дым поглощает мысли, превращая тяжелую от размышлений голову в воздушный шарик — вот-вот и взлетит к миллиарду ярких ночных огней, больше похожих сейчас на светлячков. Как много я бы отдала, чтобы раствориться в воздухе подобно дыму, чтобы обо мне никто не вспоминал. Я не хочу, чтобы кто-то оплакивал меня — чувство эгоизма умерло во мне давно, но не в душе суть, за её целостность нет причин волноваться, она уже изуродована. Мне просто все равно, что будет завтра. Я ненавижу время, оно, будто в насмешку, отмеряет мой краткий жизненный срок. - Может, все же останешься? - Зачем? – еще одна затяжка, вызывающая головокружение. - Мне будет сложно привыкнуть к твоему отсутствию, — объясняет мужчина, спрятав взгляд. - Ты привыкнешь. - Ты мне нужна. Я замолкаю, не зная, что должна сказать. Наши дороги все равно должны разойтись, это неотвратимо, как приход осени после лета или наступление рассвета после тьмы. И он знает это. - Зачем ты это говоришь? – к сожалению, так и не смогла спрятать нотки горечи в собственном голосе. Мне сложно контролировать себя рядом с ним. - Ты должна знать, что ты не одна, — отвечает он, я вижу отражение звезд в его влажных глазах. — Я тоже хочу знать, что кому-то нужен больше всего на свете, что, просыпаясь, кто-то думает обо мне, ждет моего звонка... - Разрывая нити, мы всегда чувствуем боль, ведь они крепятся к нашим душам, — прерывая его, горько вздыхаю. — Это всё было ошибкой, но я о ней не жалею. Затушив и выбросив сигарету, оборачиваюсь лицом к мужчине, его глаза сейчас кажутся черными, а черты лица искажаются. Я никогда не видела его при дневном свете, как и он меня, но сейчас мне хочется ощутить его кожу под замерзшими пальцами. В чувственном порыве исполняю свое желание, проведя ладошкой по щеке, немного колючей от двухдневной щетины, но мне это нравится. От кончиков пальцев до позвоночника электрическим импульсом проходит возбуждение. - Какого цвета у тебя глаза? – пытаясь отвлечься от собственных чувств, задаю первый пришедший в голову вопрос. С опозданием понимаю, что непослушные пальцы уже зарылись в короткие шелковистые волосы. Отдергиваю руку, будто обжегшись, но мужчина останавливает меня, задерживая руку на своей щеке, нежно потирая пальцы, которые дрожат от желания исследовать тело мужчины дальше. - Зеленые, — отвечает мужчина, а я не могу вспомнить, что же спрашивала. — У меня зеленые глаза. Его голос осип, и я надеюсь, что вызываю в нем те же эмоции, что и он во мне. - Мне нравится зеленый цвет. Там, откуда я родом, вечное лето. Сочная трава щекочет босые ноги — я помню это. - Какого цвета твои глаза? – спрашивает мужчина, свободной рукой касаясь моей талии, но не делает попыток приблизить меня к себе. - Серые, — не понимая, что делаю, будто в бреду, сама тянусь к нему, чувствуя жизненную необходимость быть ближе, чувствовать его тепло. - Там, откуда я родом, всегда идут дожди. Мне нравился запах мокрого асфальта. Каждый раз, чувствуя его, я вспоминаю родной дом. - Я не помню где мой дом, только зеленую траву под ногами, — выдыхаю я в его губы, чувствуя, как напрягается рука мужчины на моей талии, как будто он сдерживает себя от чего-то, так напрягается тело человека, готового прыгнуть с крыши многоэтажки. - Я не знаю твоего имени — отстраняясь, говорит он. Становится вдруг так холодно, будто из меня вырвали внутреннее солнце. - Почему ты остановился? – голос охрип, как после нескольких пачек мороженого, и слова давались тяжело. - Я не хочу, чтобы для тебя это был секс на одну ночь. Ты не заслуживаешь такого отношения к себе. Ты лучше других, ты... - Такая же, как и все — вместо него продолжаю я. - Не нужно возносить оду незнакомому человеку. - Мы знакомы, — возражает он, я слышу раздражение в его голосе. - И как же меня зовут? Мужчина молчит. А мне не хочется прерывать эту тишину. Но вдруг... - Слышишь? – тихо спрашиваю я, прислушиваясь к давно знакомым звукам, — Слышишь тихий звон? - Что это? – так же тихо спрашивает он, склонив голову. - Это душа умершего освобождается от оков — это они звенят, ударяясь об льды Арктики. Если прислушаться, можно услышать радостный смех умершего. - Но смерть — это горе, почему он смеется? - Смерть — это свобода. Всю жизнь мы держим ключ от своих оков и клеток в руках. - Но не только смерть может освободить. - А что же еще? - Человек, с которым тебе легко. - Тебе пора, скоро рассвет, — после длительной паузы говорю я, чувствуя боль расставания. Это была наша последняя ночь вместе, сегодня он уедет, а я останусь здесь одна. - Я вернусь. Обещай дождаться. Вместо ответа киваю головой, хотя не уверена, что смогу исполнить обещание. Спустя два года. Она стояла на крыше многоэтажки, сильно исхудавшая за это время. Кожа стала более бледной, а на голове не было ни единого волоска — химиотерапия сделала свое дело. Она не сможет побороть рак. Так говорят все врачи. Она пыталась найти мужчину, ездила из города в город так далеко, как позволяло здоровье и перерывы между сеансами лечения. Она знала, что времени у нее мало, но не могла поверить в то, что смерть нагрянет неожиданно. Девушка чувствовала себя загнанной в угол мышью. Плакала ночами, пытаясь убедить себя, что смерть дарует ей освобождение. Последняя сигарета. Именно они стали причиной её болезни. Последняя затяжка — последний вдох. Шаг вперед... Он боролся со сном за рулем машины, а рядом спал его брат. Звездное небо напоминало, что где-то там... так далеко и в то же время близко, его ждет девушка. Сколько времени прошло с их последней встречи? Год? Два? Или больше? Интересно, помнит ли она его? Заглушив мотор, он вышел из машины, чтобы полюбоваться звездным небом. Звёзды. Она называла их светлячками. Странно, он до сих пор не знает её имени, не знает, как она выглядит, но память сохранила её хрипловатый тихий голос и холодные пальцы, что касались его разгоряченной кожи. Послышался знакомый смех и звон оков, бьющихся о льды Арктики. Дин знал, что ему некуда больше возвращаться... Он, как сумасшедший, будет искать все сведения о девушке, которую никогда не видел, пытаясь продлить память о ней. Позже он узнает, что её звали Анна, она лечилась в психиатрической лечебнице и не могла вспомнить о себе ничего, кроме зеленной травы, щекочущей босые ноги. Анна была права, говоря, что нити, обрываясь, причиняют нереальную боль, ведь рвут не тела, а души.