Небо

Клэй ненавидел Анимус. От труб, находящихся под прозрачным полом из пуленепробиваемого стекла и серебристого корпуса, до самого незначительного рычажка и самой маленькой лампочки. Потому что Анимус создавал иллюзии. Иллюзии режут, разрывают в клочки сознание, забиваются раскаленными иглами под ногти и шепчут, шепчут, шепчут. Клэй ненавидел созданный этой машиной мир в двоичном коде. Он видел, знал, что все подделка, имитация, что это не нагретый венецианским солнцем камень Дворца Дожей, а натянутая на макет чересчур правдоподобная текстура. Он понимал, что все люди вокруг давным-давно мертвы и знали они не его, а Эцио, тоже давным-давно мертвого. Клэй ненавидел это подвешенное состояние, когда меняются местами, сливаются и рассыпаются настоящее и прошлое; когда, заходя в душевую, Качмарек внезапно обнаруживает себя где-нибудь в Монтериджони во время ливня и только потом, едва не захлебнувшись, под крики и пинки надзирателей, просыпается на залитом водой полу. Чаще всего его приводит в чувство Видик, его круглая брошь под серебро, приколотая к вороту, как правило, первой воспринимается глазом. Иногда приходит гребанный Кросс с его дебильной ухмылкой на глупом лице и бьет носком ботинка под ребра, если вдруг не повезло оказаться на полу. Люси всегда безучастна. Она заложник, говорил Главный Идиот Братства Майлз. Она, мол, жертва, она не может раскрыть себя. Как будто ежедневно не умирают под пулями и в пыточных братья, от которых много больше пользы. Но Клэй знает, о да, знает, что Люси та еще змея, что она идет по собственному кредо и в итоге извернется так, что обе стороны окажутся в дураках. И временами вспыхивающая красным пятном во втором зрении блондинка совсем не располагает к доверию. И он ее ненавидит тоже, потому что она будто соткана из кодов Анимуса – будто не настоящая, подмена, копия под оригинал. Идеальная, но отвратительная в своей идеальности. Как звездное небо ночной Италии пятнадцатого века. Нарисованные закатные облака, влекомые несуществующим ветром, прекрасны как в кодах, так и в активной симуляции. Звездная карта идеально сверена с трудами древних гадателей и завораживает так, что захватывает дух. Вот только Клэй обменял бы эту и все другие вылизанные, идеальные до неправдоподобия имитации – если бы они хоть чего-то стоили – на самое обычное, пусть и затянутое чадом и смогом небо. На настоящее небо. Просто увидеть его, не через окно – через которое все равно ничего не видно кроме высотных зданий – а «в живую», даже если это станет последним, что сделает Клэй Качмарек. Ему уже мало отражений неба, что он видит в глазах своих почти-свободных надсмотрщиков. В голубых глазах Дэниела замерло, разбилось и умерло небо – холодно-стальное, как небо русского Петербурга – и сам Кросс разбился и умер, почти растворился в наркотическом бреду и мертвых голосах. Он запутался и практически невменяем, но Объект Шестнадцать с горькой усмешкой понимает, что не сильно отстает от Объекта Четыре. Взгляд Кросса режет, как дробящаяся реальность прерванной сессии режет сознание, но он не пустой, нет. Там, в постоянно расширенном зрачке живет невероятный безумный гений, такой же, что поселился где-то на подкорке Качмарека. Иногда с Кроссом можно было нормально поговорить и, возможно, если бы не взаимные пикировки и различие сторон, где-нибудь в параллельной реальности, можно было бы даже стать друзьями. Но Кросс слишком похож на Качмарека, чтобы они, как однополярные магниты, отталкивались. И ускорения прибавляло то, что Кросс может видеть небо, хотя куда более опасен для того же профессора. Может, но он не видит – он слишком поглощен охотой и редкими воспоминаниями предков. Вопреки расхожему мнению, противоположности тоже не особо стремятся сблизиться – Люси и Шестнадцатый держат дистанцию. В ее прекрасных, блестящих глазах видна только вода – как ни вглядывайся, кроме своего отражения ничего не увидишь. Люси сама как вода, и в этой воде отражается то же разбитое, мертвое небо. Она запуталась в собственных масках и слишком не хочет стать следующим Объектом для исследований. Люси слишком хорошо знает, что происходит с подопытными. Стиллман неоднократно сама, собственными руками, подмешивала наркотическую дрянь в пищу и питье. Этой дряни, наверняка, ужасно много – Четвертый так и не смог побороть эту привычку. Клэй знает, Люси часто подменяет пищу или сокращает дозу, и кто знает, может, поэтому Качмарек еще может разграничивать Себя и Их. А может, только благодаря препаратам Клэй еще жив, еще выдерживает напряжение, а Люси так медленно и изощренно его убивает. Это незнание не добавляет желания переговорить. Клэй не хочет умирать. Но и та полужизнь, что ведет Кросс, не особенно манит. Шестнадцатый не питает иллюзий на свой счет – он знает что умрет, когда станет бесполезен. Сессии все увеличиваются по времени и напряжению – слишком похоже на последний рывок к финишу. Когда среднее время сеанса в Анимусе достигло шестнадцати часов – ха, символичная цифра – Клэй окончательно потерял грани, на которые ориентировался. Он давно нашел лазейки в кодах и мог сбегать от надзора, оставляя следы собственной кровью на иллюзорных стенах строений. В реальности, где он не Эцио и не безликий Шестнадцатый, а Клэй, тоже есть такая лазейка – она серебрится на острие ручки Стиллман. Из вспоротых вен на запястьях хлещет темная кровь – она остается следом и последней местью для истории в целом и тамплиеров в частности. Шкаф, стены и даже постельное белье – все такое же шероховатое, как в Италии Анимуса, только кожа сдирается и остается вместе с кровью. Он в Форли – что ж, прекрасно, пусть слуги этой рыжей шлюхи скоблят пол! Пол возле Анимуса, под которым не прячутся трубы, сама машина и такой чудесный белый стол… Везде, везде, везде послания кровью! На очередном соборе в честь Святой Марии, на полу в какой-то башне, на Анимусе… Руки немеют, перед глазами плывет. В пуленепробиваемое стекло летит стул Уоррена - стул разлетается, на стекле лишь царапины. А Клэй смеется, смеется, смеется, потому что не сможет увидеть настоящее небо даже сквозь стекло. Из окна видны лишь высотки и белая пустота. Потому он идет к Анимусу и подключается, сотрясаясь от смеха и истекая венозной кровью, ему еще есть что оставить между Белой и Черной комнатами собственной кровью. Если Клэй не может получить настоящее небо, то почему бы не сделать для себя настоящей имитацию? Даже если для этого самому придется стать тенью тени. Пуля в висок от Кросса – отличный старт для не-жизни под не-небом.