Почему?

И в тишине после случившегося не слышно даже их дыхания. Дин понимает, что Кас не думал говорить этого, по крайней мере, он не хотел, чтобы это вышло так внезапно. Он понимает это по тому, как широко от шока и страха распахнуты глаза Каса, и по тому, как трясутся его руки, пока он, медленно выпуская из них лацканы куртки Дина, держит их перед собой, будто не имея представления, что с ними делать. Он делает шаг назад, но совсем небольшой. Хотя Дин больше и не прижат к двери мотеля сжатыми кулаками взбешенного ангела, он не расслабляется даже слегка. Он продолжает прижиматься к ней, жесткий и прямой, как доска. Эта та часть, которой он не понимает. Он понимает ссоры. Он знает их. Он хорош в сражении. Ему никогда не нравилось, когда приходилось ругаться с Касом, во всяком случае, это оставляло его со странным и слегка болезненным ощущением в животе, сопровождавшимся другим в его груди, которое он не собирался оценивать. Но он все еще знает. Он знает, какие слова произнести, чтобы нанести глубочайшую рану, как задавать все возможные неверные вопросы, как говорить, оскалив зубы, и с рычанием, рождающимся в глотке. Но это та часть, что ошеломляет его. Это та часть, о которой он не разрешает себе даже думать. Кас просто смотрит на него со слегка приоткрытым ртом так, будто он собирается сбежать и не может придти в себя, и Дину не следует чувствовать себя, как загнанная в угол жертва, но он все равно ощущает это. Это так много. Это слишком много. Дин не понимает, как он вообще может слышать что-то кроме биения своего сердца в ушах, постоянную дробь в голове, от которой его взгляд затуманивается красным. Он плотно зажмуривается и сжимает губы, не понимая даже, что его рот был открыт. Дин Винчестер не понимает этого. Такого не случается. Эти слова никогда не должны были быть сказаны ему, и они точно не должны были быть сказаны Кастиэлем. Это кощунство. Кажется, это мгновение между ними тянется вечно. Неспособный получить полный контроль над своим телом и столь сильной эмоцией, растущей внутри него, которую Дин не смог бы удержать, даже если бы рискнул попытаться, он делает самую девчачью, глупую, самую постыдную хрень, которую он мог когда либо сделать: он, черт возьми, плачет. Может быть, к этому шло долгое время. А может, это началось несколько минут назад, когда Кас кричал на него, что его жизнь больше, чем все это, спрашивал, есть ли у него предсмертное желание, представлял ли он себе, как важен? Может это началось, когда Дин впервые проснулся раним утром в темноте и сонно потянулся рукой к другому краю кровати к кому-то, кого там не было. Может это началось в тот момент, когда Кас сказал, что Дин заслуживает спасения. Это не важно. Это был длинный путь. И теперь он здесь. И вот, он приклеен к твердому дереву двери, потому что он знает, что если сделает один шаг от нее, то рассыпется на части, и его глаза закрыты, а руки по бокам сжаты в кулаки, и он так старается не дать слезам сбежать, что он даже не утруждается тем, чтобы стереть те две, которые умудрились найти дорогу вниз по его щекам. Люди не говорят такого Дину Винчестеру. Дин Винчестер не понимает такого. - Дин? Он так мягко это говорит. Так незаметно и тихо, и испугано. Кас никогда не должен звучать вот так, никогда. Дин открывает глаза, закрывает их снова и вновь открывает. Все его тело дрожит, а Кас просто стоит перед ним, полностью погруженный в себя. Все пламя их последней ссоры было потушено тремя словами. - Дин? И худшая часть в этом - надежда. В тот момент, когда Кас произнес это, первым, что ощутил Дин, была надежда. Счастье. Его сердце поползло в сторону горла, а душа пела и надеялась "да, да, да, наконец, наконец, наконец", и это заставляет чувствовать себя так, будто все в тысячу раз хуже, потому что Дин Винчестер не понимает такого. Он смотрит прямо на Каса и набирает воздуха в грудь, начиная со вздоха, а заканчивая всхлипом. Это так чертовски жалко, и ему уже стыдно из-за того, как Кас может раздавить его за секунды, но он хотел этого так сильно и тихо и так долго, что это должно было проявиться в любом случае, и он стоит с обнаженной душой перед Касом, а тот смотрит на него со всей любовью и заботой, которую ему мог предложить этот мир. Да да да, наконец наконец наконец, пожалуйста пожалуйста пожалуйста. - Ты не... - начинает он, и это звучит так хрипло, будто эти звуки оторвали он него, и он останавливается. Дин ненавидит быть таким слабым. Он ненавидит каждое мгновение этого чувства. Ненавидит эту змею надежды, которая свернулась в его животе, готовая сожрать его изнутри. Он снова делает вдох. Его немного трясет, как будто он машина, которая никак не заведется. - Нет, - наконец шепчет он, после, кажется, очень долгого перерыва. Кас остается все там же, стоя прямо, но Дину кажется, он видит, как что-то древнее в глазах Каса рушится подчистую. Между ребер Дина написана трагедия, его сердце бьется для Кастиэля, умоляя утешить его, сказать: "Вот, возьми меня, я весь твой, я был твоим с того момента, как впервые увидел тебя". Змея шипит. Еще больше слез льется из глаз Дина горячими полосками. - Что? - скрипнул Кас. Он не понимает. Дин и не ждал, что тот поймет. Но последние слова Дина не могут создать в мозгу связь, которая предоставила бы объяснения. Он качает головой, его нижняя губа дрожит, и он прекрасно понимает, насколько по-детски он сейчас, должно быть, выглядит. Он разрешает себе закрыть глаза еще раз. - Ты не... Кас, - обрывает себя Дин, а затем пробует начать еще раз. - Ты не то имел в виду, - шепчет он. - Ты не понимаешь, что говоришь. Не понимаешь. Он снова столкнулся с тишиной. Дин медленно открывает глаза, боясь того, что он увидит. Его тошнит. Он хочет убежать. Рот Каса открылся, и горечь пронизывает каждую часть его лица. Он тоже качает головой, давясь словами. - Дин... Дин, Дин, Дин. Он знает, как говорить что-то еще? Иногда ему кажется, что нет. - Не надо, - хрипит Дин, умоляя. - Не надо. - Он ощущает соль на губах. Что-то глубоко внутри него ломается, когда он произносит следующие слова. - Не смей говорить мне подобного дерьма, пока ты не имеешь этого в виду на самом деле, Кас. Не смей, черт возьми, говорить этого... Вдруг руки снова оказываются на нем, сильные руки, способные сжать достаточно, чтобы причинить боль. Дин не смотрит на Каса. Пытаясь получить подобие контроля над собой, он внимательно смотрит на пятно на стене за спиной ангела, благодарный за те пару дюймов роста, на которые он выше Каса, что позволяет Дину смотреть над его головой. - Ты думаешь, - злобно начинает Кас, обрывая себя. Он смотрит вниз на свои ботинки и качает головой. - Ты упертый, невероятный человек, - ворчит он. Дин смотрит на пятно на стене. Кас снова поднимает взгляд. - Посмотри на меня, - приказывает он, и Дин, наконец, это делает. В глазах Каса огонь, решительность пронизывает его лицо. Он полон ангельской силы, огромен и всеобъемлющ, и Дин падает, падает, падает, опьяненный его близостью. - Каждое слово, что я говорю тебе, я говорю осознанно. - Говорит Кас так непоколебимо, что повода для спора не остается. В венах Дина взрываются фейерверки от низкого звука этих настойчивых слов. Змея кусает точно в сердце, и это ранит, остро и очень больно, и яд с огромной скоростью распространяется по каждой частичке его тела, меняя каждую молекулу его кровяных клеток тем, что Кас ему дает в эту секунду. Он вдыхает надежду и любовь в свои легкие так глубоко, что становится этими чувствами, и Кас прямо сейчас мог бы с легкостью уничтожить его и не дать ему когда-либо придти в себя, но он не делает этого. Он наклоняется вперед и прижимается своими губами к губам Дина. Это восторг. Это экстаз. Это так, будто их изъяли из их собственных тел, и сладость, исходящая от их губ, и есть душа и благодать, Дин и Кастиэль, Праведник и Падший Ангел. Их физические формы не имеют значения, и Дин позволяет себе проникнуть в саму сущность Каса, почувствовать эту святость так, будто она была частью него самого. Но когда они делят это поцелуем, они такие настоящие, такие реальные. Все так мягко и нежно, начиная с того, как они смотрят друг на друга, до того, как они держат руки на телах друг друга. Дин все еще дрожит и еле-еле может прошептать свой вопрос. - Почему? И Кас лишь берет его лицо в ладони и отвечает. - А как иначе? Дин захватывает рот Каса еще раз, чувствуя то, что он дает своими губами, чувствуя влажность языка, не имея сил поверить, что да, он получил все это, Кас настолько же его, как и он Каса. И у Дина есть все время вселенной, чтобы сказать "Я тоже тебя люблю", но сейчас он просто закрывает глаза и наслаждается каждой секундой этого момента.