***
(Любовь — это… Они подшучивают довольно часто. Маленькие насмешки тут и там, которые заканчиваются либо смеющимся Шиньей и хмурым Гленом, либо надутым Шиньей и ухмыляющимся Гленом. Это признанная часть их отношений: бесконечное дразнение и шутки Шиньи, резкие возражения Глена, которые варьируются от сарказма до болезненного удара локтем под ребра. Это было время, когда они только начали приходить в себя после ее смерти, и тогда эти шутливые высмеивания стали чем-то большим. Чем-то более резким, более запутанным, более ранящим. Это необычно, и даже очень, потому что Шинья спокойный и тихий, но с такими вещами даже ему нелегко справляться. Он просто не может, когда видит Глена, напоминающего, что он может проносить лишь разрушение на своем пути. Есть холодная жестокость в голосе Глена, когда он говорит ему держаться подальше от его дел, и это подняло метель внутри него, потому что это первый раз, когда слова звучали так настойчиво, как будто Глен выделял каждый отдельный слог. Но они вернулись к тому, с чего начали. Шинья был более чем счастлив, когда это случилось, потому что он был обеспокоен, очень обеспокоен, что это будет концом, концом того времени, когда Глен позволяет ему оставаться на его стороне. Но уже на следующее утро Глен ругает Шинью за опоздание в указанном месте, и они начинают свою миссию, занимая заранее обговоренные позиции. Нет и извинений, и Шинья думает, что Глен не считал это поводом к расколу между ними или это его просто не заботило в достаточной степени. Он же сам решает, что уже слишком поздно, и это заставляет его чувствовать себя лучше. Миссия начинается, и они синхронно спрыгивают вниз. Шинья чувствует улыбку, расцветающую на губах, его сердце бьется с упоением. Такой трепет он чувствует только тогда, когда сражается бок о бок с Гленом, и никогда в любой другой ситуации. Нет, только Глен может довести его до нервной дрожи. Его глаза издалека замечают Глена мгновенно, и он удивляется, как он может сосредотачивать свое внимание на битве вместо того, чтобы быть загипнотизированный движениями Глена во время сражения. Ловкий и величавый, уверенный в своей силе. Миссия заканчивается победой, но не без повреждений. Без повреждений бывает редко. Где-то на протяжении всего боя вампиру удается ударить по Глену: удар всего один, но он достаточно сильный, чтобы вывихнуть плечо. Саюри уже рядом с ним, когда Шинья достигает его, а сердце колотится, пока он сохраняет свое спокойное поведение. Глен стоит на коленях, меч в ножнах, а рука переместилась на поврежденное плечо. Это страшно, считает он, каждый раз, когда видит его боль. Он знает, это несерьезно, все может быть исправлено силой демона, но он должен спросить, чтобы скрыть свое беспокойство за улыбкой: — Ты в порядке, Глен? — спрашивает он, смягчая голос. Глен закатывает глаза из-за суеты Саюри и беспокойства Шиньи, и он не в состоянии скрыть в своем голосе издевки: — Ты думаешь, что-то вроде этого может навредить мне? — Нет, — отвечает Шинья с легкой улыбкой, чувствуя себя более уверенно, когда видит его обычную грубость. Значит, он действительно в порядке, хотя Шинья уверен, что он должен чувствовать некоторую боль. Вывих — довольно неприятная вещь, Шинья знает это по своему опыту. Тем не менее, Глен с легкостью встает, что делает улыбку Шиньи еще шире. «Хорошая работа, рыцарь». Он ликует, размышляя о безупречной миссии, но вместо этого кидает издевку в ответ, пока Глен ухмыляется и просто проходит мимо него, наблюдая краями фиолетовых глаз и дразня его тем же плавным изгибом губ. — Хорошо, что ты знаешь, кто тут начальник. Его сердцебиение, кажется, усилилось, и жар появился на лице после этих слов, которые звучали почти очаровательно в своем преднамеренном высокомерии, и подполковник толкает его своим плечом, когда проходит мимо. Он игнорирует этот жест, чтобы успокоить дыхание и ответить издевательским замечанием о том, что Глен настолько неопытен и не знает чье звание выше, а затем все возвращается на свои круги. Он игнорирует свои чувства, потому что так безопаснее и легче. Потому что этой близости, установившейся сейчас между ними, достаточно, он решил это для себя, даже если сердце будет кричать о другом. … дружба, пойманная пламенем страсти.)***
(Любовь — это… Он знает, что есть вещи, которые он не видит, просто не позволяет себе их видеть. Знает о вещах, которые Глен ему не показывает, и, возможно, никогда не покажет. Знает, что всегда будет находиться на безопасной дистанции, за стеной сомнений, печали и неизвестности, разделяющих его и того человека, который пришел, чтобы стать для него важнее собственного существования. Действительно, первый. Он знает, что за героем их армии, за маской приемного отца лежит призрачный сад коварных намерений. Он знает, знает даже больше. Но для него, жившего в тюрьме опустошенности так долго и увидевшего этого человека, — в то время еще мальчика, мальчика, который будет светить так ярко, даже если небеса отбросят его свет, — он стал самим воплощением добра в его одинокой жизни. Теперь он еще может попробовать разрушить свой путь, что до невозможности похож на высокую стену клетки, до тех пор пока он не достигнет небольшого окна на ее вершине, даже чувствуя грязь, разъедающую его расцарапанные пальцы, которые кровоточили. Тем не менее, здесь была его надежда, придававшая ему сил. За маской вполне может скрываться трюк фокусника, который может оставить толпу в страхе от этого великолепия и может бросить искру волшебства в другую, серую жизнь. Маска может также скрыть разбитость, скрыть уродливые шрамы, оставленные клинками отчаяния, которые могут быть исцелены, лишь сняв эту оболочку. Поэтому Шинья не сожалеет, не сомневается. Потому что он находится рядом с Гленом, даже если часто должен упираться на высокий барьер между ними, повышать голос, чтобы быть услышанным. Даже если Глен не сделает попытку разрушить этот барьер, а он погрузит себя в еще больший мрак. Но Шинья все равно будет тянуться, все равно будет карабкаться, хвататься и пытаться, будет по-прежнему оставаться верным его стороне, независимо от количества опасности, которую это принесет. Потому что иногда он видит во взгляде Глена следы печали, страха и неизвестности. Иногда он слышит его, слышит крики, он не выпускает свою злость и не против его плеча. Чувствуется, что больше кого-либо еще Глен сомневается, боится сам. И ради этих моментов, и ради других Шинья продолжает оставаться здесь. … принять другого таким, какой он есть.)***
(Любовь — это… Вокруг него пламя, горящее так ярко, как глаза вампира, и низвергающее величественные стены, затем превращая их в пепел. Пламя поглотило крики солдат, так отчаянно хватающихся за победу кончиками своих пальцев, стремясь к ней. Пламя внутри него, побуждающее его игнорировать покалывание и онемение тела от истощения, толкающее вперед и не дающее прекратить, отказываясь остановиться. Он не прекратит сражаться, пока небеса не решат, что его время пришло, или он не увидит его, не увидит Глена, и только тогда он позволит себе отдохнуть. Поэтому он продолжает. Стрелять, резать, убивать. Принести победу, доставить Глена и остальных домой в безопасности. Он должен, несмотря ни на что. Слишком много напряжения, с которым его тело может не справиться. Его колени сгибаются, и он сваливается на запятнанный мраморный пол где-то внутри падающего замка Сангвинема. Слезы почти сбегают с его лица, когда он понимает, что он уже без сил, и просит Бьяккомару дать ему еще одну возможность. Вокруг него так много хаоса, и он так одинок. — Ты дурак, — его демон огрызается из-за отвращения. — Как думаешь, сколько ты можешь продержаться, едва избегая смертельных ударов?! Ты ждешь от меня большей силы, когда я и так пытаюсь прикрыть тебя?! Он стиснул зубы. Он игнорирует слова демона, пытаясь снова. Снова. Снова. Он терпит неудачу. Его тело слишком повреждено сейчас. Он не может идти дальше. На мгновение, он задается вопросом: что если он умрет? Но этого не будет, он знает об этом, потому что видит знакомую, несущеюся к нему фигуру с чем-то вроде алого плаща за спиной, она опускается на колени, чтобы положить руки ему на плечи. — Шинья-сан, — говорит Мито настойчиво, запыхавшись от адреналина. — Вы в порядке? — Ее тонкое лицо было в синяках, волосы распущены, из виска текла тонкая струйка крови, но несмотря на их потрепанные фигуры, теперь Шинья был уверен. Они побеждают. Но Шинья не может заставить думать себя в этом направлении. Еще нет, нет, пока… Он немного легкомыслен сейчас, но заставляет себя сосредоточить внимание. — Глен… — говорит он, губы немного дрожат, когда он слышит хрипоту собственного голоса. — Где Глен? Нотки мольбы проскальзывают в его голосе, словно он умоляет, не говоря ни слова. Пожалуйста, скажи, что он все еще здесь. Он отваживается посмотреть в глаза Мито, боясь увидеть их опущенными от горя. Но эти лиловые глаза так же нежны, как и ее улыбка. Она открывает рот, и Шинья уже чувствует тяжесть облегчения, распространяющейся в груди, но внезапно она закрывает его. Ее глаза кажутся ярче тогда. — Смотри. Она указывает слева от него. Шинья следует за ее взглядом и видит его. Он видит его. Он видит Глена и бежит к нему навстречу, пока Йоичи и Шиноа внимательно за ним наблюдают, но Шинья не в состоянии сосредоточиться на чем-то, кроме него. Глен в порядке. Глен свободен. Глен в безопасности. И это чувство восторга, вперемежку с психическим и физическим истощением, которое его больше не волновало, довело его до безрассудства и заставило броситься к Глену, забывая о том, что он стоит на коленях, цепляясь за него с отчаянием, потеряв столько сил. В следующую секунду его тело заключено в тепло, потому что руки Глена укутывают его, держа его близко в объятиях, а его слезы обильно падают с тихим всхлипом. — Плакса, — Глен упрекает его, но голос мягкий и нежный, а он сам с улыбкой прижимается к макушке. Шинья не отвечает, хотя хотел бы, но слишком устал. Потом он затихает, опустив голову на плечо Глена, молча улыбаясь Шиноа и Йоичи, когда они смотрят на него с облегчением. Он счастлив, ведь они выжили, слишком счастлив. Он приветствует приближающуюся дремоту, когда встречается с ней, закрывает глаза и выключает разум. Он чувствует, как губы целуют его голову, прежде чем он отключится. … найти дом в ком-то.)***
(Любовь — это… Глен вспыхивает страстью как никогда. Он был тем, кто доводил его до соперничества, кто заинтересовал его своим искусством убивать вампиров, кто познакомил его с понятием дружбы, страдания, самоотверженности и любви. Он был тем, кто очаровал его чарами, которые чувствовались в самой сущности Шиньи, заставляя его желать, испытывать вожделение и хотеть. И этой ночью так же, как и в первый раз, он чувствует, как его соблазняют и снова возбуждают. Руки Глена касаются его, и они неуклюжи от потребности и грубого желания, а Шинья задыхается. Он едва слышит звук срываемых с его рубашки пуговиц, закрывая глаза, когда к его торсу прижимается торс его возлюбленного. Их поцелуи беспорядочные, глубокие и, возможно, немного болезненные, но он не возражает. Он стонет, чувствуя на себе грубость этих рук, когда они раздевают его полностью, а потом разгуливают по телу, сжимая его бедра, когда он опускается на кровать. В эту ночь Глен знакомит его с новым видом страсти, и это отличается от того, что он чувствовал ранее. Удовольствие, так много удовольствия, и оно везде. В его губах, когда Глен целует его, на его шее, когда Глен кусает его там. Внутри него, и это особенное ощущение заставляет его издавать такие звуки, о которых он и не подозревал. И среди экстаза, тепла и плотской жадности Глен сплетает их пальцы и держит его за руку, встречаясь с его глазами и топя в своем взгляде, пока шепчет слова, от которых хочется плакать. Плакать, потому что это счастье, это было все, чего он хотел, и он не мог желать большего. …когда твое сердце замирает, однажды оступившись и став целым.)