Знаешь, мальчик...

Знаешь, я мог бы простить тебе многое, мальчик. Ты убивал, обманывал, манипулировал людьми, чтобы получить силу и стать Альфой в собственной стае. Я это даже одобряю. Ты пытался наложить свои лапы на силу Скотта МакКолла. Что же, он был и моей целью, но, признаю, ты постарался на славу. Что? Ты спрашиваешь, почему я хочу уничтожить тебя, мальчик? Все просто. Знаешь ли ты, что связывает самую сильную банши этого города и меня? Мертвеца, что был воскрешен не столько силой, что теплилась в моем племяннике, сколько ее желанием вернуть меня с того света и навсегда избавиться от моего влияния? Не знаешь… Конечно, откуда тебе знать. Как ты – презренный гибрид – мог понять древние нерушимые законы? Законы, что существуют тысячи лет и продолжат существовать до скончания времен – сколько бы раз вы не пытались изменить мироздание… Это не важно. Есть законы, которые не поменять. Какие? Ты знаешь, мальчик. Знаешь. Законы жизни. Законы смерти. Они неизменны. Но и в них можно найти лазейку – маленькую, совсем крохотную, но достаточную, чтобы одна упорная душа смогла вернуться с того света. А вот зацепиться тут сложней. Видишь ли, мир стремится к равновесию. Он всегда приходит к одному ему понятному балансу. А по мнению мироздания, мертвецы должны быть мертвы. Но есть две возможности – проводник и сила. Вернувшийся должен получить достаточную силу, чтобы мироздание не стерло его, не уничтожило, восстанавливая баланс. Я пытался получить силу. Я не смог. МакКолл оказался силен. Даже не тем, что он – Истинный Альфа. Конечно, и в этом его сила, но больше… Люди, что его окружают. И нелюди. Его стая. Его, практически, семья. Это – сила, с которой приходится считаться. Сила, которой нет у меня. Сила, которую слишком трудно побороть. Знаешь, мальчик, ты поступил правильно – попытался разрушить эту семью. У тебя почти получилось. Не до конца. Почти. И по твоему взгляду я могу предположить, что ты понял, почему находишься здесь. Да, именно. Вторая возможность. То единственное, что все еще держит меня в этом мире, позволяет жить, не пускает за Грань. Та, единственная. Теперь у Лидии Мартин есть еще один шрам – на животе, там, там, где ее ранила химера-канима. Но шрамы от моих когтей никуда не делись. Они все еще там, на светлой коже. Они все еще держат меня в этом мире, привязав к жизни одной маленькой банши, которая лезет в самый эпицентр опасности. Я бы защитил ее. Спас бы от всего и всех, но мне не дали этой возможности, заперев в психиатрической клинике. Спасибо твоим хозяевам, мальчик. Я сбежал. И пытался восстановиться, снова учился дышать, а не задыхаться, чувствуя вкус пепла на языке. А ты попытался уничтожить мой проводник. Что же, мальчик, ты сам виноват. Пусть Лидия Мартин считает меня монстром, пусть встречается с этим адским псом. Пусть. Но она должна жить – мне ведь нужно за что-то цепляться. Забавно, что при смерти химер их сила переходит к убийце. Это, видимо, должно восстановить тот самый баланс, который нарушили твои хозяева, когда создали тебя. Впрочем, ты меня не слышишь. Ты уже умер, мальчик? Прости. Интересно, в городе еще остались химеры или нет?