"Четыре ноль ноль".

- Ты играешь на фортепиано, - это было скорее утверждение, нежели вопрос. ЧиЕн догадался, только взглянув на его руки. Широкие ладони с длинными, крепкими, чуть узловатыми пальцами. Такие руки не могли не играть. Заставлять их делать какую-то грязную и грубую работу, вместо музыки, было бы самым ужасным грехом. "Этими руками он ласкает чужие тела". Эта мысль в голове ЧиЕна была неожиданной и стремительной. Он почувствовал, как губы чуть дернулись в ухмылке, - сегодня эти руки будут гладить его тело, - а потом, как ухмылка стала немного злобной, - кроме него, он трогал много чужих, касался сотни других людей, оглаживал не его кожу. Странные и спорные чувства поселились где-то под ребрами, пока не ухая вниз, чтобы испариться, но и не поднимаясь, чтобы стать сильнее и устойчивее. ЧиЕн откинул мысли о них в сторону. - Сыграй, - он кивнул на стоящее в углу пианино, на котором играл сам. Правда, очень редко. Это было единственным, последним воспоминанием, которое осталось, как не сглаживаемая надпись в потертом блокноте, что когда-то у него, GD, была настоящая, полная красок и чувств жизнь. К слову, он никогда не давал никому к нему прикоснуться, а тут с такой легкостью отдал это право незнакомцу. - Как тебя зовут? - ЧиЕн чуть сполз вниз по спинке глубокого кресла, откидывая голову назад и прикрывая глаза. Тонкая фигура, освещаемая только лунным светом, казалась еще более хрупкой, чем была на самом деле. Когда мужчина, стоявший до этого перед ним, сел на скамейку у инструмента, поднял крышку и окинул взглядом выбеленные клавиши, по комнате раздался низкий, с прокуренной хрипотцой голос: - Топ, - он не поздоровался, когда вошел. Он не попросил разрешения войти, не поклонился в знаке почтения, чтобы показать свое воспитание. Ему это было незачем. Дорогая шлюха для богатеньких знаменитостей, жаждущих сильных мужских рук на одну ночь, в этом не нуждалась. Его заказали на очередной вечер, он выполнит свою работу и исчезнет для этого человека навсегда. Одно из условий "контракта". - Я знаю. Имя. - В таком случае, ты должен знать и условия. ЧиЕн ненавидел, когда ему отказывают. Когда кто-то делал что-то не так, как он хотел. Слишком испортился за годы славы и всеобщего признания, за отсутствие семьи и родных, за годы одиночества и безразличия к нему настоящему, за годы интереса к красивой оболочке. Но он знал о Топе. О Топе знала почти вся страна, но все молчали. Он не называет своего имени. Он не проводит с одним клиентом больше одной ночи. Он не снимает одежды на людях, и, видимо, совершенное тело, можно увидеть только один на один, при "заказе". Он одиночка, и исчезает ровно в четыре часа утра, больше никогда не возвращаясь назад. И он не делает исключений. Поэтому ЧиЕн смыкает губы в тонкую полосу, незаметно кивает и поднимает со стеклянного низкого столика бокал. Он дожидается, пока с тихим шорохом Топ снимает пиджак, аккуратно вешая его на спинку недалеко стоящего стула, расстегивает пуговицы на рукавах рубашки, закатывая до локтя, приглаживает волосы на виске широкой ладонью и касается клавиш. Только потом ЧиЕн делает короткий глоток красного сухого вина, убирает единственный в комнате бокал обратно на столик и судорожным вздохом ныряет в звуки. В эту совершенную музыку, которая плывет прямо в его грудь из-под пальцев Топа. Плывет неторопливой, густой, теплой волной, цвета крови, и заполняет собой до краев. Мелодия не торопится, убаюкивает, укутывает собой. Подхватывает полумесяцем, как колыбель. В комнате темно: ни одного торшера, ни одной свечи не горит, и только из открытого окна падает лунный свет. Звуки камнем приятно давят на грудь, и ЧиЕн не замечает, как мелодия прерывается плавным перезвоном. Только спустя несколько минут он открывает потемневшие, чуть блестящие чайные глаза и смотрит на обернувшегося к нему мужчину. Топ едва усмехается краешком губ, но все видно по его глазам, с легким шорохом поднимается на ноги и в два шага оказывается возле ЧиЕна. Подает руку - и он повинуется, как марионетка повинуется своему кукловоду, вкладывает пальцы в чужую ладонь. Что с ним? Почему он сегодня такой? Где тот самый GD, которым он поклялся остаться навсегда без права возврата в болезненно нежное прошлое? За что он снова окунается во все эти чувства? Топ немного резко поднимает ЧиЕна на ноги, крутит, как в танце вокруг его оси, и притягивает к себе. Он выше почти на голову, поэтому приходится чуть наклониться, чтобы достать губами тонкой шеи, уже не прикрытой накрахмаленным воротником. Сильная рука сжимает тонкую талию, а другая - прохладную ладонь. Кадык на светлой шее ЧиЕна немного судорожно дергается на выдохе. Сухие пухлые губы размыкаются, голова дергается назад, и налаченная, но все еще подвижная копна, спадая со лба, открывает обзор. Топ ведет языком от края ключиц до мочки уха, тихо, с чувством шепчет: - ЧиЕн-а.. - Не зови меня по имени, - так же негромко, почти умоляюще отвечает ему ЧиЕн, даже понимая, что никто слушать его не будет. Топ играет, как и всегда, это он тоже понимает, но продолжает верить этому вкрадчиво-чувственному голосу, от которого мурашки стаями бегают по рукам и спине. Он будет верить до самого конца, даже если сам того не хочет. - ЧиЕн-а, - как в издевке, шепот не прекращается, а лишь становится отчетливее. Топ с легкостью расстегивает пуговицы, продолжая свободной рукой обнимать чужую талию, потом отодвигает край ткани в сторону, оголяя плечо, и обжигает тонкую, нежную кожу укусом. ЧиЕн тихо вскрикивает, укладывая ладони на крепкую спину и царапая сквозь рубашку. Так ему нравится больше. В ответ укус не зализывают, а ставят у основания шеи еще один. Еще больнее, и от того еще желаннее. Но своеобразная ласка заканчивается в миг. Топ поднимает легкое тело на руки и несет в спальню, чувствуя, что оно не вырывается, смиренно обнимая руками за шею. Когда ЧиЕн оказывается на кровати, он стягивает с него брюки вместе с бельем, медленно, словно дразня расстегивает все пуговицы на своей рубашке и так же снимает ее с плеч, отбрасывая в сторону. Следом за рубашкой, он вынимает из брюк пояс, снимает с запястья часы, укладывает на резную тумбочку у кровати, прямо рядом с пачкой презервативов и баночкой смазки. Он видит, как ЧиЕн начинает дышать чаще, как наливается кровью его пах, и от этого действует еще плавней. Он знает, что его не поторопят, - таковы условия, и при их нарушении он без сожаления уйдет. А это будет совсем печальным исходом. Топ расстегивает пуговицу, а затем молнию на брюках. ЧиЕн уже готов к тому, что его будут дразнить дальше, не давая никакой, хоть мимолетной разрядки прикосновением, как мужчина подается вперед и кладет ладони ему на бедра. Ведет вниз, под колени, поднимая одну ногу и закидывая ее себе на плечо. Оглаживая аккуратную, идеальную, почти женскую голень пальцами, Топ поворачивает голову, не отводя взгляда от восторженно-возбужденного чиенового, и целует косточку у стопы. Чуть лижет ее кончиком языка, слегка прикусывает, а после продолжает прокладывать короткими поцелуями влажную дорожку до колена, другой рукой гладя вторую, согнутую в колене и отведенную до предела в сторону ногу. У ЧиЕна перехватывает дыхание. Еще никто ничего подобного для него не делал. Мало того, что он и спал с мужчинами всего несколько раз, так все было грубо и чаще до грязного быстро. Животное, минутное удовольствие и ничего более. А сейчас у него захватывало дух. Он смотрел на лицо этого совершенного мужчины, как он гладит и целует его гладкие, стройные ноги, и ему казалось, что в этот момент Топ принадлежал только ему. Хотя на самом деле, это ЧиЕн отдавался в его власть. Топ опускает чиенову ногу со своего плеча, отводит в сторону, открывая его перед собой. Удерживает ладони на дрожащих коленях, поглаживая большими пальцами и не давая свести вместе. ЧиЕн лежит перед ним совершенно беззащитный, в распахнутой, соскользнувшей с плеч, но оставшейся на руках, смятой рубашке. Он облизывает губы, тяжело дышит и иногда едва заметно вздрагивает всем телом. Он возбужден едва не до предела, а взгляд, скользящий по его фигуре, кажется ему настолько цепким и материальным, что он мог бы снять его с себя, словно очередное кольцо с пальца, будь в нем хоть немного сил. Плавно скользнув пальцами по внутренней стороне бедра, Топ забирается на постель окончательно, становясь на колени и опуская корпус вниз. Когда теплые влажные губы прикладываются в нескольких сантиметрах от паха, а чуть шершавая рука поглаживает внешнюю сторону бедра, ЧиЕн не выдерживает: - Т-топ, не.. дразни меня, - он не просит в голос, а только чуть постанывает. И Топ насмешливо вздергивает уголки губ, когда после очередного касания языком и легкого полуукуса, ЧиЕн едва не скулит: - Пожалуйста... - Нет, - почему-то именно сейчас ему доставляет удовольствие ласкать это тонкое бледное тело. Он ведь только начал, а ЧиЕн уже не желает терпеть. Видимо, еще никто не показывал ему настоящего наслаждения, раз он столь неразборчив в ласках, мелькает мысль, чуть удивляя Топа, но тут же сметаясь, разрешая хозяину продолжать упиваться этой сладкой пыткой для двоих. Даже расстегнутые, брюки уже жмут и ему тоже. Топ слегка нажимает на колено, заставляя разогнуть одну ногу, скользит языком по бедру, проходясь в миллиметре от стоящего, сочащегося блестящей смазкой члена, останавливается на выпирающей бедренной косточке. Он чувствует, как под кожей бьется и трепещет жилка, и в какой-то момент он хочет вонзить в нее зубы, чтобы кровь тонкими алым струйками покатилась по молочно-бледному животу. Извращенное желание, но он в какой-то мере удовлетворяет его, когда дарит ЧиЕну очередной укус. Легкий, оставляющий после себя едва розовеющий след. Он ведь не хочет навредить этому хрупкому существу, сломать или запятнать чистую, пока еще не испорченную кожу? Топ целует впадинку пупка, оставляет яркий засос под ним и тут же вылизывает, словно прося прощения. Иногда ему едва не срывает крышу. Это было всего два раза, и те давно, но сейчас он чувствует, что это безумное состояние снова возвращается к нему. Ему хочется почувствовать себя не вещью на одну ночь, которая смогла показать себя и еще кое-что сделать так, как самой хотелось. И тогда он позволяет себе такую чувственность и ласку с партнером, что потом долго еще страдает в полнейшем одиночестве. Он сам иногда верит своей игре. И это его убивает. А сейчас его уничтожает ЧиЕн. Маленький и тонкий, возбужденный, разгоряченный, податливый. Им хочется наслаждаться снова и снова, хотя Топ ясно понимает, что еще почти ничего не сделал. - Т-топ, - жалобно тянет, когда язык проходится вверх по ребрам. Топ медленно моргает, на пару мгновений жмурясь и замирая, чтобы отогнать наваждение, что выходит вполне успешно, и обхватывает губами сосок. Ладонью он гладит талию, пальцами другой руки проводит по линии челюсти, находя подбородок. У ЧиЕна срывает последние тормоза. Он почти на грани, висит на волоске, чтобы потеряться в ощущениях. Ему кажется, что Топ исцеловал каждый участок его кожи, каждую впадинку и ложбинку, каждую клеточку, каждый миллиметр. А ведь он еще ни разу не коснулся его члена, не сделал ничего из этого, лишь ласкал губами и широкими, чуть шершавыми ладонями. Это конец, кажется ему. Он больше никому не сможет открыться, он больше ни с кем не сможет чувствовать. Он больше никогда и ни с кем не будет спать, даже просто в одной постели. В мимолетную секунду просветления, ему думается, что Топ очень печальный и нежный в реальной жизни. Что он такой же одинокий, как сам ЧиЕн. Что будь они вдвоем, то, может, смогли бы выкарабкаться из этого существования-меланхолии. Но эта мысль быстро сходит на нет, когда ЧиЕн решает, что во всем виноват момент. Что каждый так думает, находясь рядом с таким совершенством. Наигравшись с сосками, заставив их затвердеть и покраснеть, Топ поднимает голову, ведет по все еще сухим пухлым чиеновым губам большим пальцем, после проскальзывая в рот, нажимая на губу, скользя за щеку и чуть оттягивая ее. На дрожащих руках, ЧиЕн кое-как поднимается, и Топ, заинтересованный внезапным действием, послушно подается назад. Еще никто не проявлял подобной настолько хрупкой инициативы. Каждый, с кем он был до этого, желал лишь получить свою порцию грязного удовольствия. ЧиЕн ослабевшей рукой толкает Топа в плечо, заставляя сесть на колени и развести ноги, чтобы не упасть. Скидывает с себя мешающую рубашку, тянется за баночкой со смазкой и откупоривает крышку, бросая где-то рядом на кровати, у него дрожат руки от возбуждения и делает он все немного спешно и суетливо, что вызывает еще больше любопытства у Топа. Он заметно усмехается, но тут же закусывает нижнюю губу, когда ЧиЕн становится на четвереньки лицом к нему, опускается на локтях и, достав из-под резинки трусов стоящий член, обхватывает головку губами. Если быть предельно честным, то минет он делает впервые. Это и назвать так с трудом можно, но он старается. Топ доставил ему столько удовольствия одними только поцелуями-укусами, что он готов заплатить вдвое, втрое больше за эту ночь, но пока он хочет только попытаться отдать хоть толику тех ощущений ему. ЧиЕн посасывает головку, подключая язык, одной рукой опускает брюки и белье Топа насколько можно ниже, а после обхватывает тонкими пальцами его член у основания, помогая себе. Он размыкает губы, заглатывая глубже, вбирая наполовину, прижимая язык к нижнему небу, и Топ заворожено смотрит, как оттопыривается чиенова щека, как слабые очертания его члена проступают сквозь тонкую стенку. Ему уже делали минет, и не раз, но в этот раз все иначе, как-то совершенно по-другому. И пока Топ занят созерцанием этой воистину волшебной для него картины, сдерживая хриплые полустоны, рвущиеся из груди, ЧиЕн, опираясь о другую руку, окунул пальцы одной в бесцветную смазку и, прогнувшись в спине, приставил к своему входу, сразу же проскальзывая двумя внутрь. Слегка болезненный стон пропал еще где-то в горле, он продолжал сосать, усердно втягивая щеки и помогая себе языком, а руками разрабатывать проход. Это было что-то с чем-то. У Топа кружилась голова от ощущений, мыслей, мимолетных фантазий. Наверное, он хотел бы остаться с ЧиЕном еще много-много ночей, но он никогда не уступит своим принципам. На часах половина третьего ночи, и у них осталось всего полтора часа на... сказку. Топ подается чуть вперед, находя где-то рядом на кровати баночку со смазкой, зачерпывает немного и, заставляя ЧиЕна выпустить пульсирующий член изо рта, поднимает и подтягивает ближе, усаживая на колени. Когда он обхватывает его талию ногами, Топ сменяет пальцы ЧиЕна своими, с легкостью проскальзывая внутрь, и уже через несколько движений добавляет третий палец. - Мм, сильнее.. Глубже, Топ, я прошу, - тонкое тело в его руках вздрагивает, а жалобный скулеж вырывается куда-то в основание шеи, но он сдерживает и себя, и ЧиЕна, останавливаясь только тогда, когда в разработанную дырочку входят уже четыре пальца. Топ опускает ЧиЕна на спину, подкладывает подушку ему под поясницу, подтягивая за бедра ближе к себе, и входит одним медленным, но мощным толчком, замирая, когда второго едва не подбрасывает над постелью. Он с первого раза попал по нужной точке. ЧиЕну кажется, что он кончит прямо сейчас, только почувствовав горячую плоть внутри себя, но возбуждение и желание тугим комком все еще связано внизу живота, не давая разрядиться. Кажется, что с каждым неспешным движением его разрывает изнутри, от накатывающих волн удовольствия. Топ держит его за талию, впиваясь пальцами в бока, и ЧиЕн может поклясться, что завтра там останутся синяки. - О, Господи.. Черт, черт, черт. Быстрее, умоляю, быстрее, - ЧиЕн ерзает, подаваясь навстречу, не в силах больше терпеть. Он мечется, кусает губы и мотает головой, растрепывая розовую пышную копну. Эта просьба стала последней каплей. Топ наваливается сверху, упирая руки по обе стороны от чиеновой головы, и набирает темп, как только тонкие лодыжки скрещиваются у него за спиной. - ЧиЕн, - в какой-то момент, Топ подкатывает глаза в удовольствии, прикрывая веки, не отдавая себе отчет в действиях и словах. Он толкается все быстрее и сильнее, перемещает одну руку на спинку кровати, удерживая себя, чтобы не упасть сверху, другой обхватывает член ЧиЕна, попадая в такт движениям бедрами. Кровать под ними скрипит, но отчего-то в этом звуке нет ни грамма пошлости. ЧиЕн приоткрывает глаза, слыша собственные громкие, скулящие стоны фоном, смотрит на несколько темных прядей, выбившихся из идеальной топовой укладки. Смотрит на капельки пота, блестящие над верхней губой, на лбу и висках, на тени, отбрасываемые длинными ресницами в предрассветных сумерках. И это становится последней каплей. ЧиЕн зажмуривается, когда с громким криком кончает себе на живот, пятками прижимая Топа ближе к себе, и сжимает его член внутри. - ТОП! - он чувствует, как тугая струя спермы выстреливает прямо в него, а после оглушительно сильная волна оргазма накрывает его, от кончиков пальцев на ногах, до корней волос. Он конвульсивно вздрагивает еще несколько секунд, пока не обмякает, и слух, наконец, не возвращается к нему. Краем уха он слышал, как вырвался животный рык из горла Топа. Как он до хруста сжал пальцы на спинке кровати, как с силой вжался в него. Чувствовал, как усилием воли, он заставил себя не свалиться рядом. Переплетения их сбитых, судорожных вдохов и выдохов сейчас кажутся ЧиЕну самой лучшей песней, самой лучшей симфонией, самой правильной колыбельной. ЧиЕн обмякает, прикрывая глаза и выравнивая дыхание. Топ выходит из него, но кровать рядом не пружинится, он идет в душ, негромко ступая босыми пятками по полу, собирая по пути свои вещи. ЧиЕн знал, что все так и закончится, но отчего-то на языке чувствуется горечь, а в уголках глаз непрошеная влага. Когда Топ возвращается из ванной, ЧиЕн уже спит, повернувшись на бок, а по щеке его тянется подсохшая соленая полоса. Он уже никогда не узнает, что Топ изменит своим принципам дважды за эту ночь. И это лучше для него самого. Он накидывает на ЧиЕна край простыни, склоняется, касаясь в почти невесомом поцелуе, так и не тронутых за ночь губ, а после перемещается к аккуратному уху. - СынХен. Меня зовут Чхве СынХен. Когда в квартире хлопает входная дверь, на часах высвечивается ровно четыре ноль ноль.