Часть 1
11 ноября 2015 г. в 23:51
— А выбор у меня есть?
Минг напряженно, лицемерно улыбается, и улыбка Бекки в этот момент ещё менее искренняя, однако же выглядит гораздо более правдоподобной.
Минг даже почти завидно: самой ей до этого ещё идти и идти, а Бекки… Она и так совершенна. И здорово пугает.
— Не будь дурочкой, конечно есть.
Выбора нет.
Вообще.
Никакого.
«Она не для тебя, не будь дурочкой, Минг».
Бекки… её просто слишком — в этой школе, в этих коридорах, в этом городе.
Несносной и всезнающей Бекки было чересчур — неправильно, ненормально — много в её жизни.
Минг думает, что это по-настоящему ужасно: чертовой, хитрой и насквозь лживой Бекки внезапно стало до глупого много в её жизни, и Минг боится.
Боится, восхищается, удивляется, ненавидит и…
Любит.
Любит той частью своего сердца или мозга, которая попросту не может любить и совсем за влюбленность не отвечает. Потому любить кого-то так, как Минг любит Бекки — ненормально и невозможно.
Просто офигительно неправильно, и от этого Минг чувствует себя очень глупо и до одурения неправильно.
Минг болеет.
Минг сжимает кулаки и улыбается, радуясь тому, что её покрасневших щёк все равно никто не видит.
Целоваться с Бекки — это как целоваться с самой смертью. После такого пути назад уже быть не может.
Целоваться с ней — чересчур странно и непонятно. Страшно. Это и не поцелуй даже, всего лишь единичное столкновение губ и зубов двух одинаково на дух не переносящих друг друга людей.
Минг не понимает.
Минг просто не знает, как вообще можно ответить на этот поцелуй и…
можно ли? ..
А потом Бекки снова фальшиво улыбается на прощание и уходит, а Минг старается не слишком очевидно засматриваться на то, как плывут по воздуху при резком развороте её блестящие чёрные волосы.
Минг старается, правда.
Только у неё — в любом случае — нет ни малейшего шанса скрыть хоть что-нибудь от всезнающей китаянки. Будь то покрасневшие щёки, расширенные зрачки, некстати сбившееся дыхание или то, что она уже давным-давно выучила мандаринский.
В следующий момент, когда Бекка окончательно скрывается из поля её зрения, телефон мигает, оповещая о том, что Минг пришло новое сообщение.
«Я всё знаю», — совсем немногословно пишет Бекки, и Минг сама не замечает, что теперь улыбается — от уха до уха.
Некстати.
Снова.
Невозможно искренне.
«Не будь дурочкой, Минг. Она... для тебя?»
В конце концов, выбора у неё действительно нет. Да и… не было никогда.
И выхода — тоже.
Минг совершенно точно больна.