Наложник

Звуки думбека и бубнов заполняли тронный зал, создавая чувственный ритм музыки, а струны удда разносили игривую и лёгкую мелодию. Пять омег в тонких шёлковых шароварах танцевали перед Султаном Чанёлем и его знатным гостем. На груди наложников были массивные ожерелья, украшенные яркими драгоценными камнями, а в руках они держали прозрачные платки. Они танцевали, словно изящные песчаные кошки: гибкие, трепещущие, завораживающие и опасные. Опасна была их красота, ведь она принадлежала только повелителю. Тонконогие, длинноволосые, они завладевали чужим взглядом, и невозможно было от них оторваться. Они словно становились продолжением самой музыки и уже из рабов превращались в господ, повелевая чужими мечтами. Они обещали сказку и райские наслаждения, но всё это было обманом, словно живописный мираж беспощадной пустыни. Сехун возлежал на подушках, чуть выше него лежал Султан в тёмно-зелёном кафтане, расшитым золотом, а на голове его был надет тюрбан с огромной брошью из изумруда. Альфа был послом королевства, что находилось за широким морем от Шри-Лара, а послали его сюда, чтобы заключить мирный союз с Падишахом. Он оказался упрям, как бык, и предложил Сехуну погостить во дворце несколько недель. Отказать Султану Чанёлю было всё равно, что подписаться на смертную казнь, поэтому он находился здесь уже третью неделю, но, на его счастье, уже подписанный повелителем документ лежал у него в сундуке, а Сехун ожидал, когда Султан насытится его обществом. Однако жаловаться было не на что. Ему были выделены лучшие покои, на его столе всегда были лучшие угощения, а каждый вечер он вместе с повелителем наслаждался умелыми танцами наложников. Было здесь и другое, что волновало сердце молодого аристократа. Гаремная часть дворца была надёжно закрыта от посторонних глаз, но однажды, очутившись на балконе своих покоев, на этаж ниже он увидел воплощение ангела, а тёплый ветер донёс до него настолько сладкий аромат, что его светло-голубые глаза потемнели от накатившего в ту же секунду возбуждения. Ангел тоже почувствовал его, и как только их взгляды столкнулись, поспешно сбежал с балкона. Изо всех сил Сехун старался забыть ангела, но ноги только сильнее тянули его на балкон, в надежде увидеть там омегу. Обычно ангел сидел в кресле и вышивал что-то на шёлковом платке. Он не смотрел больше в сторону альфы, но позволял любоваться собой. Казалось, красивее омеги в мире не найти. А Сехун больше не мог изнывать в неизвестности. Он выловил одного из евнухов и за десять золотых выторговал у него информацию об омеге. Ангела звали Бэкхён, что значило — «Рассветная звезда», и имя это ему подарил сам Падишах. В гарем омега попал в возрасте тринадцати лет и сразу стал фаворитом повелителя. Никто не знал, кем он был в прошлой жизни и как попал на невольничий рынок, однако он был обучен грамоте и счёту. Его удивительная красота и яркая улыбка покорили молодого Султана, и он пообещал, что, когда омега подарит ему наследника, сделает его свои мужем. Но время шло, а первая течка так и не приходила. Султан злился на Бэкхёна. Он считал, что наложник не любит его, вот и не может потечь, но наказать его не поднималась рука. — Не противься, звезда моя, расцвети для своего повелителя, — иногда шептал Чанёль ему на ухо. Но омега не мог, словно Боги насмехались над ним, ведь обретя любовь Султана, он стал самым уважаемым наложником. Лучшие ткани отправляли ему, изысканные яства лежали на его столе, он ел с золотых блюд, несколько рабов прислуживали ему, а долгие ночи его наполнял нежностью и лаской сам Падишах. Постепенно его покои опустели, а Султан больше не дарил ему своё внимание, и ночи томительной любви стали забываться, как прекрасный и далёкий сон. Положение Бэкхёна не изменилось, он всё так же оставался любимым наложником повелителя, но больше не был вхож на его ложе. Сейчас он уже не помнил, когда последний раз купался в любви Чанёля, казалось, золотой путь к покоям Султана был закрыт для него навсегда. Молодой альфа каждый день смотрел на него с балкона, и Бэкхён мог чувствовать его обжигающий взгляд, а ещё терпкий запах, что заставлял кровь в жилах течь быстрее. Но только это мог позволить себе наложник. А все ночи Сехуна были наполнены влажными снами о прекрасном омеге, которого он уже считал своим. Сегодня был его последний вечер в Шри-Ларе, и даже соблазнительный танец наложников не мог вытеснить его мыслей о Бэкхёне. Его запах преследовал, и даже сейчас ощущался настолько ярко, словно омега был здесь. Сехун обвёл взглядом каждый угол, запах был слишком реален, чтобы оказаться всего лишь миражом. Плавно покачивая бёдрами, в белоснежных шёлковых шароварах в центр залы вышел Бэкхён. Его грудь была обвита тонкими, золотыми цепями, а на пальцах были сагаты. Глаза омеги были густо подведены, а тёмные волосы струились дорогим шёлком. Омеги расступились, освобождая пространство, и тогда пальцы Бэкхёна сомкнулись, разнося по залу звон сагатов. Остальные музыканты подхватили его ритм, и омега начал свой танец. Если те наложники были похожи на кошек, то Бэкхёна Сехун мог сравнить с птицей. Его движения были подобны взмахам крыльев, а пронзительные глаза, хоть и не смотрели в упор, касались самой души. В этом танце была и тоска, и любовь, и желание улететь из клетки, и желание быть любимым. Была страсть, и был холод. И альфа впитывал в себя всё, что давал ему омега, он совсем забыл про Султана. Казалось, во всем мире были только они и этот танец. Но даже танец подошёл к концу. Не поднимая глаз, Бэкхён поклонился и исчез. Одни Боги знали, скольких усилий Сехуну стоило не сорваться с места и не броситься вслед. Султан Чанёль же остался полностью доволен представлением. — Вот и пришло время, когда я должен отпустить тебя, заморский посол, — произнёс Султан, и все притихли. — Вы правы, мой повелитель, должно быть, дома меня совсем заждались. На лице Чанёля расплылась хищная улыбка: — Но я не могу отпустить тебя с пустыми руками, — он сделал взмах рукой, и перед ними выстроились пять наложников, что танцевали прежде, — выбирай любого из них, такова моя воля. В голову Сехуна пришла сумасшедшая идея, но думать не было времени. Он слишком долго изнывал в муках и был не уверен, что сможет просто жить дальше. — Мой повелитель, — Сехун встал на колени перед Чанёлем и склонил голову, — Ваш подарок бесценен, но позвольте просить у вас другого наложника. — Другого? — бровь Султана приподнялась вверх, а улыбка сошла с лица. — Я случайно увидел его и сразу понял, что он мой истинный. Я прошу о милости, мой повелитель, отдайте мне того, с кем Вы уже не делите ложе, кто никогда не подарит Вам наследника, наложника, что Вы зовёте «Рассветная звезда». Глаза Султана сузились, и он пристально посмотрел на склонившегося альфу: — Бэкхён! — омега подошёл ближе и опустился на колени, не смея смотреть на Падишаха, — этот господин смеет говорить, что ты его истинный. Правда ли это, звезда моя? И не смей мне врать. Глупец! Наложник тысячу раз проклял тот день, когда его увидел заморский посол. Однако он не мог врать Султану: — Это правда, мой повелитель. Я чувствую то же. Но это ничто, ведь душа моя, как и тело, принадлежат Великому Падишаху. Лицо Чанёля по-прежнему оставалось каменным, но ответ омеги ему понравился, и на дне его глаз разгорелся весёлый огонёк. Он поднял вверх два пальца, и несколько стражников схватили Сехуна с двух сторон, дёрнув за волосы, заставляя посмотреть на Султана. Падишах поднялся на ноги и встал перед склонёнными. — Как смел ты тайком смотреть на моего наложника! — громкий голос раскатом ударил в смиренной тишине, а Бэкхён зажмурил глаза, когда услышал звук звонкой пощёчины, — Что делать мне с тобой, посол? Убить своего гостя я не могу, иначе все будут говорить, что Султан Чанёль ужасный хозяин. Но и просто отпустить тоже. Как же мне наказать тебя за твою дерзость? Сехун не знал, чего ждать от повелителя. Омега не мог понести, и раз Падишах хотел сделать ему такой подарок, то Чанёль должен был рад избавиться от испорченного наложника. Но, кажется, посол просчитался. В глазах Султана он видел только одно слово в отношении Бэкхёна: «Моё!» Чанёль медленно перевёл взгляд на наложника: — Посмотри на меня, звезда моя! — омега опасливо взглянул на приближающегося Падишаха, он встал напротив и распахнул полы своего кафтана. Указательным пальцем подцепив подбородок наложника, Чанёль продолжил, прожигая взглядом: — Я так скучал по твоим сладким устам, Бэкхён. Омега понял, чего от него хотел повелитель. Чанёль не хотел убивать посла, он хотел унизить альфу. А для Бэкхёна это была первая благосклонность Падишаха после долгого одиночества. Он немного приподнялся на коленях, а руки его легли на широкий пояс, развязывая узлы. Он не обращал внимания на поспешно удалившихся наложников и евнухов, он мог смотреть только в горящие глаза своего господина и молить Богов, чтобы это было не последнее, что он делал для Султана. Бэкхён припал губами к чуть возбуждённому члену альфы, и до его слуха донеслось сдавленное рычание посла. Его истинный пытался вырваться, но стражники крепко держали его, зафиксировав голову так, чтобы он мог видеть всё, что делал омега. Запах Сехуна возбуждал, заставляя его интенсивней ласкать член Падишаха. Его орган налился кровью, а из красной головки сочились капельки смазки, омега слизывал их языком и проводил им вдоль ствола. Он нежно заглатывал каждое яичко в поджавшейся от возбуждения мошонке, заставляя Султана сдавленно стонать. — Перестань! — раздался хриплый голос посла. Чему-то внутри захотелось подчиниться приказу истинного, но разум шептал, что здесь был только один альфа, чьи приказы имели значение. Сехуну не хотелось смотреть на то, как его истинный ласкал член Султана, но не мог вырваться из захвата. А когда он почувствовал, как его собственный член отвечает на действия истинного, стало противно от самого себя. Чанёль запустил руку в тёмные локоны и глубже насадил член, а посол почувствовал дрожь собственного тела. Сам того не ощущая, он начал выпускать феромоны, усиливая свой запах. Наложник вздрогнул, и по его телу разлилось тепло. Запах истинного кружил голову и забивался в каждую клетку тела. Внизу живота запылал огонь, и Бэкхёна пронзило болью. Он непонимающе посмотрел в затуманенные глаза Падишаха и чувствовал, как из его ануса потекла смазка. Чанёль уловил, как сладкий запах наложника стал намного ярче, чем когда-либо. Он опустился перед ним на колени и заглянул в светло-ореховые глаза: — Звезда моя, — глаза Бэкхёна заволокло возбуждением, и он потянулся к губам повелителя, — все вон! Посла в темницу! Стража в мгновение испарилась, а Чанёль подхватил омегу на руки и отнёс на подушки. От каждого касания наложник вздрагивал, а из губ вырывался тихий стон. Тонкая ткань шаровар быстро пропиталась смазкой, и Султан сорвал их с тонких ног. Он провёл рукой между ягодиц и почувствовал, насколько влажным сейчас был его омега, готовый принять его в любую секунду. — Повелитель, — сквозь стон прошептал Бэкхён. Падишах не стал его мучить долгим ожиданием и резко вошёл в приоткрывшийся анус, срывая с уст громкий стон. Омега прогнулся в спине и подался навстречу, желая почувствовать альфу ещё ближе. Как долго Чанёль ждал этот день. Когда Бэкхёну исполнилось восемнадцать, он уже потерял надежду, но кто мог вообразить, что спустя полгода во дворце появится альфа, а наложник окажется так близко к истинному, что его запах сможет пробудить чужую сущность. Столько лет Султан мечтал, что его звезда подарит ему наследника, и столько же отталкивал наложника, не в силах смотреть на него и знать, что не сможет получить частичку его. Он винил себя, что так рано взял Бэкхёна на ложе. Возможно, из-за этого он так долго не мог расцвести. Но сейчас не было места рассуждениям, он мог думать только о горячем теле, что плавилось в его руках, так доверчиво и податливо отвечая на самые незамысловатые ласки. Любимый бархат кожи пах лавандой, и единственное желание брало верх над сущностью альфы. Он яростно вбивался в истекающий смазкой анус и чувствовал, как горячая волна оргазма медленно подбиралась к нему. Бессвязные стоны омеги казались прекрасней, чем самые чувственные песни и жаркие танцы. Омега таял в своих ощущениях и тонул от удовольствия после долгого ожидания. Он не мог думать, что будет дальше, он лишь хотел ещё, о чем и просил Султана. А тот внимал его мольбам и лишь наращивал темп. Тонкую кожу шеи усыпали бардовые следы. С трудом найдя в себе силы, Чанёль замер в теле омеги и склонился к его уху: — Хасеки, — прошептал он еле слышно и впился зубами в нежное плечо, оставляя на нём свою метку. Не выпуская тонкую кожу, он сделал несколько мощных толчков, изливаясь в омегу. Узел на члене альфы моментально набух, сцепляя его с наложником на долгие часы сладкого наслаждения.

***

Султан не простил посла, хотя в глубине души понимал, что должен благодарить Сехуна. Альфа вернулся в своё королевство и только одинокими вечерами вспоминал своего прекрасного, далёкого и недоступного истинного — чужого наложника. Прекрасный Хасеки Бэкхён смог понести после первой течки, оправдав свой новый титул. Наложники, что в последнее время лишь насмехались над испорченным омегой, кусали локти. Всё внимание альфы переключилось на любимого мужа. Только в его покоях теперь спал Чанёль, наполняя их ночи нежной лаской и страстной любовью. Улыбка не сходила с лица Хасеки. Наконец, он смог сделать своего господина счастливым, и наградой ему была вечная любовь Великого Падишаха.