Недопонимание

Кофе горчит на языке – слишком крепкий и слишком горячий. Хокуто не любит такой, но только так он может хотя бы попытаться отогнать давящую усталость, сковывающую всё тело и превращающую разум в какое-то застоявшееся варенье. Но даже так Хокуто не может не думать о том, что уже давно беспокоит его. То, что причиняет ему боль, ту, незаметную, о которой знает только он сам. У них всего полчаса отдыха, и он выходит из общей комнаты в крошечную «прихожую», где стоит стол, пара стульев и автомат с напитками. Здесь темно и тихо, так что Хокуто позволяет себе немного расслабиться, откинуться на спинку стула, встряхнув вновь слишком отросшими волосами и прикрыв на мгновение веки. Кофе делает своё дело, несколько прогоняя сонливость, как раз когда хлопает дверь, впуская в комнату кого-то ещё. Хокуто не нужно открывать глаза – он давно умеет угадывать этого человека по звуку шагов и слишком громкому, чуть хрипловатому дыханию. Шуршит одежда, звенит монета, опускаемая в автомат, стучит вывалившаяся в лоток банка – этот человек всегда пьёт газировку, одну и ту же, Хокуто кажется, что её вкус застыл и на его языке тоже, навечно – а потом на стул рядом садятся, и всё затихает. Хокуто ждёт – секунды летят слишком медленно, как будто их бросают вниз с двухсотого этажа, не меньше. Всё как всегда, им вечно сложно начать разговор, простой разговор ни о чём. Как будто они совсем чужие друг другу. Он уже собирается сказать хоть что-нибудь и почти открывает рот, когда слышит: - И тебе не надоело? Голос у Джесси усталый, немного обречённый и какой-то сухой, словно жажда добралась до самых связок, щедро присыпав все звуки песком. Как и ожидал Хокуто, в его руках банка, которую, однако, Джесси до сих пор не открыл и просто теребит в руках. Его волосы совершенно растрепались по бокам, и Хокуто, наверное, потянулся бы и поправил, если бы не… - Ты о чём? – спрашивает он вместо этого и выпрямляется. Затёкшая спина отдаётся недовольной тянущей болью по всей пояснице. Хокуто уже давно не обращает на такие вещи никакого внимания. - Сам знаешь, о чём, - Джесси косится на него исподлобья, всего лишь на мгновение, а потом снова утыкается взглядом в банку. Ещё и подкидывает её, легко поймав. Хокуто морщится, думая, что потом Джесси наверняка будет слишком громко ворчать, когда откроет банку, и взболтанная десять раз газировка выльется прямо ему на руки. - Не знаю, - парирует он наконец. – Прости, Джесси, но я не умею читать мысли. Даже твои. Так что пока не скажешь, не узнаю. - Ну да, ну да… - это звучит почти зло, и Джесси, наконец, поворачивается. В полутьме сложно разглядеть выражение его лица, но Хокуто достаточно видеть характерный наклон головы, чтобы понять – он действительно разозлён. – Чего ради ты выделываешься так на интервью? - А разве я выделываюсь? – Хокуто даже как-то… обидно? Больно? Он не знает, как правильно это описать. А может, и нет такого слова. – Я всего лишь говорил правду. - Да неужели? – стук, с которым Джесси опускает свою банку на стол, слишком громкий. – Одиноко ему… Извини, но я не могу понять этого. Ты ведь всегда сам отказываешься, когда я приглашаю тебя куда-то, поэтому я сделал вывод, что ты вполне наслаждаешься одиночеством. Или тяготишься моей компанией. Или… Он замолкает, чтобы глотнуть воздуха, и Хокуто пользуется этой паузой, чтобы возразить. Хотя, если подумать… он не знает, что сказать. Потому, как не может объяснить, что ему хочется побыть с Джесси вдвоём, без его друзей, громко хохочущих и перетягивающих на себя всё его внимание. О, Хокуто уже давно это проверил – когда рядом есть кто-то из этих самых «друзей», его, Хокуто, для Джесси не существует. А Хокуто так хочется, так хочется, чёрт возьми, тоже вызывать у Джесси эту его яркую улыбку, тоже хочется научиться завладевать его вниманием… тоже хочется быть Джесси и другом тоже. Вот только… - Ты сам знаешь, чего я хочу. А я знаю, что для тебя то, чего хочу я, никогда не было важным. Хокуто слышит громкий, почти мученический выдох Джесси, и снова закрывает глаза, потому что не хочет видеть. Он и слышать не хочет, как даже та тонкая нить, что связывает их, рвётся на части. - Когда я говорил такое? Я просто старался сделать тебя более открытым. Так же лучше, когда… - Когда что? – Хокуто теряет терпение, как бывает всегда во время вот таких вот «бесед». – Мне даром не нужна эта самая открытость. Я хочу всего лишь… всего лишь… Он запинается, потому что не может произнести это. Не может, чёрт возьми, унизиться до такой степени, чтобы, как глупая влюблённая девчонка, сказать, что «я просто хочу чувствовать, что важен для тебя, не просто знать, а и видеть это, по твоим поступкам и словам». - А… - вырывается у него наконец. – Неважно. Какая разница, ты ведь всё равно не поймёшь. Давай, иди, к своим друзьям, с которыми тебе весело. Они не я, они достаточно открытые и с ними можно поговорить. А со мной… Он не договаривает, потому что Джесси крепко берёт его за подбородок и касается губами губ, торопливо, влажно и горячечно жарко. Эти прикосновения, эти поцелуи обычно всегда буквально парализуют Хокуто, заставляя его отключиться от всего мира, но сейчас… Он просто отталкивает Джесси и заканчивает фразу, цинично для самого себя, но совершенно правдиво. - …а со мной можно только трахаться. С чего начали – тем и кончим, правда, Льюис? Хокуто знает – не он один помнит это обращение, эту интонацию. Джесси вздрагивает, а потом делает резкий шаг назад. Падает на пол сбитая со стола банка, гремит сдвинутый стул. И Хокуто счастлив, правда счастлив, что сейчас они не могут видеть лица друг друга. - Ты уверен? – глухо, почти шёпотом спрашивает Джесси. – Ты точно уверен в своих словах, Мацумура? Хокуто кивает, медленно и обречённо, понятия не имея, что сейчас произойдёт. Когда истекает целая минута, а воздухе по-прежнему висит тревожное молчание, он понимает: да, видимо, это действительно конец. Но сейчас думать об этом нельзя. Впереди ещё окончание интервью… и что-то ещё, Хокуто уже точно не помнит. Он поднимается. Губы всё ещё щиплет после «поцелуя», и Хокуто просто допивает свой остывший кофе, в холодном состоянии ещё более мерзкий, чем в горячем, чувствует себя так, словно получил ударов пятьдесят плетью – проклятый дабл-датч, проклятый дабл-датч! – и пытается пройти мимо Джесси, на ходу бросая: - Перерыв уже окончен. Нам пора возвращаться. Его ловят в объятия так легко, так привычно, что Хокуто в первое мгновение даже не осознаёт, что именно случилось. Джесси обхватывает его руками, прижимается щекой к задней части шеи, делая глубокий вдох, тёплой щекотной волной пробегающий по позвоночнику вниз, и так стоит, удерживая. Хокуто хочется совсем не по-взрослому расплакаться, настолько сильно его затапливают эмоции. Он чувствует теплоту, он чувствует искренность Джесси, который вроде бы и хочет быть с ним, но… рано или поздно, одних объятий будет мало. Пока они не могут говорить друг с другом. Пока они… не чувствуют, чего хочет каждый из них, в чём каждый из них нуждается. - Нам пора, - повторяет Хокуто уже мягче, но сам прижимается крепче и осторожно кладёт руку поверх ладони Джесси. Секунда, всего лишь одна секунда… а потом будь, что будет. И Хокуто хочется верить, что они всё же справятся, научатся. Не сделав друг другу больнее, чем уже успели наделать.