Пионы

У Гарри и Луи нет дома. У них имеется лишь маленькая съемная комната, выкрашенная в грязный цвет бензина и пропахшая старыми книгами. Хозяева когда-то устраивали здесь библиотеку. Луи даже иногда находит вырванные странички, делает из них бумажные самолеты и смеется, когда они застревают в кудрях Гарри. Еще у них есть множество листов, исписанных нотами, чай с бергамотом, винного цвета кофр для виолончели и маленькие горшочки с ромашками, выстроенные в ровные ряды на небольшом подоконнике. Стайлс обожает наблюдать за маленькими пальчиками Луи, ловко обрывающими сухие листочки, обнимать его со спины и нюхать только распускающиеся бутоны. Они не раз оставались на улице, выгнанные отовсюду. Они вместе загребали пальцами необъятное небо, лежа на влажной и холодной траве, ловили падающие звезды и растворялись в ночном воздухе, кутаясь в шуршащую листву. Гарри обожает покусывать плечо Луи, словно шоколадку, и терзать ярко-красные губы, словно накрашенные помадой цвета насыщенного мака, а Луи нравится ставить фиолетовые засосы на белоснежной шее и целовать маленькое вытатуированное сердечко на седьмом позвонке Гарри. Луи набил его Гарри обычными чернилами и иглой, когда им было всего семнадцать. И пусть старший не верит в связь между людьми, Гарри знает, что она есть. Потому что татуировка зудит, когда Луи долго нет рядом. — Луи, посмотри, я написал кое-что, — Гарри проходит в кухню в белом длинном свитере, рукой поправляя кудри. Хозяева квартиры улетели отдыхать, так что Луи улыбается и проводит рукой по бедру Гарри. Гарри кладет на стол лист, поворачивая так, чтобы Луи было удобнее читать. На его пальцах видны синие следы от чернил, и Луи хочется провести по ним языком, зализывая и засасывая. — Гарри, ты же знаешь, что я ничего не понимаю в этом. Гарри утыкается Луи в соединение плеча и шеи, трется носом о кожу и улыбается. — Тебе и не надо, — он закусывает ушную раковину и выдыхает. — Я сыграю тебе, а ты допишешь слова. Гарри нависает над ним и ставит подбородок на макушку Луи, когда тот, нахмурившись, смотрит на ноты и пометки на листе. А потом пальцы Луи снова путаются в кудрях, засосы на шее Гарри похожи на вишни, так что песню всегда можно отложить на потом.

***

Они всегда стоят вдвоем на площади. Гарри играет на виолончели, а Луи поет и держит старую черную шляпу, улыбаясь прохожим. Брови Гарри всегда сведены к переносице, глаза закрыты, а голова слегка откинута назад. Луи иногда забывает слова. Правая рука Гарри ловко перебегает от струны к струне на грифе, пока левая руководит смычком. Он сидит на белом высоком бордюре, но ему приходится поджимать ноги (пятки Луи не касаются плитки, когда он сидит на этом бордюре). Луи боится, что Гарри когда-нибудь уйдет. Тихо, незаметно, перед этим заварив ему чашку чая с мелиссой, закрыв за собой скрипучую входную дверь и оставив денег на квартиру на месяц вперед. Луи боится, что Гарри когда-нибудь заметят, и да, пусть это неправильно, но он боится. Полиция не любит уличных музыкантов, так что сейчас им приходится бежать через всю площадь, разгоняя на ходу голубей и смеясь. Виолончель, вообще-то, тяжелая, и Гарри надеется не потерять смычок и не порвать струны, а Луи громко смеется, задыхаясь и на ходу приподнимая коленом кофр. Изо рта идет пар, щеки краснеют, а глаза блестят. Они свободны, словно ветер, гуляющий промеж пальцев. Они забегают в какой-то темный переулок, и Луи зажимает Гарри рот ладонью, наблюдая, как полицейские теряются в толпе. Он все еще посмеивается, ослабляя хватку у рта Гарри и утыкаясь ему в грудь. — Когда-нибудь они просто оставят нас в покое, — говорит Луи, пряча замерзший нос во впадинке между ключиц Гарри, открытой из-за съехавшего вниз шарфа. Он чувствует горячий язык на своей ладони и резко открывает глаза. — Фу, Гарри! Гарри смеется, запрокидывая голову и ударяясь о кирпичную стену, пока Луи наблюдает за адамовым яблоком, подпрыгивающим под молочной кожей. Он все еще боится. — Пообещай, что не оставишь меня, Гарри. — Я не оставлю тебя, Луи, — шепчет Гарри, пытаясь обнять Луи. Но виолончель, вообще-то, все еще тяжелая, так что он просто чмокает его в губы и улыбается. У Луи и Гарри никогда не было дома, но это не проблема, потому что они нашли его друг в друге.

***

Дождливым осенним вечером Гарри приносит домой маленького мокрого котенка, смотрящего на Луи своим бешеным взглядом ледяных кристаллов, и старший устраивает жуткий скандал. — Нам двоим нечего есть, Гарри! — Луи грозно смотрит то на котенка, то на Стайлса, пытаясь решить, кто же все-таки промок больше. — Хозяева не любят животных, Гарри, они могут нас выгнать, чем ты вообще думаешь? — Он ведь совсем маленький, Лу, они не заметят, — Гарри смотрит на старшего, сильнее прижимая к себе притихшее животное и стирая мокрым рукавом капли дождя со скул. — Я все сказал, Гарри. И если Луи отворачивается к своим ромашкам, то значит, что разговор окончен. И если Гарри хлопает дверью, то Луи вздрагивает, случайно отрывая один бутон. Гарри сидит на сырой лавке, слушая шелест мокрых листьев, когда ему на голову приземляется венок из ромашек, а мягкий плед окутывает запахом шоколада. — Прости меня, Гарри, — Луи садится рядом, перед этим смахивая рукой капли с лакированного дерева. — Он может остаться. — Это она. Луи прижимается к нему. И пусть плед быстро намокает, а ветер колет щеки. У них есть тысячи несосчитанных звезд и целая ночь, которая окрашивает их в черный с головы до пят.

***

Гарри любит пионы. Луи летом срывает их ему с клумбы на площади, пока Гарри убирает виолончель. У них мягкие лепестки, которые очень приятно ощущаются подушечками пальцев. А еще они хорошо сочетаются с полом, отброшенные куда-то к окну, когда Гарри вжимает Луи грудью в матрас и зажимает ему рот своей рукой, умоляя быть тише. Однажды Гарри предлагают написать композицию для постановки оперного театра. Он теряет дар речи, роняет свою виолончель, а у Луи из рук вылетает шляпа. Его стеклянные голубые глаза смотрят на разлетевшуюся мелочь и пионы, и Луи понимает, что это конец.

***

— Ты должен уйти, Гарри. Ты не нужен мне больше. Я разлюбил тебя. Утром из комнаты пропадает винного цвета кофр для виолончели, все нотные тетради и маленький бумажный самолетик, сделанный из книги Ремарка. Луи молча поливает ромашки, когда замечает на столе чашку заваренного чая и деньги за комнату. Он сообщает хозяевам, что теперь он будет жить здесь один, и старается игнорировать жалостливый взгляд. Луи холодно, потому что отныне у него нет дома.

***

Луи приходит первый раз на концерт Гарри спустя целых одиннадцать лет. Он держит в руках букет розовых пионов, который теряется на фоне роскошных винных роз, и выслушивает каждую композицию, наблюдая за своим мужчиной и пытаясь унять дрожь в пальцах. Он просит передать пионы какую-то женщину, и когда Гарри замечает розовый взрыв посреди вездесущей красноты, становится поздно, потому что Луи уже спускается по каменным ступеням оперного театра, сливаясь с угольной темнотой.

***

Луи все еще живет в старой комнате со стенами цвета бензина, книжными листами и ромашками. Он плетет венки, которые вянут уже на следующий день, поет на площади песни под гитару в свободное от работы время и пьет чай с мелиссой. Луи приходит практически на каждый концерт Гарри, приносит пионы и передает их к сцене, никогда не приближаясь к ней ближе, чем на пять метров, и улыбается, потому что Гарри достоин этого. Гарри купил себе квартиру, посадил ромашки и по прежнему разбрасывает свои нотные тетради. Он каждый концерт высматривает Луи среди людей в амфитеатре, бельэтаже и на балконе, иногда подергивая плечами, потому что вытатуированное сердце на седьмом позвонке зудит и чешется. Гарри каждый раз не успевает догнать его, когда силуэт Луи теряется среди фиолетово-синей темноты. Однажды в одном из букетов Гарри находит записку со свои старым адресом и маленькую завядшую ромашку. И если через час Луи прижимает его к себе, выхватывая из рук кофр, то это значит, что они все-таки нашли свой дом.