Красная

- Красная, - он на миг замолчал, набрав полную грудь воздуха, и этот миг был для обоих вечностью, - ты прекрасна, - и от банальности сводило скулы.       Он стоял и смотрел на нее. Просто смотрел, как тогда, на отборе. Все помнят это? Когда она ползком, спиной, по сцене, так больно и плавно скользила. Когда он испытал то, что до сей поры не получалось. Ему было громко. Очень громко. Все эмоции с ее лица он ухватил и пропустил через себя. Еле сдержался, чтобы не выскочить к ней на сцену, выполнить вместе пару движений, провести по ее телу: бедрам, животу, плечам, - без всякого разрата. Она его вдохновила. До нестерпимого желания опробовать ее на себе, до дрожи в руках, которую он так умело скрывает под холодностью пальцев, до треска в висках, вспоминая ее там, на полу сцены. Его буквально выворачивало наизнанку от того, что он не может ее себе позволить. Ее. Ближе. Момент вдохновения пойман, она, словно муза для поэта. И эта невозможность постепенно становится болью. И страхом. Лишь за то, что он не может сделать то, что хочет, что ему нужно. Все время следует каким-то правилам.       А бросил бы все? Наверное, да. Бросил бы все правила в кучу и поджег. Стоял и смотрел, как горит это пламя, разгорается. А она бы встала позади него и неощутимо прижалась к его спине грудью и улыбалась бы, как дурочка, ему в спину, от счастья, что они могут себе позволить быть счастливыми. И танцевать. Танцевать так медленно и красиво, чтобы в каждом движении чувствовалась боль, через которую они прошли, и радость, благодаря которой они могут сделать это. Делать здесь и сейчас и сколько угодно.       Он вспоминает снова и снова одно и то же - один и тот же момент, одни и те же движения. Именно те, благодаря которым он понял, что способен так глубоко и сильно чувствовать и быть счастливым лишь от того, что может чувствовать так, пусть и безответно. Пусть и не позволит себе никогда никому об этом сказать. Холодом по коже, мурашками по телу, до онемения пальцев. До безумия, наверное. И он знал все: что его зацепило, в чем, и как сильно. И это еще больше убивало изнутри. Знание проблемы вызывает ее отрицание. Но для него это не проблема, а сладость. Самое, наверное, лучшее, с чего все могло бы начаться.       Тот день. Сумасшедший, нервный, больной. Когда он не заметил ее в толпе, когда отправил домой. Как же ему было плохо, когда он это узнал. Когда до него дошло, что он сделал. Он отвергнул ее, не заметив в толпе. Но ведь она - тот самый свет в конце тунеля, та самая Красная. Страх и боль резко нахлынули, когда он не нашел ее в списке он, наверное, сошел бы с ума, если бы Мигель с Сергеем не позволили ее вернуть, да он бы и не спрашивал. Накричал бы, ушел. Сам бы вернул. Себе. А он и вернул. Сам поехал за ней, в сопровождении некоторых хореографов. И не сказал об этом на программе, что поехал сам. Не посмел. Не позволил себе. Нет, он не считал это унижением, посчитал это просто лишним. Но тогда, когда они нашли ее в зале ожидания аэропорта, его радости не было предела. И почему она вызывает в нем такие эмоции? Когда он высказал ей все, что было на духу - от потери себя до потери ее в толпе, она заплакала. Она поняла, что он чувствует глубоко и понимает, как чувствует она, и от этого, нахлынувшего, растерялась. Растерялась и обняла его. Так резко, но так умело. И он позволил ей это. Да потому что ему самому это до безумия было нужно тогда, как и сейчас. Она глупо улыбалась ему в грудь и даже немного испачкала тушью его пиджак. Когда Егор увидел это, лишь рассмеялся, и то от того, что увидел, насколько Ира растерялась. Она была для него подарком, а теперь она - его дар. Это глупо и нелепо, но тот пиджак он так и не постирал. Просто повесил его в гримерке. И всегда, когда заходил в нее, проверял, висит ли он на месте? Не посмел ли кто прикоснуться к нему?       И он стоит и смотрит на нее. После долгих репетиций. Она знала, о чем он молчит, и ей было этого достаточно, она знала правду. Он улыбнулся и притянул ее к себе за затылок, обнял. Нежно и близко. Она - его слабость. И сейчас он сознался ей в этом. Окончально. А она итак уже это знала. Ведь не только он чувствует ее, но и она? Она... Чувствует всего, каждую мышцу, жилку на его теле. Егор поднимает ее лицо за подбородок и смотрит ей в глаза. Он делает все то, о чем мечтал с первого дня, с первой секунды, как увидел ее. С первого мгновения. Ира улыбнулась, посмотрев на него и отвела взгляд. Он потянулся к ее губам. Медленно и робко. Она и не заметила, а он поцеловал ее. Медленно прикоснулся губами к краешку ее губ, немного втянул в себя ее нижнюю губу и оттянул ее зубами - как можно медленнее. И это ее насторожило. Это двоякое чувство наслаждения и тревоги. Он знал, что она и этот миг, этот поцелуй - лучшее, что было в его жизни. Она - лучшая. И знал, что этого никогда не повторится. А пока, он прижал ее к себе сильнее, а она, вновь, заплакала. Through, through, through       Он знал, что не сможет иначе. Он отпустил ее. - Прости, но на этом все, - он сказал это, а она поняла, что навеки разбита. Она знала, что будет так, но верила в вероятность другого исхода. До невозможности. Он знал, что вместе с ней уйдет его жизнь, что он не посмеет позвонить или написать. Он понимал что она то, без чего он не сможет жить. Это будет лихорадкой - желание смотреть ее выступление вновь и вновь. Но он не посмеет, слишком слаб перед ней. Две звезды сияют, Но обе разным светом. Я хочу переосмыслить каждый твой шаг, Каждое слово, что ты говорил. Все эти мгновения с ним - теперь ее жизнь. И его. Его боль. Боль от того, что не смог принять этот подарок судьбы, преодолеть себя для дальнейшего счасья. Она - его муза, его душа. Насквозь, насквозь, насквозь