Голос в голове

Hurts ft. Kylie Minogue – Devotion

Эта коробка, в которую Бонни себя упаковала, загерметизировала и отправила без адресата, не спасает. Ни капли не избавляет от подавленности и разбитости, а стены, выкрашенные в безликий серый, будто подливают масла в огонь, который в ней уже давным-давно потух. Бонни знает — наконец-то осознает — что совершила ошибку. Ошибку, изменившую столько судеб, и вина за которую лежит на её плечах. Плакать сил нет. Всё выжато, высушено, словно в пустыне без оазиса, и лишь боль колобродит внутри Беннет, твердя о том, что так хочется выкинуть из памяти. Странно, что она не замечает её сразу — та, будто затаившись, сначала не подаёт признаков жизни, но потом, спустя время, выползает наружу и ломает напополам. Бонни помнит — никогда не забудет тот день — когда за каким-то чёртом отправилась на кладбище и, сама того не осознавая, направилась к могиле Кая, похороны которого — какая ирония — пришлось организовывать ей самой, потому что никто другой за них бы и браться не стал. А она, вопреки всему, смогла. Смотрела пустым взглядом на закрытый гроб и нервно сжимала правую в кулак — эмоции атрофировались, и былая ненависть к Паркеру стала пеплом. Его нет, всё кончено. Кончено. Ей так на самом деле казалось до того момента, пока она не ступила на это проклятое кладбище и не упала перед его могилой на колени. Они подломились, будто кости в один миг стали хрупче хрусталя, и Бонни, не ведая, что творит, положила ладонь на холодную плиту — там, где его имя успело почернеть от времени. — Что ты наделал с нами? Позабытое, убитое, раздробленное возвращается в один миг: как картинки из старого фильма перед глазами мелькает их прошлое. Бонни не плакала, кажется, сотни лет, но катарсис наступает здесь и сейчас, будто кто-то острым лезвием проходится по коже. И в своей голове она отчётливо слышит его насмешливый голос: — А разве виноват я? Бонни вздрагивает всем телом и, не оглядываясь, бежит прочь от этого места. Но от проклятого всеми богами голоса сбежать не удаётся. * В ту ночь она обнимает Энзо сильнее, чем обычно, целует яростнее, чем всегда, и трахается так, что голова начинает идти кругом. Он — её последний оплот, спасительный побег от самой себя и лучшее, что случалось за последнюю пару лет. Смоляные глаза, усмешка демона — не влюбиться в него было невозможно. Бонни знает, что сдохла бы от одиночества, если бы однажды их взгляды не столкнулись. Бонни знает, что он бы пропал в крови своих жертв от предательства Лили, не окажись она однажды в доме Сальваторе. Бонни всё знает, и поэтому держится за него всеми силами, дрожа в сильных руках от такого странного «люблю». Она ведь тоже любит, вот только голос Кая в голове — его постоянное незримое присутствие — ломает жизнь снова. * Нервы сдают окончательно спустя два года. Бонни сбегает ото всех в лечебницу и пытается реанимироваться. Иначе бы сошла с ума — просыпаться с Энзо вместе, но вместо него слушать рычание Паркера, который ненавидит её, его, всех вместе взятых, становится невыносимо. — Мне нужно побыть одной, — она упирается лбом в шею Энзо, который, проведя рукой по волосам, откликается: — Если нужно — иди, — она чувствует себя предателем, но смотрит в глаза прямо, — но знай, я за тобой вернусь. — Я знаю. Я знаю, что сойду с ума, потому что всё летит к чертям из-за меня одной. Я знаю, что ничего не будет, как раньше, потому что… потому что я лгала самой себе. Каждому. Ему. — Ты прав — это всё я, — однажды она начинает говорить со стенами, слыша позади себя шаги. Кай никогда не показывается на глаза, но он всегда где-то здесь. Беннет закусывает губу и быстро кивает головой, продолжая свою исповедь, которая уже прожгла ей душу до чёрной дыры. — Это я убила тебя первой, это я не поверила тебе, когда ты просил прощения, и это я оставила тебя в девятьсот третьем. Джо, Лив, твой ковен, Елена — всё это я, Кай. И это не исправить. Набатом стучит по вискам ответ, принесённый ветром в комнату: — Мы все ошибаемся, Бон. Но раз ты говоришь со мной, разве я не жив? И ей хочется прокричать, что да, да, чёрт побери, живи, говори свои глупости, неси ахинею, но только верни нас обратно и дай сделать так, как должно было быть. Дай не ошибиться, Кай. За её спиной, склонив голову, Паркер с грустью усмехается, бесплотной рукой касаясь плеча. Разве я не жив? Разве я мог проиграть вот так? * Сколько месяцев проходит с последней встречи с Энзо, Бонни помнит смутно — считать в клетке не удаётся, как ни старайся. Она распахивает дверь, видит его и не может сдержать улыбки: такой родной, такой нужный здесь. Не призрак из прошлого, не осколок знакомого голоса, а из плоти и крови. — Что ты здесь делаешь? — Там всё плохо, любимая. Ты не можешь прятаться здесь вечно. Лететь к нему, целовать его, прижиматься всем телом — счастье. И Бонни бы хотела, чтобы это длилось вечность, но Энзо, отстранившись, ломает её устоявшийся в безумии мир на тысячи кусков, хмуро сообщая: — Я не знаю, как это возможно, но Кай вернулся. У Бонни обрубает воздух от понимания: его голоса в голове больше нет. * Паркер смотрит в зеркало с интересом: сначала на свои затягивающиеся на шее шрамы, а после, с легкого мановения руки, на ошарашенную Бонни, чей поцелуй с Энзо — он может гарантировать — стал последним в их истории любви. Пора навёрстывать упущенное время. Пора исправлять её ошибки самому. Откуда Бонни могла знать, что Паркеры и Беннеты уже проворачивали такие фокусы в прошлом? Всё оказалось просто: Кай читает заклинание единства перед смертью, становится личным Люком для Бонни и подкидывает ей строчки, которые она шепчет в полудреме. Беннет возвращает Паркеру долг. Всё возвращается на круги своя. Голос Кая теперь повсюду. Не кончено, милая. Ну конечно же не кончено.