Органная музыка

— Эти несчастные женщины с короткими волосами... Сразу видно, что они одиноки и несчастны... Ынён поднимает пьяный удивленный взгляд на не менее пьяную Херён. Херён смотрит в стакан с неразбавленным виски и забавно поджимает губы, мол, не понимает, как она оказалась здесь перед этим стаканом. Или как этот стакан оказался перед ней. — Видела женщину-органистку недавно, а во взгляде столько... Сидит себе перед органом, а в глазах чёрные кошки, которые наверняка ждут её дома, м? И несчастная она, и мужика у неё нет, наверняка нет... — Кисом подпирает свою щечку кулаком и вздыхает. — Думаешь, ей нужен мужик? — приподнимает бровь Ынен. В её исполнении это выглядит очень язвительно и как-то особенно красиво, Херён не сдерживает мягкой улыбки. — Наверное, нужен. — Не всем женщинам нужны мужики. И не всем мужикам нужны женщины, — в голосе скрипит плохо сдерживаемая злость, но Ынён старается быть как можно более вежливой. — Малышка, все не так просто. В глазах органистки могла быть печаль, потому что она накануне переела рамёна или потому что её дедушка сломал ногу. Все не так узко и не так стереотипно, как ты... — Тебя задело, — почти мурлычет Херён, и Ынен с недовольством подмечает, как девочку развозит от алкоголя. — Ты тоже невесёлая. Как органистка. — Думаешь, это из-за причёски? — язвит Ынен. Подливает себе до середины стакана виски, но собеседнице наливать не собирается. — Ну... — Тебе не нравится? — интересуется Ынен как бы небрежно, на самом деле старательно пряча свою злость. — Очень нравится. — Тогда хватит нести хрень, малышка, иди спать, — грубо бросает она и острым ногтем осторожно чешет бровь, чтобы не смазать. — Тебе нельзя пить. — Можно. А ты не злись. Хотя тебе идёт. Ынен закатывает глаза. Херён ласково улыбается и через стол тянется, чтобы дотронуться до чужого рукава. — Моя любимая онни, — она проводит пальцем по запястью, мимолетно, словно нет ничего, и её здесь тоже нет, только видение. — А органная музыка очень красивая. Сразу тушуется и прачет взгляд в стакан. Под взглядом Ынен очень тяжело и немного страшно, но от этого чуть более волнительно, чем под взглядами других людей. Ощущение внезапности: кто знает, как отреагирует она в следующий раз, и что она думает. Лицо нечитаемое и одинаково безразличное всегда. Что бы ни происходило. Херён играет с огнём, и от этого у неё болит сердце. — Ты специально ходила на концерт органной музыки? — Она мне нравится. — Я и не знала, — тихо говорит и почему-то смущается. Херён молчит и улыбается. Ынен смотрит то в окно, то бегло на Херён. В ней нет той уверенности, которая была ещё десять минут назад, кажется, её заглушает алкоголь. — Я тоже хочу быть крутой, как Чита-онни, — шепчет Херён, а Ынен оборачивается, удивлённо приподнимая бровь. — Мне пойдут очень короткие волосы? — Не пойдут, — бросает Ынен и хмурится. — У тебя слишком мягкое лицо, да и не сделают тебя волосы крутой. Малышка, давай закроем тему причёсок, она мне поперёк горла. Херён опять улыбается. Ей хочется ладонями гладить руки и лицо Ынен, какая она красивая и классная, от её голоса шумит кровь в голове, и так хорошо в груди, что Херён не может не улыбаться. Ынен нервничает и не находит себе места. — Ты такая красивая. Херён готова поклясться, что уши Ынен покраснели. — А ты такая пьяная. — А ещё ты грустная. — Как органистка. — Именно так. За окном начинает шуметь, дождь, и это отличный повод для Ынен замять тему и подойти к окну. — Ух ты, целый ливень. Как здорово. Херён грустнеет ещё больше и опрокидывает в себя половину стакана. — Тебе нравится дождь, онни? — Да, но только когда он за окном. Во время дождя приятно спать... Ынен разворачивается и вздрагивает — Херён почему-то тоже встала и подошла совсем близко. У неё лицо такое — пьяное и печальное, а светлые волнистые волосы совсем растрепались. Она опускает глаза, но подходит ближе, почти вплотную, и Ынен опирается поясницей в подоконник. Ей становится волнительно. — Я... — начинает Херён, но будто забывает, что хотела сказать, и смущённо замолкает. Она мнется, не поднимая глаз, ломает пальцы. Ынен уже хочет ещё мягко оттолкнуть, ведь ей некомфортно, но тут Херён решается и тянет Ынен за ворот чёрной рубашки к себе ближе. Холодными сухими губами касается чужих, ярко-красных, еле-ощутимо, и жмурится. Она поменялась за считанные минуты. Та Херён, что подкалывала свою онни и эта — два разных человека, но если Ынен знала, что делать с первой, то вторая сбивает её с толку своим поведением. Херён отстраняется, её щёки розовые-розовые, она неловко заправляет прядь за ухо и отходит на шаг назад. Потом на ещё один. Ынен молчит и ещё сильнее жмется к подоконнику. Она одергивает себя, чтобы не дотронуться пальцами до своих губ. Херён открывает рот, чтобы что-то сказать, но у неё ничего не получается, и она большее похожа на рыбу, выброшенную ну берег. — Детка, ты совсем пьяная... — начинает мягко Ынен, но слышно, что её голос дрожит, а Херён дергается от этих слов, как от удара, и почти бежит из кухни. Ынен ничего не хочет понимать и отворачивается к окну.