Секрет (известный всем)

I Хейзел — первая, кто узнаёт об отношениях Нико и Уилла. И первая, кто жалеет, что узнал. Римская делегация во главе с Хейзел и Фрэнком пробыла в Лагере полукровок около часа. Это первая из групп по обмену — и это первый за год раз, когда она вернулась в греческий лагерь. Встретить их вышла, кажется, половина местных обитателей во главе с Аннабет, Перси, Джейсоном, Лео, Пайпер и Хироном. А вот брата её нигде не было видно. — Назовите меня старомодной, — говорит она, сидя на крыльце Большого дома за поздним завтраком, — но мне кажется, что члены семьи, если долго не виделись, могли бы и показаться и сказать «привет». Перси пожимает плечами и крадёт с тарелки Аннабет черничину: — Наверное, ещё в кровати. Твой брат ненавидит утра. — Знаю, — хмурится Хейзел. — Просто я думала, раз мы так давно не виделись… — Зайди к нему после завтрака, — предлагает Аннабет, шлёпая пытающегося схватить её фрукт Перси. — Если хочешь добавки, Рыбьи мозги, пойди и возьми. Хейзел следует её совету. Несмотря на ранний час, в лагере довольно оживлённо; полубоги снуют туда-сюда, особенно их много в направлении от домиков к душевым. Мимо пробегает Лу Эллен, вопя вдогонку Бучу: «А ну верни!!!» Хейзел решает, что не хочет знать, о чём она. Факелы у домика светятся едва-едва, а череп над дверью приветственно щёлкает зубами. Она машет ему и толкает входную дверь: — Нико, тебе бы… Больше ничего она сказать не успевает. Перси был прав. Вроде как. Нико действительно ещё в кровати. Не один. А с очень полуобнажённым Уиллом Соласом, при виде неё широко распахивающим глаза. Лицо Хейзел, кажется, горит. — Мне очень жаль, — говорит Уилл, сталкивая всё ещё спящего Нико со своей груди. Хейзел вылетает на улицу, прислоняется к двери и слушает бешеное биение сердца. Она знала, что Нико, ну… интересовался парнями. Но не знала… не ожидала… Дверь открывается; выходит Нико, взъерошенный и порозовевший. — Извини, — бормочет он. Что-то в домике громко бумкает, и он морщится. — Я забыл… хотел встать пораньше. Входи. Уилл Солас уже стоит на полу, подтянув брюки к коленям, как будто в процессе он запутался. Хейзел уходит на противоположную сторону домика, где раньше она жила, и старательно смотрит куда угодно, только не на него. — Так, — говорит Нико, очевидно, самый спокойный из всех, — я встречаюсь с Уиллом. И никто не знает. Кроме тебя теперь. — Повезло мне, — замечает Хейзел. Она вполне уверена, что образ её брата в постели со старшим сыном Аполлона будет всё лето являться ей всякий раз, как она закроет глаза. II Самое классное, как думал прошлым летом Лео, в полёте на Огигию с целью спасения Калипсо было то, что это не заняло сотню лет. Прошла лишь пара недель. Но кое-что оказалось ещё круче: Джейсон и Пайпер пусть и злились на него, называя «самым тупым полубогом в истории», простили его, когда он заявился к ним с Фестусом и прекрасной и, возможно, бессмертной девушкой. Но самое-самое классное — это то, что Калипсо полюбила Лагерь полукровок. Она полюбила клубничные поля, вид на Лонг-Айленд, песни у костра, конюшни пегасов — даже кузницу, куда она иногда приходит помочь Лео с тем, чем он в данный момент занят. Она кажется счастливой — весь этот год. Во время одной из прогулок вдоль кромки леса Лео замечает кое-что странное. Калипсо рассказывает что-то о плотине Гувера, которую обязательно нужно посетить, а он натыкается взглядом на лежащий на земле бинт. — Аннабет предложила мне поехать с ней, — говорит Калипсо. — Подожди-ка, — просит Лео, протягивая руку в сторону и останавливая её. Он внимательно вглядывается в деревья и второй рукой тянется к поясу с инструментами. В Лагере часто ранятся; когда на твоей стене для скалолазания есть опасность свалиться в лаву, а тренируешься сражаться ты на настоящих мечах, без этого не обойтись. Но лес — это другое. Тут есть чудовища, и если на кого-то напали…— Я взгляну. Ты лучше подожди здесь. Калипсо скрещивает руки на груди. — Лео Вальдес, если ты думаешь, что я останусь здесь только потому, что тебе показалось опасным… — Эй-эй, полегче. — Он оборонительно приподнимает руки. — Я имел в виду, что ты должна быть готова на случай, если нужно будет бежать за помощью в Большой дом. Этот ответ её удовлетворяет, и Лео идёт вглубь леса, не отнимая руки от пояса — просто на всякий случай. Он держит ушки на макушке, не желая попасть врасплох, как на последнем захвате флага, когда на него напало что-то вроде хардкор-версии немейского льва. Что-то шуршит, и он надеется, что это дриада или кто-то из лагеря. Пройдя десять метров, он видит кое-что, образ чего наверняка будет преследовать его до конца жизни. Нико ди Анджело, прижимаемого к дереву Уиллом Соласом. Челюсть Лео отвисает. А выдаёт его дурацкая ветка, хрустнувшая под ногой. Уилл отпрыгивает на целый метр; Нико цепляется пальцами за низ собственной футболки. — Лео! — Уилл трёт тыльную сторону ладони. — Эм… эм, мы не думали, что кто-то сюда придёт. — Вот, значит, откуда бинт, — слабым голосом говорит Лео. Нико таращится на него, и выражение его лица пугает. Лео косится на землю, опасаясь, что оттуда вылезет скелет, готовый превратить его в вальдес-кебаб. — Лео, — говорит Нико. — Ага. — Лео делает шаг назад. — Э. Я просто пойду и никогда никому об этом не расскажу. Вот. Каламбур о том, что мысли о сыне Аида кого угодно из-под земли достанут, приходит ему в голову только на пляже. Калипсо спрашивает, что такого смешного, и он рассказывает ей анекдот о сатире и жестяной банке; она отвечает ему странным взглядом. III Третьему, кто узнаёт, известно наверняка немало секретов обо всех обитателях лагеря. Если ты постоянно попадаешь в чужие сны, непременно увидишь то, чего не должен был. Кловис знает, что Кларисса Ла Ру и Крис Родригес по ночам любят пробираться на Холм Полукровок и смотреть на звёзды. Знает, что Дрю Танака сохнет по Талии Грейс, пусть и изображает симпатию к Джейсону. Знает, что любимый фильм Сесила — «Грязные танцы». Кловис много чего знает. Самому ему обычно снится дом. Он дремлет на диване, пока мама его не поднимает, чтобы поужинать или пойти в школу. Иногда заглядывает папа. Иногда он оказывается на концерте, в парке или даже на луне. Но начинается сон всегда дома. Так что ему легко определить, что скоро он попадёт в чужой сон: те всегда начинаются в домике Гипноса. Там такой густой воздух, что хочется спать, но вместо этого он выходит наружу. В этом сне на улице темно. Гарпий-уборщиц нет, в лагере очень тихо, небо ясное, и воздух прохладный, но приятный. Кловис зевает и идёт вдоль домиков. Сны полубогов обычно сильные и редко остаются у них в головах. По пути он ловит их обрывки. Из домика Деметры виднеется лёгкое зеленоватое сияние и доносится что-то вроде спора кролика Квики и медвежонка Барни. В домике Ареса кто-то орёт, что не хочет в мотыльковый сад. Тут Кловис останавливается, надеясь ещё что-нибудь услышать, но вместо продолжения звучат часы с кукушкой. Он идёт дальше. Пространство перед домиком Гефеста усеяно крохотными Фестусами. Даже думать не нужно, чей это сон. Один из дракончиков подбегает к Кловису и льнёт к его ногам, как кот; Кловис чешет его под металлическим подбородочком. Он оборачивается на звук открывающейся двери, ожидая чего-нибудь странного; это же сон, так что из домика вполне может выползти Лох-Несское чудовище. Но это просто Уилл Солас. Кловис не следит за ним; просто случайно идёт в том же направлении. К домику Аида. Мини-Фестус бежит за ним, издавая похожий на мурлыканье звук. Нико открывает дверь ещё до того, как Уилл успевает подойти к домику, и идёт было ему навстречу, но замечает Кловиса и на мгновение кажется пойманным врасплох. — Кловис, — говорит он, — это я в твоём сне или ты в моём? — Всего понемногу, — отвечает Кловис. Уилл переводит взгляд с одного на другого; он, наверное, не особо в курсе, что это сон. Мини-Фестус у ног Кловиса громко щёлкает и несётся к домику Гипноса. Полный круг. — Ладно, — соглашается Кловис, хотя и не очень понимая, что означало это щёлканье. — Спокойной ночи, Нико. Он идёт за драконом, а когда просыпается, немного грустит, что нельзя было забрать его с собой. IV Вернуться здорово. Это первая мысль Элизабет Рэйчел Дэр по приезде в Лагерь полукровок. Вторая — о том, что странно возвращаться вместе с римлянами. Третья — что она скучает по Элле. После десяти месяцев мельтешения между Кларионской женской академией и Лагерем Юпитера она решила, что Элла, наверное, входит в число лучших друзей, что когда-либо у неё были. Приятно иногда слышать цитаты из случайных книг во время стресса. А записывать Книги Сивиллы — определённо стресс. Стоит ей увидеть Аннабет, как она возвращается к первой мысли: вернуться здорово. За завтраком она не присоединяется к Хейзел и Фрэнку, а сразу идёт в свою пещеру и начинает устраиваться. Спустя пару недель она словно никогда отсюда и не уходила. Дни она проводит, играя в волейбол, мастеря или рисуя с ребятами из домиков Афины и Аполлона и отвергая тонны предложений потусоваться в кузнице. Как-то раз она наблюдает за фехтующими на арене Перси и Джейсоном, когда кто-то садится рядом. Уилл Солас. — Привет, — улыбается она. — Привет, — говорит он, глядя в землю. С Перси и Джейсоном разговаривает Нико, одну руку держа на рукояти меча. Спустя секунду Уилл спохватывается, что ведёт себя невежливо — по крайней мере, так решает Рэйчел, и спрашивает: — Что-нибудь слышно от папы? Она качается головой. — Ни слова. Но я ведь просто оракул, а что насчёт тебя? — Немножко. — Да? — с удивлением спрашивает она. Наверное, удивляться не стоит; пусть она и оракул, это не значит, что бог должен предпочитать поговорить с ней, а не с сыном. — И что он сказал? — Ничего такого, — кашлянув, отвечает Уилл, и Рэйчел моргает. — Что значит — ничего такого? По-моему, всё, что он говорит, важно, если Зевс… — она осекается. Смертная она или оракул, лучше о богах не сплетничать. — Серьёзно, что он сказал? Уши Уилла розовеют, и он снова бросает взгляд на арену, где Нико сражается с мальчиком, недавно признанным Никой. — Сказал, что у меня хороший вкус. Она снова моргает. — Он сказал, что у тебя… — Она отслеживает его взгляд и захлопывает рот. — Хороший вкус. Понятно. V Есть нормальные лагерные происшествия. Даже если это лагерь полубогов. Порезы, ушибы после фехтования, переломы после захвата флага. Всякое хорошее. А есть дни, когда из домика Гефеста вырываются клубы дыма. Перси как раз идёт к домику Афины, когда слышит негромкий взрыв, звук разбитого стекла и чьи-то крики изнутри. Он замирает. Но лишь на секунду, а потом несётся к Большому дому. Он знает, что Уилл Солас там, потому что за завтраком он ныл, что сегодня у него учёт. Последний захват флага, греки против римлян, немного разорил его запасы. Пронесшись по крыльцу молнией, внутри Перси чуть замедляется: он не в настроении оказаться превращённым мистером Д. в дельфина, когда людям нужна помощь. Он ожидал, что увидит Уилла одного, может, склонившегося над коробкой с чем-то, что нужно пересчитать; вместо этого он видит Уилла с Нико. Нико сидит на краешке кровати, Уилл стоит прямо напротив него, и это бы ладно, вот только одна рука Нико обнимает Уилла за талию, и они… Домик Гефеста, напоминает он себе. Он прочищает горло, и Нико отдёргивается, поджав губы, а Уилл просто выглядит растерянно. Перси старательно не замечает ни того, ни другого. — Уилл, эм, извини, э… — пытается начать он, но машет на это рукой. — Там авария. Дети Гефеста что-то взорвали. Может, ничего серьёзного, но я решил тебя захватить. Уилл кивает; он вдруг становится весь такой серьёзный, ходит по комнате, бросает что-то (кажется, всего по чуть-чуть) в сумку. — Нико, — говорит он, — захвати нектара и амброзии. Нико соскакивает с кровати, не глядя на Перси, и становится очевидно, что он тут вполне освоился. Перси сглатывает; больше он никогда не сможет услышать слово «учёт», не подумав об этом. — Перси! — восклицает Уилл, и Перси дёргается; и Уилл, и Нико стоят перед ним, и на их лицах написано нетерпение. — Ты стоишь посреди дороги. Захвати льда и догоняй. И они уходят. Перси мотает головой. — Лёд, — говорит он себе и идёт к холодильнику.

VI

К середине лета Нико почти сходит с ума. Не то чтобы он был против, что люди узнают о них с Уиллом. Он не стыдится. Он просто… ну, он сын Аида. О нём и так говорят, доброе, дурное или всего понемногу. Он не хочет ещё больших разговоров, и точно не хочет, чтобы в это втягивали Уилла. Тайна ещё не вышла наружу. Все, кто знает — Хейзел, Лео, Кловис, Рэйчел (так сказал Уилл) и Перси (из всех-то людей) — вроде молчат. Но это лишь вопрос времени. Думая об этом во время кромсания манекена на арене, он слышит: — Римляне собираются домой. Фрэнк узнаёт, не собрался ли кто с ними в последнюю минуту. Нико оборачивается к Уиллу. Тот стоит, засунув руки в карманы, одетый так же, как и всегда: шорты, шлёпанцы, футболка. Он совсем не похож на лучшего целителя в лагере. Нико вытирает пот со лба: — Это ты мне так говоришь, что уходишь? — Я среди римлян? — Уилл качает головой. — То есть да, папино имя они не извратили, но моё место здесь. — Точно. — Нико засовывает меч в ножны. — Хочешь куда-нибудь пойти? Скоро сюда придут дети Ареса. Уилл улыбается. — Ага. Идём попрощаемся с римлянами. В тот вечер костёр ещё веселее обычного. И греки, и римляне изо всех сил пытаются перепеть друг друга, и у Нико голова гудит, но он не может перестать улыбаться. Все выглядят счастливыми. Уилл рядом с ним играет лучше любого другого. — Спасибо нашим римским гостям, — говорит Хирон так звучно, что его слышат все, — за одно из самых интересных лет в истории лагеря. Надеюсь, вы позаботитесь о тех, кто уходит с вами. — Конечно, — отвечает Фрэнк. Лео смешливо фыркает: — Чувак, незачем говорить так торжественно. Фрэнк смущается, а потом смеётся, а за ним и остальные. Нико, улыбаясь, под воздействием момента переплетает пальцы с пальцами Уилла. Он даже не осознаёт, что кто-то заметил, пока на следующее утро, после ухода римлян, Пайпер не обнимает его и не говорит: — Вы очень милая пара. Не потеряй его.