Ледяной дуэт

Она вообще-то брата любит. Старшего, троюродного. Любит так, что готова курить только на улице и заедать запах табака жевательной резинкой, лишь бы он по-прежнему верил, что она не курит. И лучше ему не догадываться, что она пьет энергетики литрами, пытаясь написать сразу все конспекты за месяц за одну ночь. Точнее переписать с тетрадок однокурсника. Про общение с которым брату тоже знать не нужно. Он бережет сестру, как самое редчайшее и красивейшее из сокровищ вселенной, дарит ей цветы и конфеты каждый день, словно она его любовница, а не родственница, готовит ей, заставляет надевать шапку, которую она конечно же стягивает с белокурых волос, едва отойдя от дома, звонит по пять раз в день и устраивает всем ее знакомым настоящие допросы с пристрастием и испытательным сроком: нужно же понять, достойны они его Наташи или нет? А Наташа кривит губы, хмурит брови, курит по пачке сигарет в день, живет на энергетиках и таблетках от головной боли и из последних сил изображает хорошую девочку. Наталья Арловская — примерная студентка, упрямая и принципиальная, трудолюбивая и умная. Она умеет обращаться не только с пилочкой и щипцами для бровей, но и с кинжалом, что всегда в сумке. У нее даже есть ручка-нож, купленная давно и нежно любимая. Она сумеет за себя постоять и без брата, если понадобится. Но нет необходимости. Для всех она — красивая сестричка Ивана Брагинского, того самого, который в правительстве и спонсор университета. Естественно, с такой репутацией она имеет десятки мнимых обожателей и ни одного настоящего друга. Кроме, пожалуй, Бервальда. Бервальд Оксеншерна ее однокурсник, он старше на два года и выше на пятнадцать сантиметров. Рядом с ним Наташа чувствует себя маленькой девочкой с пилочкой в сумке, а не с кинжалом, которым может попасть в центр мишени с десяти метров и обрубить железную проволоку. Бервальд единственный, кто не относится к ней подобострастно. Он не пытается ей угодить, не лебезит, не делает ей комплименты ни к месту. Он просто смотрит на нее серьезно в ответ на ее робкую просьбу, а потом отдает все свои конспекты, не сказав, когда возвращать. И она несет их в сумке, как величайший подарок, она переписывает их вторую ночь подряд, любуясь ровным почерком шведа. Ни одной ошибки, стройный сюжет, лаконично, емко. Это могло бы быть и характеристикой Бервальда. Он никогда не ошибается, всегда логичен и лаконичен, говорит редко, но всегда по делу. Наташа скользит ручкой по бумаге, выводя почерком с завитушками тексты, и думает о том, что не знает даже, как отблагодарить однокурсника. Может, подарить ему что-то? А что? Чем он увлекается-то? Она ведь ничего о нем не знает почти! Он любит читать, но какие книги? Они у него всегда разные, совершенно отличные друг от друга. У него есть собака, вроде, но не корм же для нее дарить? Может быть, что-то съестное? Но что? Сладости? Он же не девушка! Ну и не окорок же ему принести, в конце концов! Наташа кусает губы, тянется за энергетиком и опрокидывает его. На конспекты Бервальда. Мгновение шока, и все тетради уносятся на батарею, а сама студентка ругает себя самыми грязными словами. Вслух. И это слышит Иван, зашедший в ней в комнату. Он стучал, но она не услышала. И сейчас она стоит, в пижаме, мокрой от энергетического напитка, среди вороха бумажных листьев и канцелярии и молчит, думая, заметит он пачку сигарет, лежащую на краю стола или нет. Он замечает. Тяжело вздыхает, приносит сестре полотенце и спрашивает немного обреченно: — Ну и как его зовут? — Бервальд Оксеншерна, — признается она, облизывая искусанные губы. Они саднят. И сердце щемит от осознания собственной глупости. Так глупо. Испортила конспекты, попалась Ивану ночью с энергетиком и сигаретами, да еще и говорит сейчас имя шведа так, будто признается в его убийстве, а не в том, что влюбилась, как школьница, а не студентка из семьи министра, умеющая обращаться с оружием, холодная и неприступная. Бервальд тоже холодный и неприступный. Скандинавская кровь словно холодит его, а не греет, сине-зеленые глаза всегда серьезны, она ни разу не видела его улыбающимся и к ней у него никакого особого отношения. И это и злит, и радует, это заставляет достать из пачки сигарету и демонстративно закурить, смотря с вызовом в глаза брату. — Пригласи его к нам, — велит Иван, приоткрывая форточку. — Взгляну на него хоть. — Не надо, Вань, — просит она. — Он не придет. Брагинский смотрит на нее, поникшую, ссутулившуюся и просто давящуюся дымом, а не наслаждающуюся, и уверенно заявляет: — Придет. Бервальд и правда приходит, крепко жмет руку Ивану, оказавшись одного с ним роста, пьет чай на кухне, рассказывает о том, как переехал в Россию учиться три года назад, поступил в университет, подрабатывает в магазине холодного оружия и живет с собакой в однокомнатной квартире в другом конце города. Наташа слушает с придыханием, узнавая за полчаса столько, сколько не узнала за все время обучения с Бервальдом в университете. Кусок не лезет ей в горло, и она цедит чай и смотрит на Оксенштерну, как на пришельца с другой планеты. Он не просто не такой, как ее однокурсники, он не такой, как все, кого она знает. Увидев искореженные листы тетрадей с конспектами, не ругает Наташу, а просто убирает тетради в сумку, убедившись, что они больше не нужны. Арловская извиняется, говорит, что готова исправить ошибку, заплатить, если нужно, и он неожиданно кивает. Подходит к ней, кладет руку на плечо и, нагнувшись к ее лицу, берет плату, целуя Наташу решительно и властно. Арловская вцепляется в него, прижимается и отвечает горячо и жадно. Она необычная. Он особенный. Они должны стать прекрасной и очень гармоничной парой. Он дарит ей новый кинжал, купленный в магазине, где работает, она оставляет след от губной помады в конце каждой его испорченной тетради с конспектом, извиняясь. А потом целует и его самого, просто задыхаясь от страсти и ощущения влюбленности, от которой дыхание сбивается и на щеки румянец ложится. Но это не влюбленность, это любовь. Они заканчивают университет вместе и, немного поспорив и высказав все доводы «за» и «против», уезжают в Швецию, подальше от псевдодрузей, от русской зимы и брата-министра, своим авторитетом давящего к земле, а гипертрофированной заботой просто затягивающего шелковую петлю на шее. Теперь их ждет совместная работа, зима шведская и настоящая любовь, которая дуэт русской девушки и шведа делает не ледяной: обжигающей.