Птица-нецелуйник

— Нарцисса, там снова нецелуйник поет, пойдем скорее! — влетела в гостиную разгоряченная Саннайва Блишвик и, пританцовывая от нетерпения, остановилась перед Нарциссой Блэк: — Там нецелуйник! И он опять поет! Нарцисса медленно отложила книгу: — Он уже несколько дней вертится вокруг нашей школы. И он не поет, а издает отвратительные звуки. Саннайва ничуть не смутилась: — Но это же нецелуйник! Пойдем, а то он улетит, и, может, мы никогда в жизни его больше не услышим. Ты же знаешь, какие они редкие. Пивз, школьное приведение, кривлялся позади нее, передразнивая. Впрочем, ему было далеко до того, как насмехалась над Нарциссой птица-нецелуйник. — Нарцисса, ну пойдем же! — Саннайва наклонилась и доверительным шепотом сообщила: — Там Реджинальд Трэверс... А что если он меня поцелует? Но одна я к нему не подойду, я же умру на месте со стыда! Реджинальду давно нравилась Саннайва, да и Саннайве — Реджинальд, а первый поцелуй под смех нецелуйника — к счастливой любви. И если нецелуйник прекратит хохотать во время чьего-то поцелуя, то влюбленных ждет счастливый брак. Так, по крайней мере, уверяли легенды, в которые верили почти все. Нарцисса не верила, но Саннайва уже тянула ее за руку к выходу: — Пошли скорее, вдруг он перестанет петь? Нецелуйник безудержно смеялся, пока Саннайва крутилась вокруг смущенного и бездействующего Реджинальда Трэверса. «Ох уж эти мальчишки», — вздохнула про себя Нарцисса. — Слышишь, нецелуйник поет? — обратился к ней кто-то из сокурсников. — Конечно слышу, — дернула плечом Нарцисса. — Только глухой не услышит. — Правда, необычные у него крики? — подхватил другой. — Не знаю, — холодно отрезала Нарцисса. Нецелуйник особенно ехидно захихикал. — А я раз около дома такого слыхал, — вмешался третий мальчик. Нарцисса с досадой покосилась на него: — Подумаешь, невидаль. У моих тетки с дядей нецелуйник вообще годами жил. Мальчишки, как по команде, заулыбались: — И что, им приходилось постоянно целоваться? Рядом остановились парень с девушкой, старшекурсники, и, под смех нецелуйника, исполнили старую традицию. Потом подтянулись еще парочки. — Так они целовались? — не отставали сокурсники Нарциссы, и она рассердилась: — Да что вы ко мне привязались? — Вредная Блэк! — раздалось вслед, а потом еще много неприятных эпитетов, но Нарцисса гордо шла, высоко держа голову, словно бы не слышала ни насмешек мальчишек, ни нецелуйника. И только раз споткнулась — когда прямо перед ней оказался Люциус Малфой с какой-то девицей, неприлично повисшей на нем. «Целуй его, целуй, завтра он о тебе и не вспомнит», — злорадно подумала Нарцисса, огибая их. — Ух-ха-ха-ха! — насмехался нецелуйник. — Их-хи-хи-хи! «Я все же запущу в тебя проклятием», — пообещала птице Нарцисса. Саннайва, догнав ее, огорченно говорила что-то о нерешительном Трэверсе, а Нарцисса кивала, но сама думала о той девице, с которой Люциус Малфой целовался под птичий хохот. Настырный нецелуйник всю неделю так и вился около Нарциссы. На уроках она садилась подальше от окон, после — пряталась в библиотеке, и радовалась, что спальни Слизерина расположены в подземельях. Она изнервничалась и плохо спала ночами, а птица продолжала смеяться над ней. А на выходные нецелуйник совсем разошелся: пел так громко, что удивлялись даже преподаватели. — Ты должна это увидеть! — в вечер пятницы снова завелась Саннайва. — Во дворе творится просто сумасшествие, все целуются... И, угадай, какая у меня новость? — Трэверс тебя поцеловал? — равнодушно предположила Нарцисса. Саннайва кивнула, и еще раз, и еще: — Да-да-да! Ах, Нарцисса, я так счастлива! — Поздравляю, — Нарцисса резко поднялась: — Я пойду, почитаю где-нибудь, где потише. Саннайва, конечно, обиделась, но у Нарциссы на душе было так плохо, что ей доставило удовольствие задеть подругу. Выбирая самые глухие, без окон, коридоры Хогвартса, она добралась до смутно знакомой башни — окно там было только на самом верху, узкое и маленькое. — И что ты здесь потеряла? — преградил Нарциссе дорогу хмурый Люциус Малфой. — Тут занято. Нарцисса замерла, глупо указывая ему на удерживаемую подмышкой книгу. — Или тоже от нецелуйника прячешься? — внезапно понимающе усмехнулся Люциус. — Тоже достали все со своими поцелуями? — Я... Да, — от растерянности согласилась Нарцисса. — И меня, — на удивление разоткровенничался Малфой. — Эти дуры-девчонки проходу не дают. Надоели. Нарцисса так и топталась у порога, и он сделал приглашающий жест рукой: — Добро пожаловать в убежище. Здесь эта птица нас не найдет. Только, предупреждаю, не будешь сидеть тихо — выгоню. Нарцисса молча кивнула и, примостившись с ним рядом на укрытой его мантией скамье, раскрыла книгу и какое-то время невидяще разглядывала строчки, время от времени переворачивая страницы. Люциус тоже уткнулся в учебник, что-то выписывая на пергамент крупным, с завитушками, почерком. — Чушь какая-то, — нарушил он сам же тишину. — Ответов на половину заданий нет в учебнике! Откуда мне знать, сколько листочков бывает у первого ростка горечавки, если в книгах этого нет?! — На втором курсе выращивают горечавку, — тихо напомнила ему Нарцисса. — Ну... По крайней мере, мы выращивали, — захлопала она длинными ресницами, с трудом выдерживая пристальный взгляд его серых глаз. — Можно подумать, я должен помнить, что там выращивают на втором курсе, — хмыкнул Люциус. Нарцисса улыбнулась краешком губ: — Три. У ростка горечавки три первых листика. И самый длинный подходит в зелье от сглаза. Люциус склонил голову набок — точь-в-точь, как нецелуйник: — Ты уверена? — Абсолютно, — слегка оскорбленно его недоверием ответила Нарцисса, снова возвращаясь к своей книге. Люциус подсел поближе: — Слушай, Блэк, а ты что, хорошо разбираешься в Травоведении? Нарцисса пожала плечами, без ложной скромности: — Лучше всех на курсе. — Правда? — голос Люциуса стал мягким, бархатным: — А ты не можешь взглянуть еще на парочку заданий? А то я в этих травках вечно путаюсь. — Хорошо, — она вздрогнула, когда Люциус довольно бесцеремонно отвел прядь ее волос, закрывшую строчки учебника. — Вот, четвертое, седьмое... И еще пятнадцатое. И девятое тоже, пожалуй... А может, ты все проверишь? Нарцисса рассмеялась. — Что? — с деланным удивление спросил Люциус, тоже посмеиваясь и подмигивая ей. Она покачала головой и с усердием принялась вписывать недостающие ответы и править уже решенное Люциусом. — Вот, теперь правильно, — Нарцисса подняла голову и случайно коснулась щекой его губ: — Ой, извини... Люциус и не думал отодвигаться: — А ведь ты очень красивая. — Не надо... — она хотела объяснить ему, что на нее не действуют его приемы, рассчитанные на «девиц на один день», как Нарцисса их мысленно называла. — Не надо чего? — губы Люциуса оказались совсем рядом, а Нарцисса поняла, что приемы все же действуют. — Ух-ха-ха-ха! — раздалось сверху, и в окошко под крышей протиснулась белая птица с несколькими черными перьями на груди. — Ух-хи-хи-хи! Люциус Малфой в ту же секунду запустил в нее огненный шар. — Ух-ха! Ух-хи! — всполошенно заметалась едва увернувшаяся птица, и Нарцисса еле успела перехватить занесенную для второго броска руку Люциуса: — Не надо! Она не виновата... Птица вторила ей громким смехом, который усиливаелся эхом в башне. Люциус Малфой снисходительно бросил: — Все вы, девчонки, слишком жалостливые. Нарцисса молчала, только взгляд стал просительным, и он опустил руку: — Ладно, — и нахмурился: — Странно это, такое ощущение, что она меня преследует. Нарцисса, помедлив, призналась: — Не тебя. Меня... Это же неправда, что нецелуйники прилетают, чтобы скрепить узы любви. Они... Они прилетают к тем, у кого любовь — безответная. И высмеивают глупость влюбленного... или влюбленной. Поэтому его еще называют «Птица-высмеивающая-несчастную-любовь». Люциус скептически прищурился: — Тогда вокруг Хогвартса их бы стаи кружились. — Она прилетает не ко всем, — объяснила Нарцисса, а птица спикировала ей на плечо и принялась, как ни в чем не бывало, чистить перья. Люциус потрясенно отступил: — Чего это она? Как ручная. — Не знаю, — не менее удивленно прошептала Нарцисса, замерев. — Тот нецелуйник, который жил в саду у тети Вальбурги и дяди Ориона, так себя не вел. — Ух-ха-ха! — прямо в ухо крикнула ей птица, взлетела под потолок, протиснулась в проем окна и захохотала уже оттуда: — Ух-хи-хи! — То есть, ты безответно влюблена? — подытожил Люциус. — И кто же тот идиот, которому ты не нравишься? Нарцисса нервно хихикнула, пряча глаза: — Он... Он просто... просто «идиот». Нецелуйник засмеялся вместе с ней и над ней. Люциус задумчиво сделал круг по башне, и остановился перед Нарциссой: — Слушай, с этим надо что-то делать. А что, этот твой, он совсем к тебе равнодушен? Нет, правда? Действительно идиот... Тогда тебе надо привлечь его внимание и заставить ревновать, — глаза Люциуса загорелись азартом: — Так и быть, я беру это дело в свои руки. Завтра ты наденешь самое лучшее свое платье, волосы причешешь красиво — ну как там вы, девчонки, умеете. И прочие женские штучки используешь... Нарцисса только хлопала ресницами. Люциус хитро улыбнулся: — И мы с тобой пойдем в Хогсмид... Пусть тогда этот твой «равнодушный» попробует тебя не заметить! Вот увидишь, он заревнует так, что мигом забудет о своей холодности! — Не думаю, что... — пролепетала было Нарцисса, но нецелуйник перебил ее хохотом, а Люциус картинно зажал уши: — Я не слышу твоих возражений, Блэк! Завтра мы с тобой отправляемся в Хогсмид, и точка. А теперь пошли отсюда: от этих птичьих воплей у меня начинается мигрень. По дороге Люциус рассказал о забавном происшествии на уроке, а Нарцисса тоже вспомнила что-то веселое, так что их смех заглушил негодующие крики «птицы-высмеивающей-несчастную-любовь». Через несколько дней нецелуйник улетел из Хогвартса.