Уходя - гасите звезды

Нам снятся другие жизни. Другие вселенные. Люди, которых мы никогда не видели и с которыми не встретимся за пределами царства Морфея. Люди, ради которых мы готовы поскорее бежать в кровать, падать в теплые объятия флисового одеяла, пропускать сквозь себя такое иллюзорное тепло, придуманное нами самими. Тепло, которое невозможно найти в реальном мире, которое может подарить только неосуществимое. Несбыточное. И от этого еще более привлекательное. Что-то, что нельзя потрогать, за что нереально ухватиться бледными тонкими пальцами, что-то, чей аромат нельзя втянуть в себя, как крепкий табачный дым и невозможно выпить с чашкой утреннего кофе. Это что-то неосязаемое. Эфемерное. Несуществующее для всего мира, но являющееся миром для тебя. Для меня. Для нас. Эта история произошла настолько давно, что просто не могла быть правдой. Задолго до того, как древние боги стали распивать амброзию, дарующую бессмертие, ведь эта история и есть бессмертие – тягучий напиток, который заполняет извилистые реки вен, просвечивающихся под тонкой кожей. Напиток, заполняющий рассудок и безрассудство, заполняющий мир, который существует только в наших снах. Не твоих. Не моих. Наших. Ты закрываешь глаза и погружаешься в непроглядную тьму, словно совершаешь безрассудный прыжок в холодные океанические воды, позволяешь воде окутывать тебя, оплетать тело невидимыми путами, проскальзывать в разум, пленить его… Ты тонешь. Тонкие вереницы пузырьков воздуха протягиваются от уголков рта и убегают вверх, по капле унося вместе с собой драгоценные секунды жизни. Ты отчаянно ловишь их пальцами, сжимаешь в кулаках, но тщетно - они выскальзывают и бегут все быстрее, пока ты так глупо взбиваешь кулаками мутную, холодную воду бушующего океана. Кажется, поверхность близко, но волны накатывают одна за другой, словно слой за слоем зарывая землю на могиле. В панике распахнутые глаза теряют из вида последние лучики солнца, и вместе с ними угасает надежда. Тьма сгущается. Становится сложно понять - где небо, а где морские глубины. Создается ощущение, что это и не вода вовсе, а бескрайние просторы космоса. Темные. Холодные. Липкие, словно расплавленная, вязкая смола, лишающая возможности двигаться. Невидимые путы оплетают щиколотки и тянут тебя вниз, ближе к темноте, к неизвестности, ближе к смерти. В душе зарождается паника и, не контролируя себя, ты распахиваешь губы в беззвучном крике… Обжигающая боль захлестывает легкие, прокатывается по дыхательным путям, и создается ощущение, что заполняет пустоту внутри, использует чужое тело, как полый сосуд, дабы вселить в него свою, темную душу. Ты открываешь глаза в темноту. Абсолютную. Идеальную. Ты не видишь ничего. Вытягиваешь вперед руку, хватаясь пальцами за воздух, но не видишь и этого. Ты озираешься по сторонам, но это напоминает старую игру, в которую ты играл в детстве, завязывая глаза шарфом… и сейчас твоя очередь искать… но кого? Ты видишь огонек вдали. Слабое свечение, напоминающее пламя свечи. Маленькая, огненная звезда на черном полотне. Ты делаешь опасливый шаг вперед, словно ступая в пустоту, но нет, под ногами – твердая почва. Ты делаешь второй шаг, третий, и свечение становится ярче, ближе, и темнота постепенно становится все менее интенсивной. Взгляд различает черный туман, а под ногами клубится черная пыль, словно поверхность другой планеты, уничтоженной вселенским пожаром. Силуэты обугленных деревьев напоминают жуткие лапы чудовищ, а земля иссущенна и покрыта узорами трещин, давно забыв о том, что такое дожди. Над твоей головой – черное небо. Лишенное созвездий, солнца или облаков… и лишь свет впереди служит тебе путеводной звездой. Зрение начинает различать очертания уличного фонаря – массивного, высокого, с огромным, стеклянным плафоном, обрамленным листьями кованных, мертвых цветов. Ты подходишь ближе, касаешься пальцами металла, а вдалеке зажигается второй фонарь, третий, четвертый… они тянутся вперед, словно когда-то стояли посреди оживленной улицы, свет рассеивается, заливает теплыми оттенками окрестности, и сгоревшие деревья уже не кажутся настолько жуткими. Вдалеке ты различаешь силуэт. Такой же темный, как и все в этом месте, название которого тебе не известно. Силуэт человека, который мог бы слиться с этим миром, стать его неотъемлемой частью, стать деталью этого загадочного механизма, и он был ею. Облаченный в черный фрак, он стоял у зажженного фонаря, заложив руку за спину, и словно ожидал, пока ты подойдешь ближе. К фонарю за спиной человека была приставлена лестница, а в руке - длинная жердь с полыхающим огоньком на ней. Это был Фонарщик. Ты делаешь несколько шагов навстречу, и мужчина обозначает подбородком кивок. Не произносит ни слова, лишь жестом указывает следовать за ним. На его лицо падает луч света, и ты видишь на щеке контрактуры от ожогов. Шрамы тянутся к шее и скрываются за воротником рубашки которая, как и его фрак, была черной. Мужчина переставляет лестницу к следующему фонарю, поднимается на несколько ступеней, открывает крышку и, опустив жердь за мутноватое стекло, поджигает фитиль, пропитанный горючим. Поначалу свет кажется ослепляющим, но не проходит и нескольких секунд, как чуть подрагивающее пламя разливается вокруг спокойствием и теплом. – Что это за место? – наконец-то подаешь голос ты, но фонарщик, словно не замечая тебя, продолжает делать свою работу. Ты начинаешь терять счет и сбиваешься с намеченного пути, ведь теперь источники света не имеют определенного направления – они расставлены на сухой черной земле в абсолютно хаотичном порядке, и лишь только фонарщик знает что делает. Ты вынужден следовать за ним, и вот, где-то вдали видишь что-то, что вначале кажется тебе ночным небом, что-то, что горит сотнями звезд, сливается в созвездия, мерцает и завораживает. Этими звездами были сотни, а то и тысячи фонарей. Одни горели ярко, ослепляя, заставляя немного щурить глаза, а некоторые едва тлели, и вовсе теряясь на фоне мириад бутафорских звезд. Фонарщик достал из кармана серебряные часы на цепочке, секундная стрелка на которых не двигалась, бросил быстрый взгляд на циферблат и, приставив лестницу к тускло мерцающему фонарю, погасил его. Тьма стала ближе. Слабый запах гари защекотал ноздри, а от потухшего фонаря тянулась хилая ниточка сизого дыма. – Здесь все начинается и заканчивается. Эта фраза была единственной, что сказал мужчина, прежде чем шагнуть в темноту. Она поглотила его, сожрала, словно хищник свою жертву, но почти сразу он зажег новый источник света, яркий, не такой, как все. Фонарщик улыбнулся уголками губ и остановился, глядя на чуть потертый плафон. – Мы там, где должны быть. В этом мире ничто не происходит просто так. – в его глазах плясал отблески огня, а во взгляде было так много холода… словно каждому фонарю он отдавал частичку своего тепла. Речь была медленной, размеренной, и в абсолютной тишине голос мужчины звучал пугающе близко. – Этого места нет карте, о нем не рассказывают истории, не слагают мифы и уж точно не пишут в библии. Это место просто есть. Есть. Может это сон, а может это явь. Может кто-то из нас безумец, а, быть может – оба?.. Ты не можешь промолвить и слова и просто стоишь рядом, глядя на огонек, заточенный в стеклянную тюрьму фонаря. Мужчина в черном фраке вновь достает часы, стрелка на которых отмерила всего одну секунду. Одну, хотя ты готов поклясться – прошло не менее пяти минут. Ты приоткрываешь рот, чтобы что-то сказать, но палец в кожаной перчатке прижимается к твоим губам, призывая к молчанию. - Тшш. Очень скоро ты все поймешь. Когда-то и я был таким, как ты. – фонарщик улыбается тебе теплее, искренней, и на секунду фонарь рядом с вами вспыхивает ярче, но сразу же почти угасает. Почти. За стеклом можно увидеть, как алеет фитиль, и, кажется, вот-вот оставит вас в полнейшей темноте. Мужчина смотрит на это, тихо вздыхает, и бросает в карман часы, стрелка на которых вновь замерла. Лестница оказывается у очередного столба, и мужчина продолжает нести свою службу – разжигая все больше и больше огоньков… – Кому-то сегодня суждено прийти. А кому-то – угаснуть. С этими словами фонарщик опускает чашу вглубь плафона, и пламя, которое билось о стекла с бешенной силой, оставляет после себя только облако дыма. Ничего не осталось от былого свечения, и они оказались в тусклом освещении двух почти угаснувших фонарей. – Но зачем? Тот, яркий, был нужен, а эти… - ты бросаешь рассеянный взгляд на жалкие источники света. – А эти совершенно бесполезные. Фонарщик вновь улыбается и, словно ребенка, треплет тебя по волосам, запуская пальцы в рыжую копну. Ты не чувствуешь тепла его пальцев – лишь прохладу кожаной перчатки. Ты не можешь понять сколько ему лет и чувствуешь себя совсем несмышленым рядом с незнакомцем, хотя внешне он был немногим старше тебя. Наверное. Шрамы мешали понять его возраст… они обезображивали лицо, которое когда-то абсолютно точно было красивым. Оно и сейчас красивое. Возникает смутное желание прикоснуться к его щеке, провести подушечками пальцев по шрамах… но ты гонишь это желание прочь. – Не понимаю. – Ты задумчиво бормочешь, закусываешь губу, не отводя взгляда от плафона, который все еще сохранял тепло недавнего пламени. Что-то тревожит тебя: предчувствие или мысли… что-то, чего раньше никогда не было, что-то, что заглушает ту спокойную ауру, окружающую незнакомца и тебя. – Каждому назначено свое время и отмерян свой век. Кто-то гаснет, едва вспыхнув, кто-то уходит ярким, будоражущим, молодым, а другие – долгие годы тлеют, догорают… и моя работа отмерять время для каждого. Фонарь за твоей спиной на мгновение гаснет, пламя подрагивает и, кажется, оно вот-вот сойдет на нет. – Но даже я всего лишь человек. Чужая ладонь прикасается к твоей щеке, прижимается… но прикосновение лишено близости. Ты хмуришься, ощущая холодок кожаной перчатки и, прикасаясь к руке мужчины, поддеваешь материю пальцами. Он поддается, протягивает ладонь вперед и позволяет тебе своенравно стянуть раздражающую тебя деталь, которая не дает ощутить тепло незнакомца… Повисает молчание. Он больше не прикасается, а ты – не смеешь просить. Ты только смотришь. Наконец-то позволяешь себе заглянуть в серо-голубые глаза, от холода которых не спасает даже тепло твоих медовых радужек. Секундная стрелка отмеряет вторую, невыносимо долгую секунду и чужая ладонь наконец-то прижимается к коже. Большой палец осторожно оглаживает скулу, и ты невольно прикрываешь глаза, совершенно упуская момент, когда к твоим губам прикасаются чужие. Мягкие, и вопреки ожиданиям такие теплые. Согревающие. Это даже не поцелуй, это простое, почти невинное прикосновение, в котором крылось что-то особенное, интимное… в этом прикосновении было столько нежности, что она обжигала… Ты тихо выдыхаешь в чужие губы, подаешься вперед, прося о большем, протягиваешь руки чтобы коснуться чужих плеч… но встречаешь пустоту. Ты распахиваешь глаза растерянно, почти испуганно, но перед тобой – никого. Фонарщик растворился в воздухе, словно мираж, но ты все еще чувствовал тепло, слышал его запах, чувствовал, как руки незнакомца обвивают твое тело… хотя на самом деле на тебе просто был его фрак. Его рубашка. Его перчатки, сквозь которые ты держал раскаленную длинную жердь, а в кармане тихо щелкнула секундная стрелка серебряных часов. Фонарь за твоей спиной погас. Всем в этом мире нужна была замена. И даже Богу.