О грозах

       — Cмотри-ка, — усмехнулся Дайки, задрав голову к небу, — вот-вот будет гроза. Уже дрожишь, Сацуки?        Момои высвободила руку из кармана его куртки, где они переплели пальцы, специально для того, чтобы дать ему подзатыльник. Но — Аомине было не обмануть! — чуть-чуть покраснела, вспомнив свои детские панические слезы.        — Это было десять лет назад, дурак, — беззлобно пробурчала девушка, — мне было шесть! Что мне сейчас ее бояться? Тем более, — она мечтательно вздохнула, — сегодня — свобода!        Аомине заинтересованно глянул на нее, и Сацуки тут же пояснила:        — Родители уехали в Акиту, так что сегодня — никаких маминых сериалов до полуночи, никакого папиного ночного бродяжничества, буду делать все, что хочу! .. Например, — ее вид стал деловым, — давно хотела пересмотреть один матч с прошлого года, их центровой — любопытный экземпляр…        — Ненормальная, — без особого удивления констатировал Дайки, ловя ее холодную руку обратно в свой карман: тот казался без этого каким-то слишком просторным. На его лице снова расцвела усмешка: — И что, совсем-совсем не будешь бояться там без меня в своем большом темном доме в дикую грозу?        Сацуки фыркнула, разглядывая завитки туч разной степени хмурости, поежилась на холодном ветру, а потом повернулась к нему с приторно-насмешливой улыбкой на губах:        - Ты, Дай-чан, — нараспев произнесла она, похожая на хитрую лису, — даже не представляешь, насколько этот центровой интересный игрок! Пока буду его анализировать, мне будет совсем не тебя, какая там гроза…        Не выдержав, она прыснула в кулак. Дайки не понимал толком, почему его так цепляет глупая провокация, но отчего-то прямо-таки зверел. Прекрасно зная, что достигла цели, Сацуки со смехом вырвала руку и отскочила подальше, дразня.        — Ха-а, что еще за центровой? Эй, Сацуки! А ну стой!

***

       Она позвонила без пяти два. Ночи. Так что неудивительно, что сонный Аомине в поисках источника противной трели сначала долго водил руками под подушкой, затем шарил по ледяному полу под кроватью и только затем вспомнил, что телефон так и валяется в школьном портфеле.        Пока он то ли ползком, то ли кувырком, то ли вообще лежа добирался до другого конца комнаты, до медленно зажигающегося сознания дошло, что в такое время не поздороваться звонят. Так что вызов Сацуки он принял, уже находясь в странно взбудораженном состоянии:        — Дай-чан, — раздался в динамике ее шепот, — перед моей дверью кто-то сидит. Уже очень долго.        Аомине не нашел ничего умнее, чем спросить:        - Кто?        Сацуки страдальчески вздохнула, это было слышно даже по телефону:        — Он не представился. Дай-чан… страшно. Он не уходит! — ее голос дрогнул.        Аомине увидел секундный отсвет на стене и обернулся, чтобы окончательно убедиться, что погода за окном — хуже некуда. Когда улицу освещали вспышки молний, было видно, как деревья гнутся под порывами ветра чуть ли не пополам. По стеклам волнисто стекали дождевые потоки. Раскат грома, от которого, казалось, дрогнул пол, окончательно завершил картину.        — Он двигается! — паниковала Сацуки на том конце провода.        Дайки отлично представил, как она стоит посреди прихожей в своих дурацких пушистых тапочках, прильнув к дверному глазку и торопливо нашептывая ему в трубку.        — Он прямо перед моей дверью копошится, Дай-чан! .. — ее голос сорвался.        - Эй, ты там что, уже ревешь? — придерживая трубку плечом, а руками быстро натягивая джинсы и куртку, спросил Аомине.        Сацуки ответила ему неясным всхлипом, означающим, видимо, положительный ответ. Дайки выбрался в прихожую, все еще прижимая телефон к уху, и принялся мучиться со шнурками кроссовок. Да, надо было брать на липучках.        — Живая там? — деловито осведомился парень, взглядом отыскивая ключи.        - Угу, — сдавленно отозвалась Момои, — быстрее, Дай-чан, так жутко. Такая гроза…        Ключи поворачивались в замке с противным скрежетом, а дверь страдальчески стенала и словно взывала к остальным домочадцам. Аомине наградил ее нехорошим словом и выскользнул в подъезд. Лифт посмотрел на него глухими темными дверьми, выглядя как-то недружелюбно, и Дайки понесся вниз по лестнице, перепрыгивая по три ступеньки.        — А кто мне наплел, — насмешливо говорил он притихшей Сацуки, - мол, никакой грозы не боюсь, мой этот разыгрывающий такой увлекательный…        — Он центровой! — возмутилась Момои, всегда требовательная к деталям. Ее голос стал чуть менее перепуганным.        — Да какая к черту разни… Твою мать! — Аомине едва не перекувыркнулся через голову, когда в подъезде погас свет, и ступеньки исчезли из поля зрения.        Сацуки в трубке издала какой-то полузадушенный вскрик: они жили в соседних домах, а значит, что электричество погасло и у нее тоже. Быстро собрав в кучу руки-ноги, Дайки ускорился вдвое.        — О боже! — он живо представлял, как она вцепилась в трубку двумя руками. — Свет погас! Ничего не вижу, Дай-чан! ..        Лестница, слава Богам, закончилась, и Аомине вылетел из подъезда. Промок в ту же минуту: ледяной дождь словно обдал его целиком и сразу, ветер дул, казалось, со всех сторон одновременно. Фонари тоже погасли: темень стояла такая, что лишь память позволяла обходить всяческие бордюры и заборчики на пути.        — Я уже у подъезда, — сообщил он Момои, прерывисто дышащей в динамик. — Ты там у двери так и расселась, что ли? Иди в кухню, там же свечи. Фонарик возьми, он тоже валялся где-то.        — Так тихо, — на грани слышимости прошептала Момои, когда Аомине уже преодолел первый лестничный пролет. — Не могу пошевелиться.        Ступеньки здесь были совсем странными: нога парня то и дело в темноте пролетала мимо, так что он рисковал добраться до Сацуки со свежевыбитыми лестницей зубами. А ведь где-то там его ждал темный гость, любящий ночами посидеть под дверьми одиноких девушек, и у Дайки уже чесались кулаки растолковать ему, что к двери Момои ему и на километр приближаться не стоит.        — Мне осталось два этажа, сиди там и дыши, — отдал последние указания Дайки и включил фонарик: с противником надо встречаться лицом к лицу.        В самой что ни на есть боевой готовности он вышел на лестничную площадку Сацуки, долго шарил фонариком по пустому пространству, откуда на него глухо смотрели закрытые двери квартир, и только потом заметил темный неясный силуэт, прислонившийся к знакомой двери.        - Эй, там, — хрипло позвал Дайки, — что расселся?        Фигура зашевелилась, поднялась на четвереньки (Аомине уже подумал было, что его будут таранить головой в колени), а потом… тихо заскулила. Парень ошалело светил на огромного пса фонариком, все явственней различая лапы, уши и хвост, а потом в голос расхохотался. Гулкий подъезд сделал его смех каким-то зловещим, но плевать.        — Черт, Сацуки! — громко позвал он, барабаня в дверь. — Это чертова собака, что ты тут себе напридумывала!        Тихо защелкали задвижки и замки, а потом дверь распахнулась. Сацуки предстала перед ним точно такой, какой он себе представлял ее: с растрепанными волосами, в своем домашнем спортивном костюме, в пушистых тапках и с телефоном в руке.        Правда, Дайки совсем не ожидал, что она бросится ему в грудь, одной рукой обвивая за пояс, а другой намертво цепляясь в форменную куртку Тоуо. Ее пальцы сжимали ткань так сильно, как будто Аомине мог вдруг исчезнуть. Ее теплое учащенное дыхание грело ему грудь.        — Сацуки, ну что ты как не знаю кто… — закатил глаза Аомине, приобнимая ее за плечи и неловко потирая свой затылок: она обнимала его так, будто они не виделись лет двадцать.        Они еще немного постояли неподвижно посреди непроглядно темного подъезда, обнявшись, в компании недоумевающего пса где-то сзади. И только потом Сацуки глубоко вздохнула, унимая остаточную дрожь, и отстранилась со слабой улыбкой.        Хлюпнула носом, вытирая щеки, и тут не выдержал уже Дайки: сгреб ее своими ручищами всю сразу, заставив удивленно охнуть, и они оба рухнули в поцелуй, как в бурлящий поток. Аомине был промерзшим до костей и мокрым до последней нитки, а Момои — наоборот, в контрасте слишком теплой, горячо дышащей и до сих пор как будто перепуганной донельзя: все сжимала и сжимала его кофту, как будто не за что было больше уцепиться. Аомине накрыл ее пальцы своими.        Все испортил пес, залившись истеричным лаем на весь подъезд. Видимо, это был слишком хорошо воспитанный пес с уже сложившимися моральными устоями, не позволявшими ему смотреть на такие явные проявления чувств в общественном месте. На повестке дня оставался лишь вопрос, как этот интеллигентный комок шерсти оказался один в чужом подъезде.        Сацуки от звука вздрогнула и замерла, они отстранились друг от друга, и уже не в первый раз Дайки хотелось пойти на глупое животное с кулаками. Момои снова улыбнулась, но уже шире:        — Пришел, — просто констатировала она, глядя на него из темноты поблескивающими глазами. Видимо, после пережитого страха у нее была какая-то потребность говорить очевидные вещи, потому что следом прозвучало: — И мокрый весь. Там же гроза. Холодно.        - Ага, холодно. Было бы неплохо войти в квартиру, — прозрачно намекнул он, и Сацуки со смешком потянула его в темную прихожую.        Натыкаясь на мебель и то и дело ворча:        — Ты что, не помнишь, где что стоит в твоей квартире? Ай, тут стол! Он был тут раньше? — они искали невесть куда запропастившиеся свечи, а потом и спички.        Сацуки так крепко схватилась за его руку, как будто до смерти боялась разминуться в крошечной кухне, хотя тут им вдвоем и развернуться трудно было:        — Черт, моя голова! Сацуки, ты бы хоть предупреждала, что тут шкафчики висят!        — Я тебе что, навигатор?        Сацуки, задрав голову, с вызовом смотрела на Аомине, и в ней уже нет ни капли той трусихи, которая в панике звонила ему посреди ночи. Тот, в свою очередь, насмешливо посмотрел в ответ, и в эту секунду зажегся свет. Девушка даже хлопнула в ладоши от радости, а потом вдруг задумалась:        — Надо вынести бедному песику что-нибудь поесть, он выглядел таким грустным…        — Конечно, ты же рыдала там на мне, вот он и прослезился, — Дайки закатил глаза.        Момои вынырнула из холодильника с крайне возмущенным лицом:        — Ничего подобного, не рыдала! — однако он смотрел насмешливо и иронически улыбался. — Вечно ты… — забурчала она и покраснела. — Приходишь тут… в грозу… в два часа ночи…        — Действительно, — саркастически ответил Дайки, — что за нахал!        Девушка попыталась сдержать дрожащие в улыбке губы, но потом встретилась глазами с Аомине. Они синхронно скорчили друг другу упрямые лица.        И рассмеялись.