Семь дней неудач.

Вчерашний вечер был безнадежно испорчен. Громкий стук в дверь заставил меня прервать увлекательное чтение журнала, в котором была напечатана интереснейшая статья Уильяма Брэгга, профессора физики из Лидса и члена королевского общества, о корпускулярной природе рентгеновских лучей и бета-частиц. — К Вам посыльный! — Голос моей квартирной хозяйки миссис Макгроу как всегда был полон тайной укоризны. Она мало одобряла мои постоянные химические опыты, мой мотоцикл (последнее слово техники, между прочим!) и мою собаку, которые я был вынужден с недавних пор разместить у себя дома. От сарайчика в складском районе на окраине Эдинбурга, служившего мне раньше лабораторией и гаражом, пришлось отказаться из-за полиции, повадившейся устраивать в том районе регулярные облавы в поисках ирландских террористов. Однако весьма щедрая плата, с одной стороны, и крайне удачное расположение большой квартиры — с другой, вынуждали нас терпеть друг друга. Вот и сейчас, впуская мальчишку в потрепанной форме посыльного, миссис Макгроу неодобрительно покосилась на ковер, на котором валялся полуразобранный старый глушитель и электрический аккумулятор, и на стол, заваленный чертежами, но смолчала. Где ж она еще такого щедрого жильца найдет? Просмотрев принесенное письмо, я с тоской понял, что все грандиозные планы на завтра придется отменить. Мой драгоценный шеф, их сиятельство Королевский секретарь по делам Шотландии, Эдан Сатал, в своей неподражаемой манере приказывал своему вольнонаемному агенту и консультанту, то есть мне, прибыть завтра (в воскресенье!) к восьми утра в Департамент полиции Эдинбурга, в лаборатории Королевского Офиса Шотландии. Бросив мальчишке полшиллинга, улыбнувшись хозяйке, и выпроводив их обоих, я раздраженно рухнул назад в кресло и стал возмущаться несправедливостью бытия. Угораздило же меня подписать этот дурацкий договор. Агент секретного отделения госдепартамента Томас Тангор! Тьфу! И теперь, вместо того чтобы посвятить свое время модернизации мотоцикла, окончательной шлифовке своих познаний и подготовке к итоговым экзаменам, я вынужден использовать свой великолепный интеллект для изучения очередной взрывной машинки этих долбаных террористов или проверку очередных проб на редкие яды. Идиотизм! Макс, мой пес, сочувственно смотрел на меня со своего коврика у шкафа. Иногда мне казалось, что под его костями черепа скрывается интеллект не уступающий человеческому. Столь оригинальным домашним питомцем я обзавелся меньше года назад, зачищая логово одного вконец рехнувшегося экспериментатора-гальваника, когда его соседи, устав объяснять полиции, что очередного почтальона заели оживленные неуемным гальваником мертвецы (полиция почему-то не верила и приезжать не спешила), решилась пригласить частного детектива по таинственным и мистическим делам. Не знаю уж, что гальваник хотел сделать из перееханного кебом ирландского волкодава, но бросить умирать на экспериментальном столе искалеченного и напичканного разными механизмами пса, даже там доверчиво лижущего мне руку, я не смог. Плохо быть шотландцем, воспитанным католиками. Пришлось изобразить из себя святого Франциска и попытаться спасти животину. К сожалению, единственным способом, доступным мне в тех условиях, было довести это безобразие до конца, исправляя замеченные в схеме ошибки и действуя исключительно по интуиции. Потом, уже отвезя его в лабораторию, потратить несколько недель на усовершенствование батареи и практически полную переделку протезов. Однако результат получился вполне достойный. Макс мог бегать в несколько раз быстрее обычной собаки, титановым когтям и зубам поддавалась даже сталь, а встроенный в ошейник крошечный радиоприемник позволял давать ему команды на весьма значительном расстоянии (правда, передающий блок занимал целый саквояж). Единственным недостатком являлась необходимость каждый вечер менять батарею, причем сменная заряжалась почти всю ночь. Длинную узкую панель на спине, прикрывающую разъем для клемм, удалось замаскировать, наклеив на нее полоску собачьего меха схожей длины и оттенка, вырезанную из удачно купленной у старьевщика шкуры. Сейчас Макс смотрел на меня из своего угла почти человеческими глазами, слегка склонив набок свою косматую башку. — Нет! Сегодня ты остаешься дома! Пес тяжело вздохнул и улегся снова, повернувшись ко мне спиной, словно обиделся. Проигнорировав недовольное сопение, я героическим усилием заставил себя окончательно проснуться и отправился на работу. Спуск по узкой лестнице, освещенной хилым газовым светильником, был знаком до последней выбоины в ступеньках и не отвлекал от попыток вспомнить, какая из кофеен может быть открыта в столь ранний час. Непонятно откуда взявшийся подшипник подвернулся под ноги в самый неподходящий момент. Рефлекторно пытаясь удержать равновесие, я взмахнул рукой, и… о, черт, старинное выцветшее зеркало, прибитое, наверно, еще лет сто назад, слетело со стены и перекувырнувшись пару раз, развалилось на кучу осколков и обломки рамы. — Ох, ты ж божечки, примета-то какая дурная! — запричитала горничная, тощая белобрысая девица, тащившая из подвала ведерко с углем. — Это ж семь лет удачи не видать! В запале страданий за меня, она взмахнула своим ведерком, плохо держащаяся заслонка слетела, и взвившееся в воздух облачко угольной пыли радостно осело на моих брюках. Взглянув на еще пять минут назад идеально начищенные туфли, я понял, что про кофейню можно забыть. На покрытой грязными лужами от подтаявшего снега улице было, несмотря формально начавшуюся весну, зябко и мерзко. Липкий грязно-желтый туман, подсвеченный голубоватым светом газовых фонарей, стелился по мостовым, укутывал дома и обвивал редких прохожих. Дребезжащие кебы ехали в нем так медленно, будто похожая на благотворительный гороховый суп масса обладала физическим сопротивлением. К Департаменту полиции мне удалось подъехать с последним ударом часов. Быстро преодолев две лестницы и три коридора, я предстал пред светлые очи дражайшего начальника, как раз одновременно с тем как он начал свою излюбленную утреннюю молитву: «Господи, где этот засранец?» — Где труп? — сразу спросил я, чтобы избежать очередной лекции о моей безалаберности и долге перед обществом, и припомнив вопли мальчишек, продающих газеты, уточнил: — Неужели на обеде у мэра кого-то все-таки отравили? — Что? — Мистер Сатал на мгновение замер. — А… Нет, там все ясно. Просто недавно у нашего уважаемого мэра уволился главный повар, а новый — сторонник экзотических блюд, вроде польской селедки с грибами и русского молочного киселя. Вот! Их сиятельство Королевский секретарь извлек стопочку листков, мелко исписанных почерком его секретаря, и пухлую папку. — Последняя мода среди психов этого славного города. Алхимия! Выплавка философского камня! Скоро визит его Королевского Величества, еще и Всемирный миссионерский конгресс собираются здесь устроить, а у меня весь город сошел с ума — сектанты, миссионеры, террористы, теперь ещё и алхимики завелись, а полиция ничего не может с этим поделать! Безобразие! — Алхимики-то полиции чем помешали? Сидят себе тихо, золото из навоза варят. Его светлость поморщился. — Если б тихо, то и не мешали бы. А так в городе за последние три недели было больше сгоревших людей, чем за весь прошлый год. И ни один агент найти не может, откуда же зараза идет. Так что, вот тебе собранные материалы, иди и работай. Ты же жаловался, что в бомбах и трупах копаться тебе неинтересно, а это прямо по твоему профилю дело. Да и разбираешься ты в таком шарлатанстве, как никто другой. — Вовсе нет, сэр! — возмутился я, но поймав мрачный взгляд начальства, забрал папку и пошел изучать, что же могло так пронять моего безмерно крутого и обычно непробиваемого шефа. Говоря, что это не мой профиль, я не кривил душой. Конечно, моя специализация как частного детектива была довольно своеобразной, но это не повод считать меня жуликом, или, еще хуже, шарлатаном. Просто будучи главой семьи (не считать же им отчима, человека до тошноты мягкого и ранимого) и отвечая за её благополучие, в том числе и материальное (про зарплату Джо, сельского учителя в глуши Хайленда, лучше было даже не вспоминать, такие бессребреники и среди святых, небось, редкость), я нашел совершенно не занятую никем нишу. Если сказать какому-нибудь профессору по обычаям диких племен, во что верят его не обремененные образованием соотечественники — он бы не поверил. За почти два года работы детективом по таинственным, волшебным и сверхъестественным проблемам, мне ни разу не встретился конкурент. За это время мне приходилось выводить гремлинов из моторов недавно купленной техники (обычно путем переборки оных), выяснять причины появления призраков умерших родственников (ими обычно были родственники живые, жаждущие наследства или уже обделенные им), выяснять причины порчи жителей хутора злобными фейри (ага, ручей, питающий колодец, и загаживаемый стоком со свинарника) и все такое прочее. Как-то раз мне даже всучили ребенка, уверяя, что его подменили фейри, и требуя поменять его назад. Селяне были настроены весьма воинственно, всерьез намереваясь сжечь малыша, если даже частному детективу не удастся договориться с сидами из указанного мне древнего кургана добром (полиция уже отказалась). Столь идиотскую проблему удалось решить при помощи вызванной по телефону Клары, приехавшей скрытно от местных, привезшей мне десяток коробок с пиротехникой и кое-что еще, а заодно забравшей младенца. После эффектного фейерверка на полнеба посреди глухой ночи (Да-да! Именно в это время и стоит говорить с фейри, у них же все наоборот, разве вы не знали? А наш день для них как полночь. Вот Вам бы понравилось, если бы Вас разбудили посреди ночи и стали чего-то требовать?) ошалевшие фермеры были готовы поверить во что угодно, даже в мою битву лично с королем сидов. Правда, заказчик слегка опешил, получив вместо ожидаемого «потерянного» сына шестерых, но я суровым голосом заявил, что он сам виноват, раз не мог назвать мне ни одной точной приметы оного сына, вроде родинки в форме короны или семейного родимого пятна на попе, передающегося уже пять поколений подряд. А посему мне пришлось забрать всех похищенных детей. Как могут убедиться все желающие, дети вполне нормальные, хотя, конечно, несколько тощие. Всем известно, фейри обращаются с украденными детьми так же, как люди с фейским подменышем (задумчивый взгляд хозяина с нехорошим прищуром остановился на чьей-то двоюродной тетке, мелкой и крысоподобной, больше всех верещавшей, что надо-де дитя не кормить, не поить, тогда «добрые соседи» поменяют младенцев назад). Семья же у почтенного хозяина небедная (еще бы, раз могут нанять детектива аж из Эдинбурга!) и вполне способна прокормить малышей. А воспитать их в истинной вере, дабы никакие фейри на них больше не покушались, так и вовсе богоугодное дело. Пухлый старичок пастор, уже успевший проверить младенцев на принадлежность к роду человеческому, приложив к каждому тяжелый и холодный бронзовый крест, усиленно закивал — ни один из младенцев даже не вякнул, что подтверждало их полную добропорядочность, с точки зрения местных, и несомненную пользу слабой сонной настойки, с моей. Кряжистый мужик, отец и заказчик, растерянно почесал в затылке, но с доводами согласился, решив в итоге, что рабочих рук в большом хозяйстве лишних не бывает. Мальчишку с ярко-голубыми раскосыми глазками, странной формы лицом и шестью пальцами на руках и ногах, удалось пристроить на воспитание сэру Вильямсу, большому любителю необычного и известному собирателю диковинок. А та свиноподобная тетка, владелица «детской фермы» (лицензированного места для того, чтобы неудобный ребенок помер в кратчайшие сроки, не отягощая души ближних грехом убийства) неподалеку от моего бывшего гаража, наверняка даже не заметила, что у нее стало на шесть подопечных меньше (вообще-то я просил Клару привезти одного, но не везти же лишних назад). Шутки шутками, но когда я присел в уютное кресло в углу приемной и почитал выданные мне материалы (эти ребята из полиции туда даже трехфартинговую брошюрку приложили, «Просто о сложном, или тайные знания для всех. Философский камень на вашей кухне»), то осознал, что розыгрышем или халтурой сейчас не отделаться. Действительно, в городе творилось что-то непонятное. Если объединить все, что написали полицейские эксперты, то получалось странное. Живет себе одинокий человек, живет. И вдруг, совершено неожиданно, начинает увлекаться алхимией, скупать всякую ерунду, собирать из нее безумные конструкции по схемам из мутных книжек, продавать всё ради новых деталей, и все это- без сна и отдыха, практически запираясь в доме. И в один непрекрасный момент — пфф! Загорается прямо на месте, спящий, сидящий, идущий, и полиция приезжает к свеженькому обгоревшему трупу. Из опознаваемого в нем только зубы, соседи ничего не видели и не слышали, квартира и деньги на месте. Никаких признаков мошенничества, все законные наследники чисты, аки голуби, и никто из посторонних ни на что не претендует. Ну, а алхимия? А что — алхимия? Увлекаться-то ей стали многие, а сгорели пока единицы. И никаких общих, связывающих их знакомств или дел нет. Только поиски философского камня. Засунув бумаги в саквояж, я вздохнул и пошел есть. Просто святотатство — пропускать завтрак (а также обед и ужин). Хуже, чем спать на мессе. Поразмыслив за чашкой кофе, я решил заглянуть на Хай-стрит, к моей знакомой журналистке мисс Фиберти. Знакомы мы были уже несколько лет, еще с тех пор, как на лекции по спиритизму, читаемой профессором Гейслопом из Общества Психических Исследований, так увлеклись спором с почтенным лектором, что чуть не оказались запертыми втроем в опустевшем зале. С тех пор мы с Кларой частенько встречались, а некоторое время даже работали вместе. На мой взгляд, Клара Фиберти представляла собой неплохой компромисс между истинной женственностью женщин уходящего века, как говорится, «ангелов домашнего очага», и образованностью новомодных сторонниц просвещения и равноправия, именующих себя суфражистками. Будучи единственной дочерью небогатого врача, она давно поняла, что пробиваться в жизни придется самой. Отца она потеряла рано, мать и того раньше, получив в наследство лишь долги, небольшую квартиру (единственным достоинством которой было наличие телефона, проведенного для ее отца несколько лет назад) и незаконченное образование в колледже королевы Маргарет. Однако мисс Фиберти смогла вполне неплохо устроиться. Бросив колледж из-за нехватки денег, Клара посещала всевозможные вечерние лекции и курсы, писала заметки и статьи в несколько журналов и пару газет, а также подрабатывала чем-то вроде секретаря для нескольких фирм, принимая для них звонки. Ее ценили за способность узнать у клиента, кому именно он звонит, не задавая глупых вопросов, типа «А кого вам надо?». Еще один плюс — она жила недалеко от Университета и вокзала Уэверли, что оказалось очень кстати в мою бытность частным детективом. Редакторы же очень уважали её талант превращать любой сюжет в захватывающую историю, довольствуясь минимумом полученных подробностей. Обычно мисс Фиберти, имеющая множество знакомых среди журналистов, была в курсе всех последних новостей, сплетен и слухов, и легко могла разузнать подробности, и именно это мне сейчас и было нужно. До полудня было еще далеко, и можно было быть уверенным, что Клара сидит дома, закутавшись в любимую шаль, печатая очередную статью, а вся квартира благоухает запахами клубничного чая, имбирного печенья и восхитительных булочек. Однако сегодня меня ожидало разочарование. Не успел я нажать протянуть руку к дверному молотку, как дверь распахнулась и из нее вылетела воодушевленная чем-то Клара, тепло одетая и явно собравшаяся куда-то уходить. — Ой, Томас! Привет! Ты ко мне? Я кивнул. — Поговорить хотел. Тут такое странное дельце подкинули. А ты уходишь? — В редакцию, на весь день, — Клара неожиданно застенчиво улыбнулась. — Помнишь, я говорила, что хочу написать роман про твои потрясающие приключения? Ты ведь настоящий герой! Мистер Бойль согласился напечатать мою книгу! Он прочитал рукопись и считает, что такие истории очень понравятся публике. Читательницы, особенно молодые, говорит мистер Бойль, будут тебя просто обожать! Мысль о столь горячем внимании публики показалась мне несколько чрезмерной, особенно зная стиль письма мисс Фиберти, и я поспешил уточнить: — Надеюсь, ты не стала упоминать мое настоящее имя? — Конечно, нет! Главного героя зовут мистер Блэк Кнайт, скрывающийся под псевдонимом «мистер Винчестер», поскольку никогда не промахивается. Да, а ты о чем-то хотел поговорить? Давай зайдем в кофейню миссис Мак-Грегор, слегка перекусим, и ты мне все расскажешь. Полагаю, ничего страшного, если я чуть-чуть опоздаю. За что я всегда ценил Клару так это за умение правильно расставлять приоритеты. Отдав должное пирожкам миссис Мак-Грегор, я быстро ввел Клару в курс дела. Увы, ничего нового к собранной полицией информации мисс Фиберти добавить не смогла, хотя и обещала опросить всех своих знакомых. К моей просьбе поговорить с различными исследователями о научной природе самовозгораний Клара отнеслась с энтузиазмом, тогда как я собирался обойти помеченные в списках полиции магазинчики и блошиные рынки, притягивающие новоявленных искателей философского камня, прикидываясь одним из них. Договорившись обмениваться информацией, мы расстались. Окрыленная планами начинающая писательница отправилась покорять литературный Олимп, я же приступил к выполнению намеченного. Следующие несколько дней были похожи на непрерывный кошмарный сон. Лекции и семинары, обход адресов и расспросы всех, кто мог хоть что-то знать, доделывание домашних заданий и приведение в божеский вид курсовой, предъявить которую для первой редакции следовало, как водится, еще вчера, встречи с Кларой и обсуждение добытой информации, да и работу в «Биокине», конструкторском бюро, разрабатывающем новые модели газгольдеров, никто не отменял. Мистер Полак, наш добрейший директор, ценил мою гениальность и не настаивал на ежедневном сидении в офисе, позволяя доделывать проекты на дому, но очень просил заходить каждый день хотя бы на часик, принося эскизы и проверяя работу недавно нанятых чертежников. По ночам я гулял возле кладбища Святого Катберта с собачкой (полицейские из соседнего участка регулярно справлялись о ее здоровье и очень вежливо просили не ходить с ней по улицам — после того неловкого случая с недавно назначенным констеблем Уоллесом и новым лосьоном для шерсти с флюоресцином) и пытался выделить из кучи бесполезных фактов хоть какую-то закономерность. Клара постоянно пропадала в издательстве, правда, ежедневно присылала мне блокноты, исписанные слухами, сплетнями, а также мнениями о возможности самовозгорания людей, собранными практически от всех более-менее известных авторитетов, занимающихся наукой, паранаукой и просто откровенным шарлатанством. К сожалению, полезного в этих блокнотах было мало, не считая того, что все опрошенные соглашались, что явление существует (еще бы они это попробовали отрицать, при таком-то количестве «крайне редких случаев») и наукой оно не изучено (угу, у них что ни спроси — либо элементарно и очевидно, либо не изучено и великая загадка). Сегодня моя помощница прислала целый мешок писем в три, если не все четыре, стоуна весом, собрав по моей просьбе в редакциях городских газет, журналов и альманахов эпистолы всевозможных городских сумасшедших. Увы, борцов за правое дело и прочих деятельных личностей, желающих поделиться последними откровениями из мира духов о грядущем взрыве вулкана под Эдинбургским замком, последней моделью вечного двигателя, потрясающим прожектом подводного дома или историей о увиденном накануне на крыше паба «Последний глоток» зеленом гоблине, корчившим мерзкие рожи, в нашем городе хватало всегда. Наскоро пролистав эти типичные образчики человеческой мысли, я отложил полторы дюжины заинтересовавших меня листков, безжалостно отправив остальные в корзину для растопки. Несколько писем с действительно интересными идеями кинул на полку, дав себе зарок выкроить время и познакомиться с их авторами, а главное, свести с ними Рона, моего друга, однокурсника и непризнанного гения бизнеса, обладающего просто потрясающим чутьем на все, что хоть как-то могло приносить деньги. В остальных с некоторыми вариациями повторялись похожие жалобы на распоясавшихся мальчишек, бездомных, алкоголиков, соседей и прочих неприятных личностей, которые последнее время до того обнаглели, что стали травить и сжигать крыс и бродячих кошек. Примечательным был тот факт, что пресловутых живодеров за работой никто не видел, зато обгоревшие трупики попадались в самых неожиданных местах, вроде кладовки или тележки зеленщика. Самым же любопытным было то, что почти все письма были написаны людьми, жившими неподалеку от улицы Грассмаркет, причем одна сердобольная пожилая леди, посвятившая себя благотворительности и ежедневно покупающая у разносчиков почти дюжину фунтов «собачьих обрезков» для бедных обездоленных кошечек, умирающих с голода в этом жестоком мире, не поленилась составить полный список пропавших из её сбегающегося каждый вечер мяукающего стада, а также зарисовать всех остальных, покрытых лишаями, коростой и пятнами изъязвлений, окруженных выпадающей шерстью. Переписав адреса, я стал собираться. Возможно, это был ложный след, но других не было. Макс, внимательно следящий за моими приготовлениями, сел у двери и замолотил хвостом. А действительно, почему бы нет? Украсив ошейник пса начищенной медной бляхой полицейской собаки и засунув в карман самое внушительное из моих удостоверений (написанное таким специфическим канцелярским слогом, что понять, кем я являюсь, было совершенно невозможно), я решительно вышел из дома в ранние зимние сумерки. Дойдя до рекламной тумбы, я приказал Максу спрятаться и сидеть тихо, пока не поймаю кэб и не позову (кэбмены почему-то плохо относились к пассажирам, сопровождаемым трехфутовой в холке собакой, тощей, лохматой и местами бронированной, поэтому приходилось вначале садиться самому и лишь затем звать псину. Зато после её появления лошади брали просто потрясающий разбег!). Против ожидания, практически сразу из-за угла вывернул потрепанный бругхэм, лихо затормозив совсем рядом. Я шагнул внутрь… и сильный удар погрузил меня в беспамятство. Очнулся я лежа на полу, по всей видимости, в том самом кэбе, связанный и с вонючей тряпкой во рту. Через тусклое окно почти ничего невозможно было рассмотреть, но по слабости обычного городского шума было понятно, что бругхэм стоит в каком-то дворе или переулке. Возбужденные мужские голоса, негромко спорящие снаружи, принадлежали, вероятно, моим похитителям. Внезапная тишина, раздавшийся затем жуткий стук от падения тела на мостовую и последовавший вопль, моментально перешедший в хрип, подсказали, что мой чудо-пес решил не ждать команды и отправился за бросившим его хозяином сам. Навалившись всем телом, мне удалось выбить дверцу и не выпасть на землю. Моментально подбежавший Макс радостно обслюнявил и все-таки уронил меня, но веревки на протянутых ему руках перекусил. Быстро освободившись от их остатков, я осмотрел поле битвы. М-да. Тихий дворик, стены увитые плющом и три живописно валяющихся тела, разной степени помятости, но вроде бы все еще дышащие. Связав мерзавцев теми самыми веревками, а заодно и обрезанными вожжами (нож, как и пару револьверов, я забрал из карманов неудачливых похитителей) и затолкав их в бругхэм (попытка привезти в чувство хотя бы одного, чтобы допросить, к огромному сожалению, провалилась), мы отправились изучать дом, куда нас столь нелюбезно пригласили. Голова после удара соображала еще плохо, но даже в таком состоянии было очевидно, что что-то из моих занятий кому-то пришлось не по вкусу. Во всяком случае, на работу меня обычно нанимали не столь экзотическим способом, да и на желающих сообщить мне, что я унаследовал алмазные копи, эти ребята походили мало. Войдя в единственную незапертую дверь, мы оказались в большом, тускло освещенном зале. Широкие мраморные лестницы по бокам уходили куда-то вверх. Тяжелые гардины и бронзовые люстры придавали помещению торжественно-парадный вид, несмотря на тонкий слой пыли, покрывающий все вокруг, скатанные ковры и зачехленную мебель. Дубовые парадные двери, выходящие на улицу, были закрыты изнутри тяжелым кованым засовом. Типичный клуб для обеспеченных джентльменов. Единственной особенностью было обилие в отделке ангелов. Большие, маленькие, на картинах, на дверях, на резной мебели, даже люстры были сделаны в виде соприкасающихся крыльями фигур, держащих на вытянутых руках огонь. Причем это были не пошлые слащавые херувимчики, столь обожаемые многими дамочками, а суровые крылатые воины. Со стены на меня взирал здоровенный белобрысый детина с клеймором, объятым пламенем, в блистающей кольчуге и крыльями, оперенными чем-то сильно смахивающим на кинжалы. Определенно, мы с Максом ему не нравились, как, впрочем, и он нам, поскольку теперь стало ясно, что это за место. История клуба «Небесные воины», в просторечии «Ангелы», насчитывала более трехсот лет. Это был один из старейших клубов Соединенного Королевства. По слухам, он существовал и раньше, в виде не то рыцарского ордена, не то масонской ложи. Его нынешний председатель Леон Хаино был известным филантропом и меценатом, членом более чем сотни различных обществ и почетным профессором доброй дюжины университетов. Принимали в этот клуб только людей, у которых хотя бы один из родителей был ирландцем, причем непременно католиков, тем не менее членами клуба были многие уважаемые и почтенные люди, и даже некоторые люди из правительства, например, нынешний министр финансов. С деньгами у «Ангелов» тоже проблем не было. Сейчас им принадлежало роскошное здание в центре Лондона, а также здания поскромнее почти во всех крупных городах. Хотя поскромнее — это как сказать, в доме, куда недавно переехали Эдинбургские «ангелочки», из скромного был только адрес — Принцесс-стрит, дом 1. И, похоже, мы находились в их прежнем здании. Общей чертой всех «ангельских» клубов была любовь к весьма специфическому стилю, которым я и имел возможность любоваться прямо сейчас. Так что если мы собирались здесь кого-то найти, следовало сделать это быстро. Прикинув масштабы возможной проверки, я ужаснулся — тут же до воскресной мессы все углы можно проверять! А чтобы вызвать полицию — надо иметь какой-нибудь компромат. Хотя, конечно, лучше пару трупов. Дом производил впечатление заброшенности, словно его готовились то ли ремонтировать, то ли продавать, да так и забыли. Кроме нашего дыхания единственным звуком нарушавшим безмолвие было тиканье старинных часов, разбивающих тишину на тонкие ломтики. Немного подумав, я тихонько свистнул и скомандовал обернувшемуся Максу: «Ищи!» Пес удивленно посмотрел на меня, подняв уши домиком и ожидая дальнейших указаний, но сил у меня хватило только неопределенно махнуть рукой, пытаясь отогнать мельтешащие перед глазами черные хлопья. Оценив степень помятости хозяина, Макс понял, что ничего путного не дождется и стал обходить холл, озадаченно принюхиваясь. Когда обход был почти закончен, пес внезапно остановился, неистово замахал хвостом и, явно найдя какой-то знакомый запах, уверенно побежал вверх по лестнице слева. Стараясь не упасть от не вовремя накатывающих приступов головокружения и тошноты, я поспешил следом. Длинный полутемный коридор, отделанный резными панелями, успел повернуть два раза, прежде чем Макс замер у одной из дверей, подняв уши и насторожившись. Из-за двери доносился бархатный баритон, мягко убеждавший кого-то. — Вам не надо бояться, мисс. Извините, что нам пришлось взять на себя смелость похитить Вас, но Вы несомненно догадываетесь, в чем причина. Возмущенное фырканье в ответ я узнал бы из тысячи. — По-моему, можно придумать способ самоубийства попроще. Вас ожидают жуткие неприятности! Черный рыцарь Эдинбурга отомстит за меня! — Я рад, что Вы можете шутить, значит, мы сумеем договориться. Есть ли что-нибудь, чем я мог бы доказать, что хочу только сотрудничества? — Вызовите таксомотор! Нет? А кэб? Что, тоже нет? Тогда кофе и сконы, раз уж из-за этого дурацкого похищения я не успела поесть. И чистый блокнот! — Конечно. Мы с Максом метнулись в ближайшую дверь, успев в последний миг. Через оставленную щель было видно, как из соседней комнаты вышел импозантный джентльмен в черном костюме, слегка похожий на методистского пастора, запер дверь и не спеша пошел вниз по лестнице. Я хорошо разглядел его породистое, гладко выбритое лицо, черепаховые очки и модную, слегка не вяжущуюся со строгим костюмом, стрижку. Дождавшись, пока шаги стихнут, я вернулся в коридор. — Привет, Клара! За дверью раздалось радостное ойканье, легкий цокот сапожек и шуршание платья. — Томас! Как ты узнал? — Легко. Я же самый крутой детектив Шотландии, забыла? С тобой все в порядке? — Разумеется. Только здесь решетки на окнах, иначе бы я давно отсюда выбралась. — Ладно, тогда действуем по плану Б. Потерпишь еще немного? И, да, когда приедет полиция, сможешь объяснить нашим бравым констеблям, как ужасно быть похищенной? — Можешь на меня положиться, все же я писательница, причем теперь уже самая настоящая — через месяц «Черный Рыцарь» уже будет издан! — Поздравляю! То есть похитили тебя как раз вовремя? Твой издатель будет счастлив — такая реклама! Ладно, я пошел. — Томас, а можно будет написать, как меня спас Черный Рыцарь? — Только через мой труп! И это не шутки — мой босс клялся, что лично прибьет меня, если Черный Рыцарь появится еще раз. — Ну ладно, придумаю что-нибудь. Будь осторожен! — Это уж как получится. Хотя ты права — если придушить гада осторожно, то шефу будет кого допросить. Я переложил нож поудобнее, достал пару полезных штучек, сохранившихся в карманах, благо те придурки-похитители явно были не в курсе последних достижений науки (аллилуйя невежеству!), повернулся к псу и торжественно произнес (стараясь говорить четче, чтобы за дверью было лучше слышно): — Только мы можем спасти этот город от сил зла, захлестывающих мир! Так что давай найдем злодеев и покажем им, что такое настоящие хайлендеры! Макс одобрительно вуфнул, и мы пошли творить добро. Идя по следу подозрительного типа в черном, пес уверенно вел меня через путаницу лестниц и коридоров, пока мы не оказались в коридоре правого крыла, судя по всему отведенного под личные апартаменты членов клуба. За первой дверью, куда мы заглянули, находилась уютная спальня, выглядящая вполне обитаемой, но сейчас, увы, пустая. Быстрый осмотр не дал ничего интересного, кроме лежащего на письменном столе альбома с газетными вырезками, посвященными тем немногим случаям самосожжения, которые стали достоянием публики (паршиво работает наша полиция, паршиво). Больше половины из них принадлежали перу мисс Фиберти, правда, понять, откуда именно, она почерпнула информацию, было сложно. Следующая комната, куда, с точки зрения Макса, заходил наш подозреваемый, также оказалась спальней, причем её владелец был гораздо небрежнее первого. Разбросанные повсюду тетради и и альбомы были полны каких-то формул и расчетов, с пометками на валлийском, не поддающимися расшифровке при беглом взгляде. Впрочем, и эта комната была пуста. Поднявшись за хвостатым следопытом по лестнице в мансарду, я уже догадывался, что мы там увидим. Узкая полоса света, просачивающаяся из-под совершенно непримечательной двери, ничем не отличающейся от десятка похожих, подсказала мне, что мы пришли верно. Беглого взгляда, который я бросил, открывая дверь, хватило, чтобы увидеть нескольких активно спорящих мужчин, в том числе и того незнакомца в черном, сейчас что-то подсыпающего в кофейник. Резко распахнув дверь настежь, я громко провозгласил, чуть завывая в лучшем стиле церковного привидения: — Покайтесь, грешники, или месть Черного Рыцаря падет на Вас! Время кары грядет! И забросил внутрь несколько маленьких бомбочек, взорвавшихся при соприкосновении с полом и выбросивших в воздух плоды моих последних экспериментов. Быстро закрыв дверь, я навалился на нее плечом, удерживая желающих выбраться. В конце концов, раз уж я пожертвовал на это благое дело свои уникальные разработки, то желал, чтобы мои не вполне добровольные подопытные смогли полностью оценить свои ощущения (надо же мне для патентной заявки знать все возможные эффекты от применения). Впрочем, вскрики и раздирающий горло кашель быстро стихли. Выждав некоторое время, чтобы дать зельям и газам развеяться (не хватало еще самому надышаться), я рискнул проверить свою добычу. Восемь штук. Поверженных врагов неинтересно было даже пинать — все равно ничего не почувствуют. На вид они казались обычными горожанами, но шикарная лаборатория (не каждый университет может такой похвастаться!) была просто завалена до боли знакомыми деталями взрывных машинок. На стоящем у стене стеллаже все полки были забиты вереницами огромных банок, содержащих целую коллекцию порошков подозрительного вида, причем от некоторых из них явственно пахло горьким миндалем. Стоящие у стены клетки с крысами и кошками, весьма похожими на рисунки кошколюбивой леди (надо будет потом зайти и поблагодарить её за бдительность), дополняли картину. Связав все еще не очнувшихся врагов разорванной на куски гардиной, я пошел искать телефон. Надо было вызывать сюда бравых парней капитана Бера, пусть полиция разбирается, чем же на досуге баловались «ангелочки». Субботним утром мы с Кларой сидели в кафе, наслаждаясь крепким кофе, оладьями с земляничным вареньем и неожиданно проглянувшим солнцем. Клара выглядела бодрой и жизнерадостной и ничем не напоминала трагическую жертву похищения, организованного противниками женского равноправия, фотографиями которой (а также негодующими статьями как за, так и против оного равноправия) были уже третий день заполнены все эдинбургские газеты. Впрочем, учтя столь бурную рекламу, издательство срочно отправило в печать столь ожидаемую книгу, так что обижаться на меня причин у мисс Фиберти не было. — Томас, расскажешь, что же там было? Огромные умоляющие глаза смотрели на меня так проникновенно, что даже зная, как лихо Клара пользуется этим приемом на всех, кто не хочет давать интервью, я не мог устоять. Рассказ, про то, как террористы, которых наша полиция ловила уже несколько лет, окопались в старом здании престижнейшего клуба, набрали уйму последователей и наладили производство по изготовлению взрывных машинок и ядов, был длинным и сам тянул если не на роман, так уж точно на повесть. Особую изюминку всему придавал способ вербовки, настолько экзотичный, что полицейские эксперты поначалу не хотели верить ни показаниям преступников, ни изъятым у них документам. Оказалось, эти гении террора, экспериментируя в лаборатории в попытке создать какой-нибудь новый яд или более сильную взрывчатку, получили-таки вещество, неизвестное науке. Коричневатый рассыпчатый порошок с ярким пряным запахом, будучи принят внутрь, действовал на психику, повышая внушаемость и доверчивость жертвы просто до фантастических пределов. Однако, вербуя себе новых сторонников и убеждая при помощи волшебного порошка несговорчивых дельцов делиться капиталами на правое дело освобождения зеленой Эйре, борцы за свободу не учли основной постулат настоящего ученого — «Исследуй все до конца». Накапливаясь в жировой ткани, «фейская пыль» (так прозвали эту отраву террористы) долгое время не вызывала у большинства принимавших никаких побочных эффектов (у меньшинства, так же как и у кошек, начиналась язвенная сыпь и частичное облысение), пока в определенный момент концентрация её не превышала некий предел, за которым начиналось самовозгорание тканей, лавинообразно захватывающее всё тело. Однако, вербуя сторонников, террористы достаточно строго следили за тем, сколько «пыли» получает жертва (полные дебилы, доверяющие всему на свете, даже преступникам не нужны), и если бы все в подлунном мире было идеально, так и не столкнулись бы со столь яркими последствиями своих действий. Увы, мир несовершенен. Не учтенный злодеями побочный эффект вызвал слишком много смертей и, в конечном итоге, привел их к провалу. Кроме того, одной ошибкой их промахи не ограничились. Борьба за свободу и независимость — великое дело, но чистить ради этого навоз в конюшне и мыть полы в доме оказалось неподъемным подвигом. Для оставленной в доме прислуги было придумано удобное объяснение постоянной работы в лаборатории — поиски новых красителей и приправ. Удивления такое объяснение не вызвало, уже полсотни лет такое занятие было популярным и иногда даже прибыльным. Прислуга научные развлечения хозяев очень одобряла (чем бы господа не развлекались, лишь бы честным людям жить не мешали), и, обнаружив стоящий в лаборатории бочонок с «пылью», предположила, что все эти вонючие опыты дали, наконец, результат. А если для господ эта пряность нехороша, то для ушлых Гроссмаркетовских торговцев, чей товар, если и не был подпорчен, то точно вчера мяукал, в самый раз. Учета «фейской пыли» террористы не вели, и уже под названием «чиньской соли» волшебный порошочек бойко расходился по дешевым лавкам, где его подмешивали всюду, куда только можно, помогая тем самым, хотя и не осознанно, процветанию торговли и всевозможных шарлатанов. Бедные алхимики, пытающиеся расшифровать путанные указания древних рукописей и современных поддельных гримуаров, перебирая всё в поисках недостающего звена, подсаживались на волшебный порошок, постоянно пробуя полученные смеси (как всем известно, истинный философский камень дает бессмертие только будучи принят внутрь) и очень быстро либо травились, либо сгорали. Увы, подробно изучить свойства «фейской пыли» не удалось. Ночью на полицейском складе начался пожар, и почти всё, изъятое из «ангельской» лаборатории, включая большую часть записей и запасы реактивов, сгорело дотла, а трое из задержанных, по несчастливому совпадению — именно те, что работали в лаборатории, утром были найдены мертвыми, так же как и один из охранников. Второй, сержант Салливан, до того числившийся на безупречном счету, исчез бесследно. Теперь эксперты пытались хоть что-то определить по следам «пыли» на уцелевших банках, сыщики переворачивали вверх дном Гроссмаркет, все управление стояло на ушах в поисках внедрившихся агентов ИРА, а его светлость Эдан Сатал рвал и метал, обещая отловить всех оставшихся пока неизвестными главарей и удушить их самолично. Карандаш Клары строчил без устали, явно готовясь стереться до конца, но не дать пропасть ни одной подробности. Я наслаждался мгновениями покоя и тишины. Полная неудач безумная неделя, наконец, закончилась, так же как и самое бестолковое из моих расследований, и я надеялся забыть это всё как страшный сон. К моей радости, несмотря на всю суету вокруг клуба и незадачливых алхимиков-похитителей, я успел забежать в университет и отдать мистеру Ракшату, моему научному руководителю, папку с курсовой. Слава богу, он её взял, хотя и выговаривал мне добрых полчаса, что разгульный образ жизни и дурные знакомства до добра не доведут. Я был с ним полностью согласен, от знакомства с полицией ничего хорошего, кроме проблем, у меня пока не было. Тихим субботним вечером я сидел у камина и наслаждался чтением. — К Вам посыльный! — Голос моей квартирной хозяйки миссис Макгроу звучал привычно недовольно. Очередной мальчишка-посыльный мялся у дверей, сжимая конверт подозрительно официального вида и косясь на развалившегося посреди комнаты Макса. Просмотрев принесенное письмо, я с тоской понял, что все грандиозные планы на завтра придется отменить. Шеф снова желал меня видеть, на этот раз, правда, приказав явиться непосредственно в лаборатории. Приехав ранним утром в любимую контору, я заподозрил неладное сразу, как вошел. В обычно пустой по выходным лаборатории было непривычно людно. Кроме стоящего в сторонке мистера Боуи, нервно протирающего очки и старающегося выглядеть частью интерьера, и моего глубокоуважаемого шефа (век бы его не видал), в помещении была куча посторонних. Пара полицейских сержантов мялись у дверей, неприметный человечек в скучном сером костюме, вылитый секретарь, стоял у чего-то накрытого простыней и неприятно похожего на труп, а возглавлял этот цирк высокий пожилой, если не сказать старый, джентльмен с тросточкой. Дородный, даже грузный, он производил тем не менее впечатление сжатой пружины, готовой ударить в любой момент. Он внимательно осмотрел меня глубоко посаженными глазами, оценивая, и я не к месту вспомнил легенду о лордах-фейри, частенько вмешивающихся в жизнь людей — под видом добрых намерений, и никогда к добру это не приводило. — А, вот и наше молодое дарование, — объявил Сатал, жестом предлагая мне подойти ближе. — Прошу знакомиться — Томас Тангор. Весьма широко образованный молодой джентльмен, выпускник эдинбургского университета, детектив. А это наши столичные гости — мистер Пирсон из недавно созданного бюро Секретной службы, и господин Майкрофт Чарак Холмс, ведущий эксперт данного бюро. Я понял, что мои неприятности только начинаются…