So hurt, so cold

      Боль. Тупая пульсирующая боль заполняла всё тело, вытесняя собой все эмоции, чувства и слабые отголоски разума. Теперь Гермиона не была ни на что способна. Боль давила на неё, разрывала изнутри, проникала в разум и выходила наружу лишь горячими слезами отчаянья и рваными вздохами. Она разливалась по всему телу, заставляя сердце сжаться, а глаза учащенно заморгать, чтобы дать волю чувству, скопившемуся где-то далеко внутри.       Гермиона привыкла к этой боли. С ней было не так одиноко. Она сопровождала её повсюду: на улице, когда друзьям наконец удавалось вывести её на свежий воздух после долгого заточения; в спальне, когда она часами глядела в окно и вспоминала, как смотрела в него вместе с ним; в гостиной, когда взгляд невольно устремлялся на тумбочку, сплошь усеянную его колдографиями. Джинни не раз пыталась их убрать, видя, какую и без того сильную боль они причиняли ей. Но она не позволяла этого сделать. Цеплялась за них руками, устраивала истерики, и подруга, в конце концов, оставляла всё как есть.       Они не могут забрать единственное напоминание о нём.       Вот и сейчас она сидела возле окна и напряженно всматривалась вдаль. Её рука иногда поднималась и интенсивно вытирала со щёк болезненную влагу. Когда-то она также выглядывала на улицу и видела, как он спешил к её дому. Как нервно осматривался по сторонам, перед тем, как распахивалась дверь и она бросалась к нему в объятья.       Гермиона не помнила, когда это всё началось. Может, когда она своими глазами увидела поистине ужасающие вещи на войне, которые были явно не для расшатанной психики восемнадцатилетнего подростка. Или, может, когда увидела на земле среди кучи погибших его. Такого необычайно беспомощного. Гермиона никогда не видела Драко таким. Он никогда не показывал ей свою слабость. Всегда держался, чтобы не беспокоить её. А сейчас лежал, взирая на неё пустыми остекленевшими глазами. Гермиона до последнего не могла поверить в то, что видела собственными глазами.       Казалось, он сейчас поднимется на ноги, как обычно изогнёт свои губы в насмешливой улыбке, свойственной лишь ему, и скажет: «Ты поверила, Грейнджер?». Тогда она улыбнется в ответ, сотрёт со щёк слёзы и кинется ему на шею. Крепко сожмёт в своих объятьях, после чего взглянет в серые глаза. Она простит, конечно же простит, хоть он и заставил её сердце пропустить удар.       Но Драко и не думал вставать, а продолжал лежать на спине, всё еще держа палочку в уже ослабевшей руке. А Гермиона до сих пор не верила ему. Она опустилась на колени и положила свою голову ему на грудь, надеясь услышать заветный стук…       — Грейнджер! Да стой же ты!       Гермиона не видела его, но чувствовала, что он быстрым шагом приближается к ней. Но она и не думала облегчать ему задачу, а лишь настойчивей и быстрей стучала каблучками по каменному полу коридора.       — Прошу… Я хочу тебе всё объяснить.       Наконец она остановилась и резко развернулась лицом к нему.       — У меня есть имя, Драко.       — Я ещё не привык так тебя называть, — он пожал плечами и слегка усмехнулся, после чего снова вернул свой взгляд на девушку, которая стояла напротив него и нервно оглядывалась по сторонам, прижимая к себе учебники. — Я расскажу. Расскажу во чтобы то ни стало родителям о… нас, — Драко снова поднял голову и тут же наткнулся на взгляд карих глаз. В них больше не горел озорной огонек, а лишь плескалась волна… ненависти? равнодушия? презрения? Смешно. Некогда в его глазах тоже появлялись эти чувства, они выплескивались наружу и грозили накрыть с головой своей злостью. И никуда было не деться от них и приходилось бежать. Бежать, чтобы не слышать больше резко брошенного вслед слова грязнокровка…       А сейчас два бывших врага стояли и смотрели на лицо друг друга. В смешавшемся вихре чувств и эмоций оставалось лишь непонимание и… надежда. Та самая надежда, которая давала силы дальше жить.       И Драко продолжал говорить, а Гермиона молча покусывала губу и ждала. Ждала, ведь в душе всё ещё теплилась надежда. Та самая надежда, которая не позволяла опускать руки.       — Помолвки с Асторией не будет. Я не допущу этого, слышишь? — Драко мягко дотронулся до её плеча и посмотрел в глаза. Всё ещё пустые глаза, смотрящие куда-то в сторону. Словно сейчас их больше интересовал витраж на окне, чудно переливающийся всеми цветами радуги.       — Всё будет хорошо. Ты мне веришь? — теперь рука коснулась второго плеча, а пронзительные серые глаза начали всматриваться в теплоту карих.       Наконец Гермиона дрогнула и кивнула. На лице появилась натянутая улыбка. Слабая преграда для вот-вот хлынувших слёз. Драко притянул девушку к себе, и она еле слышно прошептала:       — Верю…       Гермиона прижалась к его груди и закрыла глаза. Размеренный стук его сердца успокаивал.       Пока она слышит этот звук, с ней всё будет хорошо…       Но стука больше не было. Была лишь тишина.       Ничего нет хуже тишины.       Как бы Гермиона ни старалась, воспоминания всё чаще давали о себе знать, всплывая в памяти картинами того ужасного дня. Последнего для неё…       Она помнит, как тогда заключила его в свои объятья, как покрывала поцелуями его лицо, а он твердил, что всё будет хорошо.       Он ей соврал…       Он оставил её одну, наедине со своей болью. Она больше не смогла жить дальше, радоваться жизни. Теперь она лишь существовала.       Но Гермиона всё равно виделась с ним. По ночам, когда она, измученная, наконец засыпала, Драко приходил и звал её. Но когда видел, что она стоит на месте и не идёт, начинал заливисто смеяться.       — Что, страшно, Грейнджер?       Она стоит на подоконнике. Ветер неприятно холодит голые ступни. Земля так далеко. Хочется взять и взлететь в небо, словно птица, чтобы забыть обо всём. Вот только крылья сломаны…       — Ничуть, — отвечает она и шагает навстречу ему.       Навстречу пустоте…