Вчера ты говорил: "завтра"

От Автора: BANNERS — Ghosts — песня шикарная, я знаю, что лень слушать то, что обычно пишут послушать авторы (сама такая), но это песня, под которую я писала эту главу, поэтому, если кому-то, все-таки, будет интересно, послушайте, потому что она отлично передает чувства Курта. Эта глава раскрывает всю суть Хаммела. Вообще всю, вы узнаете его мысли и чувства, поймете, почему приходилось делать всё то, что я делала в предыдущих главах. Для чего был нужен ООС, почему он был таким и из-за чего. Мало того, глава идет от первого лица. Поэтому, представляю вам: РOV Курт Что-то во мне изменилось. По словам Куинн, я похож на фарфоровую куклу, но мое уставшее выражение лица совсем не напоминает кукольное. Возможно, дело в моей одежде. Я стал меньше курить и теплее одеваться, меньше укладывать волосы и чаще улыбаться. Возможно, дело в Блейне Андерсоне. Подружиться с Блейном Андерсоном. Спеть с Блейном Андерсоном. Поцеловать Блейна Андерсона. Переспать с Блейном Андерсоном. Узнать о прошлом Блейна Андерсона. Влюбить в себя Блейна Андерсона. Не влюбиться в Блейна Андерсона. Знаете, я постоянно думаю о том, что он сказал мне и чего я не сказал ему. — Если ты любишь меня, дай мне знать, — говорил он, целуя меня в шею. «Каждую чёртову секунду», — думал я, но никогда не отвечал. «Ты прекрасен.» — говорил он мне, когда я просыпался в его объятиях в нашей комнате и выбирал в чем пойти на вечеринку. «Улыбнись.» — говорил он, когда я, сутулясь, корпел над учебниками, и сидел с хмурым выражением лица в библиотеке. «Обними меня.» — просил он меня, просыпаясь после очередного кошмара в холодном поту на соседней кровати. «Закрой окно, холодно» — сиплым голосом говорил он, закутываясь в одеяло, когда я выходил курить. «Будет лучше.» — успокаивал он меня, когда все валилось из рук вон, Кассандра не давала проходу, называя ничтожеством, а текст роли напрочь вылетал из головы. «Я скучаю по тебе.» — шептал он мне в телефонную трубку, когда уезжал на выходные к семье. «Будь хорошим.» — тихо говорил он, когда я мог вспылить в очередной раз из-за неудачной сцены или не получавшейся задачей по матанализу. «Спой мне.» — просил он, и я пел вместе с ним его любимые песни из мюзиклов, наблюдая за тем, как он радуется, словно ребенок. «Оставайся таким же красивым.» — он умел говорить мне комплименты, от которых на душе становилось теплее. В них не было ничего особенного, но сам Блейн был особенным по сравнению с окружающим его миром. «Перестань курить.» — упрашивал он меня, и я кивал в ответ, мол, «это последняя». Но на самом деле, как только он засыпал, я лез за новой порцией никотина в своей карман, пропахший ментолом. «Я люблю тебя.» — говорил он мне, но я никогда не отвечал ему в ответ тем же самым. Слова застревали в горле, а воздуха вечно не хватало, поэтому приходилось молчать. Он оказался слабее меня. Парень, которому подчинялась почти вся академия. Глава великолепной троицы школы. Самый восхитительный человек в моей жизни. Он был сломлен ударом судьбы, уходом отца, предательством любимого человека. Я должен был быть всего лишь очередным парнем, но я стал тем, кто сломал его окончательно. Я был виноват, но ничего не мог с собой поделать. Я влюбился в Блейна Андерсона. У него были обычные карие глаза. Но смотря в них я видел цвета, которые люди не способны видеть. Я чувствовал их, целуя его губы. Мне нравилось наблюдать за ним, пока он еще спит, со спутанными волосами, мирным выражением лица и красивой улыбой. Чем чаще я спал рядом с ним, тем реже его мучили кошмары. Я рад, что смог помочь ему с этим, но он и понятия не имел, как больно я делаю ему на самом деле. Люди совершают ошибки. Его звали Адам. Он перевелся в МакКинли, когда я только перешел в старшую школу. Говорили, что он перевелся из другого города в связи с переездом его отца. Я втайне наблюдал за ним, потому что парень был старше меня, да и сам я никогда не был уверен, что могу понравиться такому милому и открытому парню, как Адам. Я не мог оторвать взгляда, когда встречался с его серыми глазами в коридоре школы, не мог перестать мечтать о его прекрасной улыбке. Я бредил этим парнем, но все никак не решался подойти к нему. Еще хуже стало, когда по школе разнеслись слухи, что я гей. Конечно, я этого не отрицал, но никогда не желал притягивать к себе лишнее внимание. Однако, случилось именно это, и в очередной раз, стоя возле металлических шкафчиков, прохлада которых очень хорошо ощущалась пропитанной слашем рубашкой, и вытирая залитые фруктами глаза, я встретился взглядом с блондином и увидел в них то, что не желал увидеть никогда — грусть и сочувствие. Я ненавидел то, что люди всегда относились ко мне с искренней жалостью, а тем более не хотел этого от предмета своего обожания. Когда Адам приблизился ко мне, помогая доставать из волос ягоды, я чуть не задохнулся, вдыхая аромат, исходящий от мужчины. Я мгновенно покраснел, опуская глаза, потому что не мог смотреть в лицо своему идолу, которого так почитал, весь облитый противным напитком и посрамленный перед всей школой. Но Адаму было все равно, чего я явно не ожидал, и мы вместе направились отмывать меня в мужском туалете. Напоследок блондин оставил на моей щеке мягкий поцелуй и скрылся за дверью. На следующий день, опьяненный своим счастьем, первым, что я увидел — это прижатого к стене Адама. Карофски, до этого ненавидевший меня, нашел себе новое увлечение, активно поливая грязью сероглазого. Тот молча выслушивал все обидные слова в свой адрес. Я хотел было подойти к Адаму, но тот, завидев меня, развернулся и ушел в обратную сторону. Я лишь ловил перешептывания одноклассников по поводу того, что нас видели футболисты в туалете. Так продолжалось несколько недель. Каждый день Адама избивали, а я даже не мог ничего с этим сделать. В один день домой я ушел раньше обычного, потому что на следующей после урока перемене блондина найти не смог. Направляясь уже по привычному маршруту через мост, я увидел знакомую вязаную синюю шапку и клетчатую рубашку, в которой впервые увидел Адама. Парень стоял по ту сторону перил, вглядываясь в машины, проезжающие под ним. Находясь в паре сантиметров от полета над магистралью, он поднял свои серые глаза, встречаясь взглядом с моими, а потом сделал шаг. Я вспоминаю тот день каждую ночь. Эти мысли, порой, не дают мне заснуть. Я приходил на этот мост год за годом, каждый раз проклиная себя за то, что сам натворил. После этого случая я настолько замкнулся в себе, что уже ничто не могло вернуть меня в привычную колею жизни. Документы мой отец отправил без моего ведома, а получив положительный ответ из НЙАДИ, я лишь пожал плечами и согласился спеть перед женщиной. Прошло три года, а я все еще не мог свыкнуться с мыслью о том, что произошло в тот роковой день. Когда мне пришло согласие на обучение в Академии, я словно получил глоток свежего воздуха, который помог бы мне двигаться дальше. В новом городе я мог начать новую жизнь, а также быть тем, кем я хотел бы, чтобы меня считали. Именно таким я и стал — холодным, равнодушным, никого не подпускающим к себе мальчиком, фарфоровой куклой, у которой внутри лишь пустота. Можно залить в куклу красную воду и сказать, что это кровь, но это не поможет ей струиться по венам. Можно засунуть внутрь сердце, но это не заставит его биться. Можно сделать вид, что так правильно, но все должно быть совсем наоборот. Когда-то эта пустота была черной зияющей дырой внутри маленького мальчика. И сейчас я ненавидел себя за то, что начал ее заполнять. Заполнять по маленьким крупицам — воспоминаниями, связанными с друзьями, фотографиями, которые мы делали с Рейч и Куинн, новой одеждой, которую я покупал в Большом Яблоке, счастливыми мелочами, которые я получал от родителей, мягкими поцелуями, которые мне дарил Блейн по утрам. Это действительно начинало помогать мне, но я, казалось, сам не хотел, чтобы это произошло. Я пытался огородиться от этого мира, но у меня ничего не получилось. Все началось из-за того, что я не выполнил один из пунктов своего сделанного в начале года списка. Этот пункт не играл особой роли тогда, но перевернул всю мою жизнь сейчас. Именно из-за этого я беру билеты на самолет и направляюсь первым рейсом в Огайо. Туда, где воспоминания берут свое начало. Туда, где эти воспоминания должны закончиться. Я ушел пораньше из комнаты, хоть и разбудил своим отбытием Блейна. Он открыл свои заспанные карие глаза и вопросительно посмотрел на меня, спрашивая, куда я собрался, одетый в пальто и с сумкой наперевес. Я лишь улыбнулся ему и поцеловал в лоб, прежде чем выйти из комнаты. Я не мог ответить ему на этот вопрос. Мне было слишком больно показывать ему, что я слабый. Ведь на самом деле слабый я, а не он. Блейн выдержал предательство своего парня, прошел через это, остался веселым и дружелюбным парнем, и не побоялся рассказать мне о своих страхах. Я же был трусом, я не смог сказать Блейну, почему я не отвечаю на звонки, почему сдаю сумку в багаж и почему сажусь на борт самолета, предупредив о своей поездке только Мадам Тибидо. — Мы скучали по тебе, сынок, — слышу я от отца, как только схожу с борта самолета и дохожу до полноватого невысокого мужчины, стоявшего в зале ожидания. Рядом с ним стоит его новая жена, Карен. Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким, и отец смог справиться с этой утратой только сейчас, найдя новый смысл жизни. В чем-то я его понимал, но, оказавшись вновь дома, лежа на своей детской кровати и вдыхая аромат вишневого пирога, доносившийся с кухни, мне все больше начинало казаться, что я ничего не понимаю в этой жизни. Я приехал навестить своего старого знакомого. Того, с кем не виделся уже очень давно, и кому обязан всем, что со мной произошло. Стуча в порог его квартиры, видеть, как радостно меня приветствует его мать, пропуская внутрь. Не стоит говорить ей о том, что не стоит так радушно принимать человека, который испортил ее жизнь, но она не винит в этом меня, она, наоборот, рада, что я все еще приезжаю в этот дом и встречаюсь с ее сыном. — Как ты? — спрашиваю его я с порога, как только появляюсь в его комнате. Он поворачивает ко мне голову, улыбаясь. Мы давно не виделись, и он рад, что я все еще помню о нем, и что сейчас, посредине учебного года, я сорвался и приехал к нему. — Неплохо, а ты? — спокойным, присущим ему голосом, отвечает он мне. В нем ничего не изменилось. Тот же спокойный взгляд серых глаз, та же улыбка, которую я так привык видеть на его лице. — Со мной все хорошо, — говорю ему, присаживаясь рядом на его кровать. Его светлые волосы разбросаны по подушке, а сам он чуть приглушает программу идущую по ТВ, чтобы лучше слышать меня. Я часто приезжаю к нему за советом и мы с ним долго разговариваем, но сегодня я здесь не только из-за этого. — С днем рождения, Адам. Рядом с ним стоит инвалидное кресло, с помощью которого Адам может гулять на улице. Правда, не без посторонней помощи. Его тело полностью парализовано ниже плеч вот уже несколько лет. Могло быть хуже, но он выжил и не утратил своей жизнерадостности даже будучи прикованным к кровати. Я приходил к нему последующие два дня, прежде, чем он заподозрил, что я прилетел к нему не просто в гости, поэтому наш разговор был на свежем воздухе. На Адаме были та самая синяя шапка и новый подаренный мною полосатый шарф. Я катил его коляску перед собой, иногда замечая, как красиво выглядит Огайо, а потом плавно перевел разговор на Блейна. Я рассказал Адаму как мы познакомились, о чем говорили, и что я все чаще начинаю курить. — Ты считаешь, что любишь его? — спросил меня Адам, и только тогда я смог задать этот вопрос сам себе. А считаю ли я сам так? — Ты вообще спрашивал себя, что чувствуешь, когда видишь его на соседней подушке, когда помогаешь ему завязывать галстук-бабочку, которые он не умеет завязывать самостоятельно, когда он поет, глядя тебе в глаза, когда ты завариваешь ему его любимый соленый кофе. Что ты чувствуешь в эти моменты? И именно тогда он заставил меня задуматься о том, что где-то между нашим смехом, длинными разговорами, глупыми ссорами и шутками, я влюбился в него. Я всегда удивлялся, как Адам может читать меня, словно открытую книгу. Мне достаточно просто посмотреть на него, как он расскажет все, о чем я думаю и что меня беспокоит. И вот сейчас он снова дает мне те советы, которые не мог дать никто другой в его ситуации. Я же знал, что он говорит правду, что сейчас, после ночи, проведенной рядом с Адамом, я должен вернуться к себе за сумкой, чтобы улететь домой. — Курт, он ждет тебя там, в Нью-Йорке, а ты даже не сказал ему, что улетел. Отец еще спал, когда я оставил на столе записку о том, что мне пора возвращаться в академию. Я позавтракал остатками вишневого пирога, взял некоторые из своих старых вещей, которые хотел забрать с собой, в том числе выбрав прекрасную бабочку, которую я хотел подарить Блейну на Зимнем Балу, а затем уже потянулся к телефонной трубке, чтобы совершить один короткий звонок в Большое Яблоко. — Курт, почему ты звонишь мне в 5 часов утра? — он говорит хриплым шепотом, потому что я и правда его разбудил. На часах была почти половина шестого, но после нескольких выкуренных сигарет подряд, мне совершенно не хотелось спать. — Я сонный, грустный и хочу услышать твой голос, — тихо ответил я, стараясь сделать так, чтобы мой голос звучал мягче. — Ты в порядке? — спрашивает он меня в который раз, но теперь он волнуется. Он и правда всегда волнуется за меня, просто раньше я этого не замечал. Я считал, что я просто один из восьмерки, один из тех, кем он попользуется и бросит, но я только сейчас понял, как я ошибался. После этих сотни «я в порядке», на которые я никогда не отвечал правду.  — Я влюбился! — И кто он? — Парень из GAP-а, знаешь такой магазин? Мы… часто пьем кофе вместе, и я понял, что он мне нравится… Курт, ты в порядке? — Да, я в порядке — Ты в порядке? — как ни в чем не бывало спрашивает он. Это, наверное, странно, когда ты только что мотался по кровати из-за ночного кошмара, но спрашиваешь, как себя чувствует тот, кто проснулся из-за твоих криков. — Я в порядке, Блейн, — Ты в порядке? — раздался хриплый голос возле него. Курт, вырванный из своих мыслей, повернулся к парню, перебирающему свою одежду в шкафу, завернутый в махровое полотенце, еле державшееся на бедрах, и совершенно не беспокоящийся о том, что Хаммел всё ещё был в комнате, и всё ещё оставался геем. — Я в порядке — Я в порядке, — говорю я, чувствуя, что умираю внутри. — Я еду домой.