Прикосновения

Поле битвы, утопающее в вспышке белого света, — это последнее, что увидел Гарри в тот день. Это вообще было последнее, что он видел перед тем, как мир превратился в белое марево. Как сказали позже колмедики — навсегда. Поттер не верил, думал, что орден, где собралась элита магического мира, лучшие из лучших, поможет ему, не сможет оставить его в беде. Он понял, как ошибался, только когда его как ненужного щенка, а скорее как отслужившего свое старого пса вышвырнули из ордена, оставив на попечении работников Святого Мунго. Да, это было невыносимо правильно, по законам военного времени, а оттого невыносимо больно — оказавшись беспомощным, герой магического мира просто оказался не нужен тем, кого он считал друзьями. В больнице Гарри оказался практически в вакууме: у него не было ни зрительной, ни слуховой информации, которая могла бы хоть как-то пресытить его алчущий новостей разум — за толстые стены госпиталя и так проникало крайне мало информации, Гарри казалось, за дверь его палаты не просачивается совсем ничего. Обоняние же давно притупилось от запахов лекарств и антисептиков. Единственным оставшимся у него чувством было осязание. Но и металлические спинки кровати, и легкая грубость больничных простыней — все было единообразной отупляющей сумятицей в воспаленном мозгу бывшего героя магического мира. Только острое резкое ощущение могло заставить его почувствовать хоть что-то, поэтому он царапал себя, раздирая кожу в кровь, оставляя ее запекаться под ногтями. Вскоре его лишили и этого, оставляя его обездвиженного во власти вакуума и предполагаемой белизны стен, чья мягкость, словно утопившая его в себе, превращала его мозг в рыхлую биомассу. Сопротивляться этому Поттер не имел ни желания, ни возможности. Но главное — не видел смысла. Краем сознания, маленьким кусочком мозга, каким-то чудом, не превратившимся еще в рассыпчатый творог, он прекрасно понимал, что ему не помогут, потому что не захотят, потому что получат такой приказ, потому что от отработанного материала нужно избавляться, ну, или ждать, пока проблема не устранится сама. Они и ждали. А Гарри не пытался сопротивляться этому процессу, полностью вверив себя в руки судьбы. Но у проказницы были свои довольно хитроумные планы, у нее был вассал. У вассала был бархатный голос, и он источал аромат дорогого парфюма. А еще у него были чуткие теплые пальцы, которые почти обжигали своими прикосновениями кожу молодого волшебника. А еще вассал был жесток и требователен к персоналу больницы. Хоть для Гарри больше не осталось смысла в словах, поэтому он ориентировался только на интонации и на прикосновения, такие осторожные, аккуратные. У вассала были теплые сильные руки. Он с легкостью подхватил ослабшего героя на руки, чтобы вынести его прочь. Звуки, запахи, ощущения — это навалилось на Поттера разом и вскружило голову, заставив запаниковать и в поисках защиты прижаться к мужчине, зажмуриться, отчаянно прислушиваясь к биению чужого сердца, и пусть руки, давно ослабевшие от долго заточения, уже почти не слушались его, пальцы, тонкие, ломкие, судорожно вцепились в грубую ткань чужого пальто, в которое его закутали, прежде чем вынести наружу. Вассал шептал что-то про то, что ему необходимо успокоиться и дышать глубже. И Гарри честно старался проталкивать в легкие холодный, судя по всему, зимний воздух, но получалось плохо. Его обуревало чувство, подобное панике, но в сотни раз хуже, и он отчаянно цеплялся за чужую рубашку, грозясь оторвать крохотные пуговички. Впрочем, его пальцы с силой разжали, как только они оказались в салоне автомобиля, но тут же, компенсируя свою грубость, нежно погладили, согревая и утешая. Убеждая, что теперь его не оставят. Убеждая его в этом еще несколько недель уже в уютном большом доме, наполненном ароматами выпечки и кофе, где Поттер никогда не оставался один, даже если его Тома не было рядом. Том — ему шло это имя, в каком-то смысле он действительно напоминал Гарри кота, но не из того самого магловского мультфильма, а просто кота: хитрого, элегантного и лощеного. Пусть это звучало глупо, ведь Гарри никогда не видел своего опекуна, но это чувствовалось в нем. Чувствовалась также стать и внутренний стержень, который не всякому было под силу сломить. Была в нем также и холодность, которая будто таяла, когда сам Том находился рядом с Гарри, словно только так вассал мог обрести внутреннее равновесие. Кем он был: посланником любой из сторон или же просто неравнодушным страждущим - так ли было важно? Ведь он единственный, кто смог подарить измученному герою магического мира покой, внутренний и внешний; за всю свою недолгую жизнь Поттер не знал ни того, ни другого. Но даже не это было самым главным — иногда он дарил Поттеру возможность видеть. Путем сложных манипуляций он позволял Гарри взглянуть на мир его глазами. И неважно, что в такие моменты он не позволял ему увидеть себя. Это все неважно. Важны были лишь ласковые прикосновения, которыми Том будил его по утрам, лишь то, как он читал ему по вечерам, устроив в мягком кресле у камина. Поттер утопал в этом бархатистом, чуть хрипловатом тембре, позволяя ему обволакивать сознание, те малые крохи, что от него остались, те, что Том старался сохранить и приумножить с момента, едва привез подопечного в этот дом. Как бы это ни было глупо, Гарри нравилось так по-детски засыпать в кресле, а просыпаться уже в собственной постели. И пусть вместо плюшевых мишек он обнимал по ночам своего вассала, Поттеру нравилось обнимать его, изучать кончиками пальцев его словно выточенное из мрамора тело, рельеф мышц и узкие бедра. Поттеру нравилось их плавное движение, когда его Вассал сливался с ним в единое целое, никогда не делая больно, никогда не срывая свое раздражение. Которое было порой чересчур велико и заставляло его швырять заклинания в своих подчиненных и бить посуду где-то в дальних комнатах его особняка, но Гарри слышал. Слух его был довольно острым, и потому в тот день, когда они гуляли в парке, противный голос Риты Скитер буквально парализовал его. — Министр Риддл! — окликнула она кого-то, но тут же осеклась. — Мистер Поттер?.. В воздухе повисла тишина, пронзаемая нитями напряжения и чужого восторга: прыткопишущее перо уже строчило грандиозную сенсацию, Гарри слышал этот противный скрип, с которым пошатнулись и его основы мировосприятия. Пытаясь удержаться, он вцепился в руку Томаса. И тот поспешил увести его прочь, выводя из парка и усаживая в министерский автомобиль. Тишина была совершенной и незыблемой, густой, словно утренний, туман, тяжелым ковром расстилающийся по земле. Она обволакивала их, сидящих в кожаном салоне, почти не давая дышать. Но вот Риддл притянул его к себе и, открыв разум, позволил окунуться в свои мысли, раскрывая и планы, и мотивы. И главный секрет — где-то внутри самого Гарри частица души, что не получится вытащить, лишь быть рядом, сохраняя свое равновесие. И Поттер выдохнул, обнимая своего вассала, утопая в чужих мыслях и окончательно теряя себя. Его не сломили ни аскетизм, ни известность, ни война, и только чужое тепло растопило его, не оставляя шансов прийти в нормальное агрегатное состояние.