Пока не закатился Исиль

Серебряный ветер и непокорное пламя, держащие друг друга в объятиях. Они словно Древа в час Смешения — омытые светом, живущие любовью, способной заменить им тысячу солнц, но пронзённые отравленным чёрным копьём. Цветок Тельпериона распускался посреди звёздной россыпи — распускался впервые, и впервые его невесомая роса окропляла глубину ночи Арды. Но время его было уже на исходе. Эонвэ гордился Ариэн и волновался за неё. Кто знает, какие опасности таит неторная небесная дорога и какие гнусные помыслы взбредут в голову Врагу, когда он узрит великолепие нового светила. Если случится худшее, никто не защитит Ариэн, кроме неё самой. Однако её избрали для величайшей миссии: ещё немного, и она возвратит в Арду утраченный свет, ознаменует пробуждение нового народа и укажет ему путь на Запад. Найти своё место в мире — вот подлинное благо для айну. Эонвэ молчал. Не потому, что не имел права говорить о том, что Единый изначально открыл ему о своих детях, а всё остальное Ариэн понимала сама. То, что лучилось в глазах и теплилось в соприкасавшихся ладонях двоих, не нуждалось в словах.  Ариэн с ей одной доступной нежностью приклонила пламенную голову на плечо Эонвэ. Плод Лаурелин будет светить одинаково каждому созданию Эру от пыльной травинки до Владыки Ветров. Даже Моргот не станет исключением. Отдать могущество своей любви миру, но не одному из тысяч его обитателей, пусть даже самому дорогому, — такова её роль в Замысле. Зачем же Единый соединил её сердце с чужим, если знал, что однажды навек разобьёт их дороги? Они — крепость, хранимый оплот в сердце пустоты и неизвестности, где отпустить — значит безвозвратно потерять. Лишь тогда, когда само время собьётся с пути и на Арду падёт Последняя Битва, они вновь коснутся друг друга, заглянут друг в другу глаза. Но столько лет спустя останется ли любовь как таковая, останутся ли они, останется ли Арда? Останется ли что-то?  Отпустить! Когда каждый час, проведённый порознь, мучителен, прожить друг без друга все эпохи мира! Ни одним влюблённым, кроме них, Единый не посылал такого испытания.   Но они должны его выдержать ради великого счастья, которое разделят со всей Ардой.   Любовь — вот она, моя сущность, моё призвание, моя стихия! Я буду вечно гореть и сгорать, страстью своей согревать хроар и феар страждущих во тьме и холоде. Я одарю всех созданий Единого светом. Я сама стану любовью.    Так говорила Ариэн тысячелетия назад, когда её посетило пророческое откровение. Она металась в поисках истинного смысла своей жизни намного дольше большинства майар и наконец обрела желанное. Да, но какой ценой!  Никто из созданий Единого не будет радоваться утренним зорям и оплакивать вечерние так, как я, — мысленно молвил Эонвэ, коснувшись губами волос Ариэн. — Когда позволит долг, я буду оборачиваться ветром и приближаться к тебе.  Ариэн покачала головой. Там, куда я вознесусь, не шелестят ветра. Последняя капля воздуха останется далеко позади ладьи, но раз в день я буду как никогда близка к Аману. Пусть западная заря станет часом соприкосновения наших мыслей, нашей тайной, видной целому миру. Ариэн и Эонвэ замерли. Край луны уже поцеловал восточный горизонт, и вечность накатывалась на них тёмной волной. Даже под её натиском они не могли разнять руки. Однако истинная любовь всегда сильнее тех, кого она поразила, и теперь непререкаемым тоном она велела им расстаться. Прощай… Погоди. Прежде, чем закатится Исиль, прими от меня этот дар. Эонвэ поднял ладонь Ариэн, аккуратно вложил в неё что-то и, не разжимая пальцев, пояснил: Никто не увидит его. Лишь ясным вечером в миг соприкосновения ладьи с горизонтом редкий наблюдатель у моря заметит, как вспыхнет на его грани луч изумрудного пламени. Невиданная удача придёт к такому счастливцу! А в остальное время пусть этот самоцвет напоминает тебе о тверди, по которой ты некогда ходила. А теперь — прощай. Эонвэ поцеловал руку Ариэн. Опустив её, она раскрыла ладонь. Словно лунный луч на гранях подаренного возлюбленным берилла, в её мыслях промелькнуло видение.  Герольд займёт должное место подле своих повелителей, а она преклонит колено перед их тронами. Манвэ и Варда благословят её в странствие, она сбросит с себя оковы фана и обнажённым пламенем поведёт на небосвод ладью Златого Пламени. Утренние лучи зальют мир, сорвут смешки с губ усталых квэнди и коснутся век спящих атани. Вражьи твари в ужасе забьются в свои смрадные норы, а далеко, на другом конце мира человеческое дитя одну руку протянет к западу, а другой подзовёт к себе сородича — показать ему новое диво.    Улыбка озарила лик Ариэн. Сияние светила ни для кого не станет особенными, но лишь она, Эонвэ да молчаливый Владыка Судеб узнают, где на самом деле явил себя миру первый отблеск рассвета.