Повод быть ближе

— Помнишь, какой был наш последний день в приюте? — Валька сидел на широком подоконнике и болтал ногами, потягивая дешёвый растворимый кофе. — И как только ты пьёшь эту гадость… — Михеич брезгливо поморщился, когда Валька довольно причмокнул губами после очередного добротного глотка. — Конечно, помню. С утра ты носился как угорелый, складывал в старую потрёпанную сумку вещи, умудрился разбить чашку в столовой и чуть не подавился завтраком — так нервничал. Валька прыснул и взъерошил отросшие волосы. Те несколько часов, последних часов приюте были для него настоящей пыткой — он не мог заставить себя хоть ненадолго успокоиться: постоянно перекладывал вещи, вертел в руках то ручку, то кружку, то крутил бедное алоэ в небольшом горшочке, дёргал Михеича — ну когда уже, когда? А потом умудрился совершенно случайно застрять в кабинке туалета, потому что в очередной раз заело щеколду. В итоге пришлось выносить дверь — плечо потом ещё не меньше двух недель болело и было почти лиловым. — Но это правда было волнительно! Представляешь — первый день… — Да-да, я слышал это тысячу раз. Первый день вне этих страшных облупившихся жёлтых стен и вонючих коридоров. А ещё ты опоздал на «прощание» с приютом на целых семь минут. Михеич меланхолично помешивал сахар столовой ложкой в огромной кружке. — Ещё я помню, что ты бегал по улице и орал: «Свобода!» Между прочим, это было весьма забавно. Я не вполне понимаю, зачем надо было это делать, но тем не менее… — Нам повезло, что у нас День Рождения в один день, — Валька спрыгнул с подоконника, порылся в холодильнике и выудил оттуда сомнительного вида банку со сгущёнкой. — А то кто знает, смогли бы мы сейчас вот так вот запросто сидеть тут. — Смогли бы. — Михеич не сомневался ни на секунду. — Отдай сюда! — он вырвал из рук Вальки банку сгущёнки, скептично оценил содержимое и отправил её в помойку. — За тобой глаз да глаз нужен. Валька обиженно надулся, проследив, как банка, описав дугу, приземлилась в мусорную корзину. Она была похожа на парашютиста-неудачника. Или на подбитый вертолёт. Валька не знал, как в точности он должен выглядеть, но был уверен, что падать он будет так же, как и эта злосчастная банка — по дуге. И какая разница, что существуют законы физики. — Вот не появишься у тебя с недельку-другую, потом придёшь —, а ты где-нибудь за шкафом скопытился. — Э-эй! Михеич потянулся, отставил кружку в сторону и буквально в два шага оказался у холодильника, осторожно открыл — ручка держалась едва-едва и давно просила о том, чтоб её хорошенько привинтили на место. «Надо будет в следующий раз принести с собой отвёртку» — мелькнуло в голове у Михеича. Пошарив по полкам, он по-хозяйски сгрёб оттуда большую часть продуктов и отправил тоже в мусорную корзину. Осталось всего пару помидорок да пачка масла — да и то, какого-то дешёвого. Валька хотел было возмутиться – мол, чего ж ты творишь-то, зачем еду выкидываешь?! Но, столкнувшись взглядом с Михеичем, замолчал. Он лучше знает. — Ты-то сам как, а? Небось работаешь, не покладая рук? — Валька хохотнул и дотянулся до кнопки «Вкл» у старенького чайника. — Можно и так сказать. Работа хорошая, ненапряжная, в самый раз. — Ты это… Ну… Розетка заискрилась, запахло палёной проводкой. Валька кинулся выключать свет в квартире. — Я же говорил — за тобой глаз да глаз нужен. — Э-эй! Ну ведь всё не так уж и плохо! Я, например, макароны умею делать. Михеич сдержанно улыбнулся, притянул к себе Вальку и ткнулся носом ему в лоб. — Конечно, не настолько. Но должен же быть у меня повод приходить к тебе чуть-чуть почаще.