***
Лондон, Гриммо 12, 1853 год Блэк — старое семейство. Чтобы выжить в нем, нужно знать Правила. Не распахивать на ночь окно, не сметать соль от порога, не стирать начертанных мелом рун и никогда, ни при каких обстоятельствах не вспоминать родича-нежить по имени. В старом доме на Гриммо всегда было шумно и многолюдно. Дед Ликорис с женой, его сын Сигнус, у которого тоже была семья, да еще постоянно гостил кто-то из дедовых родственников, это уж не считая Арктуруса и Месапинойи с семействами*… В роду, благословленном детьми, не может быть тихо и уныло. Даже в век, когда наследников считают всего лишь карликовыми взрослыми, достойными сурового наказания за любые шалости. Самой интересной комнатой в доме малышня единогласно признала большую пустую залу со стенами, затянутыми гобеленовой тканью — Фамильное древо Блэков, сменившее дубовую резную панель Черных князей Валахии**. Сириус родился в Англии, его папа — тоже, они привыкли к английской речи, и мальчику сложно было выговаривать валашские названия, хоть дед всегда злится. Теперь, когда появилась новая комната, гораздо проще — можно читать только родные и привычные имена. Сириус присел на корточки, тонкий пальчик уперся в основание гобелена: — Дедушка Ликорис, первый Блэк. Потому что «негром» нынче зваться в Англии не-пред-ста-ви-тель-но, вот. — А это бабушка? Бабушка, да, Силиус? — четырехлетняя Исла хвостиком ходила за старшим братом. Найджелус был очень вредным, пихался, дразнился и вообще — вел себя, как маленький. Хорошо, что есть старший брат, который защитит. — А это бабушка-тётя Фиби, — радостно угадала портрет малышка. — Верно, — солидно кивнул наследник рода Блэк. — А это? — А это читать нельзя, пойдем-ка отсюда. — Я знаю буквы! Я совсем-совсем большая! Эйч да Ай - Хе. Да эс — Хес… Сириус бегом вернулся от двери и ладонью заткнул сестренке рот. — Тихо! — шикнул мальчик. — Это имя нельзя читать вслух. Дед прошлый раз излупил меня тростью за нарушение Правила. — Плавила? — Нельзя стирать меловые закорючки… и пририсовывать к ним ничего нельзя. Нельзя лизать соль у порога. Нельзя читать имена, если нет портрета… — с каждым «нельзя» Сириус потирал ухо. Любой взрослый первым делом хватал за него. А потом — порка. Но порка — это нормально. Дед даже отца выпорол как-то. А вот за ухо таскают только малышню. И, к сожалению, не только из-за нарушенных правил, но и поймав на всяких мелочах, вроде кражи варенья из старого буфета. — Холошо, Силиус, я больше не буду. И Исла сдержала слово. Она была послушной девочкой. Но рос в семье и бунтарь, не признающий правил — Найджелус. Финеасу Найджелусу Блэку исполнилось шесть лет. И его на этой неделе хорошенько выдрали розгами. Мальчик подслушивал разговор Ислы и Сириуса о Правилах и кривился: — Да кому они вообще нужны?! Глупые придумки! А я лизал сосульку, и у меня не замерзли мозги! Не замерзли, не замерзли! И прочитаю! Хестер! Хестер-Хестер-Хестер! А ну, кыш отсюда! — шикнул он на появившегося домовика. Ничего не изменилось. Не замигал свет, не пронесся порыв холодного ветра, не завыл старый круп бабушки Мадженты. Даже новенькие часы с боем не завели мрачный отсчет. Просто потому, что было без десяти три пополудни — совершенно невнятное время. Мальчик фыркнул и побежал в детскую — дразнить Ислу. Ночью все было спокойно. Дом мирно спал. Найджелус, с некоторым беспокойством ожидавший наступления темноты, фыркнул, задул свечу и уснул, укрывшись тонким одеялом. Ему снилась вода. Много соленой воды. За спиной — Валахия. А впереди - то, к чему влечет Зов и Жажда. Надо вперед. Надо на корабль. В трюме темно и крысы. Надо в порт… Проснулся Найджелус полностью разбитым. Мама сперва хмурилась, а к вечеру напоила бодроперцовым, от которого из ушей шел пар. Противная Исла хихикала в ладошку, а вредный братец не позволял ее поколотить. Тоже мне — гриффиндорец! Дразнилка попала в цель, явно задев за живое брата, которому через три года в Хогвартс. Так что ещё два дня Сириус слышал в спину «гриффиндорец» и получал красно-золотые открыточки с дразнилками. А во снах Найджелуса покачивало на волнах. Вокруг громоздились силуэты тюков и бочек. Подлые крысы сбежали в порту, а по палубе ходили живые. Но их трогать было нельзя: cам по себе корабль не поплывет в Англию — это было абсолютно ясно. И только это удерживало ночью в трюме. Через неделю после того, как корабль, снившийся Найджелусу, пришел в порт, в дверь дома на Гриммо постучали. Постучали решительно и радостно, как человек, которого ждут и который даже не предполагает, что его могут не пустить внутрь. Дети мигом оставили игры на ковре и кинулись на лестницу. Там, через перила можно будет подсмотреть, кто пришел, и в то же время не попасться в пижамах на глаза взрослым. Поступить как воспитанные мальчики и девочки, проигнорировав визитера, ребята не могли: ночной визит — событие из ряда вон выходящее в семье Блэк. Дедушка как-то авроров отказался впустить потому, что солнце уже скрылось за горизонтом. На пороге стояла девочка-подросток чуть постарше Сириуса. Черные волосы, скромное платье, разве что кожа слишком уж бледная. — Дитя? — удивилась Элла Блэк, распахивая дверь. — К кому ты? — К Ликорису. Могу я войти? — скромно спросила гостья, убирая руки под передничек. Элла подвинулась в сторону и только было собралась ответить согласием, как на нее наложили Силенцио, гостью отбросило от двери мощнейшее отталкивающее, а дед страшно закричал: — НЕТ!!! В доме забегали, засуетились. — Адеско файр! Ее надо сжечь Адеско! — кричал Сигнус. — Ты спалишь Лондон, — кривилась его сестра. Ликорис молчал, напряженно вглядываясь в темноту ночи. Когда маги все же решились использовать опасное заклинание, площадка перед домом была пуста. — Это невозможно! — ахнула Элла, обретая возможность говорить. — Ей должно было все кости переломать! — Она — неживое, — мрачно ответил хозяин дома и снова надолго замолчал. До утра в доме не гас свет. Маги обходили все комнаты, проверяя защитные руны и добавляя новые. Ликорис лично укреплял входную дверь. Детей заперли в подвале, за дверью, обитой серебряными пластинами. Домовик отказывался отвечать на вопросы. А еще не хотел принести Элладоре ее игрушечного единорога, потому что «хозяин запретил отлучаться даже на миг». И дети не спали долго-долго. А когда, казалось, они только сомкнули глаза, пришлось вставать, потому что дедушка желал их видеть. Глава рода Блэк ждал внуков в комнате с резными панелями. Валашские корни семьи. И последний ярус — тот же, с которого начинается дерево в комнате с гобеленом. Дед строго взглянул на притихших детей, провел кончиками пальцев по резьбе: — Все помнят Правила? — Да, сэр, — ответил нестройный хор. — Отныне наказание за их нарушение — смерть. Сириус, как старший, отвечаешь за брата. Если он откажется тебя слушать — запрешь в той комнате, где вы ночевали, и сообщишь эльфу, чтобы тот кормил наказанного и очищал горшок. Исла, за тобой присмотрит бабушка. Элладора переходит на попечение Эллы. Вы меня поняли? — Да, сэр, — дети были ошеломлены. — Положение серьезное. Дому грозит опасность. Я надеюсь на вашу разумность. — Да, сэр. Мы не подведем! — вышел вперед Сириус, после чего дети получили разрешение удалиться. Девочек сразу же увели. Мальчишки остались одни в коридоре. Новенький, просторный и светлый дом Блэков вдруг показался Сириусу мрачным, почти пугающим. — И не думай задирать нос! — буркнул Найджел и поплелся к себе. Через полчаса к ним явится учитель латыни, а одно упражнение все еще было недописано. Проснулся Найджел от стука в окно. Спросонья ему показалось, что это сова (комната мальчика располагалась на третьем этаже), но отдернув штору он еле сдержал испуганный крик: на карнизе сидела вчерашняя девочка. Глаза у нее были очень грустные. — Привет, — сказала она, и ее слова заскакали в голове, как эхо в колодце. Это было странно: окно закрыто наглухо и слышать девочку Найджел по идее вообще не мог. — Привет! — махнул он рукой. — Ты кто? — Хестер, — послышалось в ответ, и Найджел испуганно задернул штору. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Снаружи послышалось копошение, потом смешок. — Не бойся. Я совсем не желаю тебе зла. В окно снова постучали. Найджел подошел к шторе, но так и не решился ее отдернуть. Днем мальчик подошел к матери с просьбой рассказать… ну, о той девочке, которую дедушка… Остался без сладкого, да еще пострадало ухо и чувство собственного достоинства: выслушивать поучения от этого задаваки Сириуса было просто невыносимо! Подумаешь, два года разницы! Зато у Найджелуса уже был выброс магии, а у Сириуса - нет. Как только на улице стемнело, в окно постучали. Штору Найджел распахнул еще вечером, чтобы было не так страшно отдергивать ее, когда придет Хестер. В том, что она придет, мальчик почему-то не сомневался. — Привет! — сказала девочка, устраиваясь на карнизе. — Как дела? — Привет. А меня наказали из-за тебя. Спросил только! — обида на взрослых кипела в крови. — Кто ты и почему пришла? Девочка хихикнула и покачала головой: — Почти не о чем рассказывать, — она пожала плечиками и провела пальцем по стеклу, оставляя ногтем тонкую бороздку. — Мы с Эдом играли в оранжерее. Мне было десять, ему одиннадцать. Нам нельзя было туда ходить, а Эд смог открыть дверь. Я почувствовала укол, но не придала этому значения, как оказалось - зря. Это была редкая и ядовитая травка. Я умерла. А Эд меня оживил. Он постоянно читал, мой братишка, а самые темные ритуалы — самые легкие. И я вернулась. Но Эда выжгли из рода Раду Негру, а меня не пускают домой. Родители уехали, братья и сестры спрятались, я совсем одна, мне холодно, — у девочки задрожали губы, она подняла на Найджела глаза, полные тоски. — Мне так холодно, Финеас. Помоги мне. — Как? Дед обещал меня убить, если я сотру руну или открою окно! Он знаешь какой? Я и так… — тут мальчик вспомнил, что никому не признавался в том, что это он прочитал имя Хестер на гобелене, и осекся. — Позвал меня? Я знаю и благодарю тебя. Мне было так пусто, так одиноко, — девочка отвернулась и ее плечи вздрогнули, как если бы она плакала. Найджел ухватился за ручку окна, потянул… и тут же сработала сигнализация. За окном мелькнуло, Хестер исчезла, мальчик прыгнул в кровать и укрылся одеялом. Снаружи послышались крики, заметались лучи заклинаний. Но допросить Найджела взрослые не догадались. Зато неладное заподозрил Сириус: — Найджел, это в твоей комнате вчера выло? — Нет. — Как же «нет», когда «да»? — Отстань! — Знаешь что? Инфри! Хозяин Найджел сегодня ночует в подвале. — Нет! — только и успел вскрикнуть тот, как очутился в запертой комнате. На прикроватной тумбочке стоял ужин, рядом с кроватью эльф не забыл поставить ночной горшок, прикрытый расписной крышкой. И оставалось только злиться и дрожать от страха, что этой ночью Сириус поговорит с девочкой, а утром обо всем доложит деду. — Только бы она не пришла! Только бы она сегодня не смогла! — зажмурив глаза, твердил Найджел немеющими губами. Утром сверху послышался вой. «Как же громко надо кричать, чтобы я услышал?» — подумал мальчик, спросонок не понимая, что он делает в подвале. Через десять минут домовой эльф переправил его в кабинет отца. — Живой, — выдохнул Сигнус, крепко обнимая сына. Мальчик только в растерянности отставил подальше надкусанную куриную ногу, оставшуюся от вчерашнего ужина на сегодняшний завтрак: — Папа? — Сириус! Сынок! — раздался визг из коридора. После нескольких секунд размышления Найджелус понял, что кричала мама. Вот только он никогда не слышал в ее голосе такого отчаяния. — Папа, что происходит? Что с мамой? Что сделал Сириус? — Твой брат мертв, сынок, — отец с трудом сглотнул и явно заставил себя разжать руки и отпустить сына. — И я… сперва… очень… очень испугался за тебя. К твоей комнате пришло умертвие. Я не знаю, — голос отца сорвался. — Я не знаю, как и почему, но твой брат… он высунул руку в окно. Правила! Мы же говорили вам про Правила! — Его убил дедушка? — обмер от страха Найджелус. — Что? Что ты такое говоришь? Твой дед никогда бы не причинил вреда тебе или… или твоему брату! Никому из родных! Умертвие, сын… — Пирог с ветчиной! Этот дурень высунул в форточку пирог с ветчиной! — вбежал в комнату дядя Арктурус. — В форточку! Потому и не сработала сигналка. Он не открывал окно! Твой парень всегда умел обходить правила, если ему это было зачем-то нужно. Настоящий слизеринец. Мои соболезнования, Сигнус. Идем, надо найти её лёжку. — Инфри! Наследника рода Блэк — в подвал. И Найджел вновь оказался в запертой комнате.***
— Я голодна, — сказала девочка с грустными глазами. И Сириус погиб. Он лежал на бархатных подушечках такой спокойный. Найджелу было жутко стоять рядом, словно брат сейчас повернет голову и улыбнется, но он все равно стоял, смотрел на покрывало и все ждал, когда же грудь шелохнется от дыхания. Этот знакомый облик, но бездыханный и неподвижный, был куда страшнее грустной девочки, которая улыбается, не разжимая губ. Маленький гробик опустили в землю, могильный холм забросали солью и засыпали цветами. Немому плакальщику с белой повязкой — вестнику детских похорон, что целый день стоял на площади с жезлом, выдали маггловских денег. Ночью зареванному Найджелу снова приснился сон: Хестер сделала веничек из роз и аккуратно сметала соль с могилы. Потом посмотрела прямо в глаза Найджелу и улыбнулась. А рядом с ней стоял Сириус в белоснежном костюмчике, слегка запачканном землей. Утром Найджел отправился к деду. — Это сделал я. Это я прочитал ее имя. Он ждал, что его убьют, надерут уши, отругают и всыплют розог. Но дед только прикрыл глаза рукой, второй махнув, отсылая прочь. По пергаменту глухо стукнула слезинка. Взрослые суматошно передвигались по дому, снова и снова проверяя руны, соль, запоры. Элла Блэк ходила сама не своя. Она выпила столько успокоительных зелий, что доктор запретил давать еще хоть что-то, и все боялись того, что она может сделать в истерике, когда закончится действие последнего эликсира. Ночью в дверь снова постучали. И снова Элла оказалась рядом. Выхватив палочку, женщина распахнула дверь, чтобы испепелить тварь, убившую сына. Она не сомневалась, что сможет наколдовать Адеско файр, и ей было безразлично — удастся ли удержать заклинание… но на пороге стоял Сириус. — Мамочка? Мамочка, мне холодно… — Сириус? Сынок! — забыв обо всем, женщина кинулась за порог. Из темноты возникла Хестер. Послышался тихий смешок, а затем женский крик, полный боли. — Элли, в сторону! — закричал Сигнус, выпуская череду заклинаний по контуру жены в тщетной надежде, что нежить высунется. — Не в сына, — захлебываясь кровью, прохрипела женщина, загораживая собой умертвие. Сигнус застыл в нерешительности. Ликорис грязно выругался и оттолкнул его. С волшебной палочки сорвалась плеть огня, в пламени словно бы мелькнули звериные лица, Элла завизжала. Сигнус метнулся к жене, но было поздно — когда пламя опало, на площади Гриммо лежало два тела. — Ушла, — с досады сплюнул Ликорис. — В дом! Только разборок с магглами нам сейчас недостаёт. Тела занесли в дом. С утра мать и сына решили закопать в одну могилу. Попасть в Азкабан за убийство невестки глава Рода не хотел. Никто не станет слушать, что она уже была мертва. В глубине дома послышался глухой шум. — Дети, — помертвевшими губами выговорил Сигнус. Ликорис снова грязно выругался. Не стоило звать в дом, не уточняя, кого зовешь. Хестер оказалась в комнате с резным древом рода. Обводила пальчиком черепушку над своим именем. Мужчины атаковали, не отвлекаясь на беседы, но нежить увернулась. Угол панели, зачарованный от огня, воды и древоточцев, вспыхнул, не в силах противостоять разрушительной магии Адеско файр. Нежить рвалась вперед. Правый бок вырван Бомбардой (к сожалению, удар пришелся по касательной), одежда тлела, волосы оледенели от темного заклинания, использованного Сигнусом. Почувствовав, что проигрывает, Хестер развернулась и выпрыгнула в окно, вываливаясь на улицу вместе с рамой. Мужчины бросились к лестнице. Левитировать себя следом было бы слишком опасно, а аппарировать — невозможно. Сколько раз потом Сигнус благословлял своего младшего брата — Арктуруса, что тот поставил неотменяемый антиаппарационный щит! Когда мужчины спустились в прихожую, они услышали из подвала крики и неясный шум. Тело Элли валялось на полу, раскинув руки. Сириуса, которого она сжимала в последнем объятии, рядом не было. Нежить знала все то, что знал и Сириус, но не имела причин жалеть сестер и брата. Очнувшись в доме, оставалось только дождаться, когда в комнате никого не будет и спуститься в подвал. Был шанс, что дверь открыта, тогда можно было бы войти внутрь и немного подождать. В том, что именно сюда эвакуируют детей, когда нападет Хестер, умертвие не сомневалось. Но дверь оказалась закрыта, и запертый там Найджел не смог бы ее открыть, даже если захотел. А он и не хотел. Все твердил: «Ты умер, ты умер!» и стучал зубами. Немного подумав, Сириус принес длинный подсвечник, отодвинул с его помощью серебряную щеколду и толкнул дверь. Найджел вскрикнул и попытался толкнуть со своей стороны. Но силы шестилетки и умертвия были несопоставимы. Сириус просто шагал вперед, надавливая на подсвечник и даже ощущая что-то вроде радости… или предвкушения?.. как вдруг раздался хлопок, в комнату переместился домовой эльф с Элладорой, а дверь захлопнулась, серебряной пластинкой сжигая проклятую плоть до кости. Сириус только усмехнулся. Эльфы не способны долго переносить эманации тьмы. Нужно только немного времени и упорства. Подсвечник ударил о дверь: нежить решила, что для начала было бы неплохо сбить серебряные пластины.***
Румыния, наши дни — Сигнус ударил в спину и держал заклинание, пока от тела сына не остался лишь пепел. Дом закрыли Фиделиусом, Хестер ушла из Лондона и следы ее затерялись, хоть Арктурус поклялся не жениться и не заводить детей, пока не убьет тварь. Так и умер бездетным. Элладора прониклась подвигом эльфа, который, по сути, спас им жизнь, и не расставалась с ним до самой смерти. И даже когда бедолага стал совсем дряхлым, неспособным подать поднос с чаем, не отпускала от себя. А когда Инфри умер, приказала отрубить ему голову и повесить над лестницей, чтобы домовик по-прежнему был рядом, — завершил свою историю Уизли. Закричала ночная птица, Энни взвизгнула, подпрыгнув на месте. Чарли усмехнулся и потянулся за кружкой. — Так вот что ты здесь делаешь? Охотишься на Хестер? И как, нашел? — хмыкнул сосед Чарли, наливая себе ракии. — А то. Еще в конце девяностых. Но достать не смог. Ушла. — Брешешь ты все! Знаешь что? Я отправляюсь домой! — и Энн аппарировала. — Вообще-то, и мне пора, — допив ракию, сообщил еще один драконолог. Через пять минут на площадке не осталось ни людей, ни даже признаков костра и шашлыков. Только вопила ночная птица, да улыбалась, сидя на краю скалы, Хестер Раду Негру.