Голод

Эрику снятся сны, в которых он снова мальчишка в немецком концлагере, где снова больно и страшно, где снова приходит все то, что с таким трудом забывалось многие годы. Или же не забывалось вовсе? Как забыть боль, которая, как кажется, въелась под кожу, боль, которую не выцарапать, не смыть с себя, как ни пытайся. Она навсегда останется вместе с тобой в уголках твоей памяти, преследуя, шагая по пятам, порой давая тебе иллюзию защищенности, безопасности... Но настигает она всегда, как бы ни бежал. Ты можешь бежать, долго, мучительно, так, что сердце будет разрываться в груди от нагрузки, а легкие - от недостатка кислорода. Ты можешь бежать очень долго, но рано или поздно Бог все же настигнет тебя. Рано или поздно Бог тебя настигнет. Слова какой-то песни, заедающей глубоко в голове, звучат, отдаваясь призрачной болью в висках. И чем-то все это напоминает марши смерти. Эрик видел людей, голодных, уставших, умирающих. У них в глазах гасли огни. Один, второй, третий... И так до бесконечности, пока весь свет не рассеивался в пространстве, во мраке холодных зим. Когда Эрик смотрит в зеркало, то видит тех людей. В своих глазах. Только вот его свет почему-то упрямо продолжает гореть. Холодный блеск в глазах все еще полыхает. А так хочется уйти на покой. Так хочется уснуть и не проснуться. Слишком большая роскошь для него. Ведь даже засыпать страшно. Кошмары въелись под кожу заученными наизусть цифрами. Это напоминание. Он - всего лишь номер. Даже не человек. Может быть, это и к лучшему? Ведь люди жестоки, беспощадны и глупы. Люди сделали его таким, какой он есть. Люди никогда не задумываются о последствиях своих поступков. Кошмары под кожей навсегда. Иногда ему кажется, что татуировка все еще горит нестерпимым огнем, как будто бы ее только что нанесли на его кожу. Но этот огонь не дает покоя уже многие годы. Этот огонь не угаснет никогда. Или угаснет после того, как свершится правосудие. Чарльз не считает это правильным. Эрик считает это справедливым. Единственной справедливостью в мире. - Эрик? Леншерр не замечает того, как крепко обхватил запястье друга. Не замечает и того, что притрагивается к этому запястью губами. Не замечает ничего. И не понимает, как ненависть, бурлящая внутри него, смогла перерасти в нежность, стоило только телепату появиться на пороге гостиной. Целовать запястье, сжимать длинными пальцами бледную, прозрачную кожу, под которой просматриваются дорожки вен. Это оказывается слишком приятно, слишком интимно, слишком запретно. Эрик любил нарушать запреты. - Эрик, господи, прошу... Леншерр смотрит в испуганные голубые глаза. Смотрит и улыбается своей хищной улыбкой, пугая телепата еще сильнее. Неосознанно. Отчаянно. Вновь прикасается губами к коже, пробует ее на вкус. - О чем ты просишь, Чарльз? В голосе звучит угроза, ярость, перемешанная с желанием. Это пугает и отталкивает. И губы Эрика уже не ласкают, а насилуют, причиняют боль. Чарльзу страшно, но вопреки инстинктам он притягивает друга к себе ближе, почти вплотную, обнимает его за шею, зарываясь пальцами в короткие волосы. - Если это действительно нужно тебе, то... Он не успевает уловить момент, когда Эрик отталкивает его от себя. А после опускается на колени, обнимает ноги Чарльза. И время замирает. Его не существует. Их двоих не существует. Может быть, есть эта комната, может быть, есть мир за ее пределами, но... Их в этом мире нет. - Прости меня. Прости, я не хотел... Прости, Чарльз. Чарльз опускается на колени. Чарльз смотрит в глаза. Гладит ладонью по щеке и обнимает. Заботливо, тепло и уютно. Как никто и никогда. Это приятно. Это волшебно и так запретно. Слишком хорошо для такого, как Эрик. Слишком для монстра. Такого ему не заслужить никогда. Эрик уходит не попрощавшись, внезапно и резко оттолкнув от себя.

***

Кошмары давно под кожей. Выскоблены, замурованы не только на коже предплечья, но и где-то глубоко в голове. Где-то в затаенных уголках памяти, где поселились самые сокровенные воспоминания. Где теперь поселился Чарльз Ксавье. С его поразительно голубыми глазами. С его детской мальчишеской улыбкой. С его серьезными размышлениями. Чарльз, который проигрывает ему в шахматы, Чарльз, который терпеть не может играть в покер, Чарльз, который любит красное вино. У которого россыпь веснушек на плечах. Чарльз, находиться рядом с которым уже немыслимо. - Ты убьешь Шоу? - спрашивает Ксавье за партией в шахматы. - Да, - Эрик отвечает не задумываясь. Он почти ненавидит себя за то, что после этих слов глаза Чарльза затухают.

***

Его трясет. От холода, от страха, от гнева. Как будто бы все чувства разом заметались в его голове, как будто бы мир сконцентрировался в одном месте. Здесь и сейчас. И нигде более. Потому как не существует никакого "более", не существует мира за пределами этой комнаты, в которой Чарльз Ксавье стоит перед ним обнаженный, открытый и доступный. Смущенный. Невинный. Эрику кажется грешным отнимать у него эту невинность, ему кажется грешным прикасаться к молочно-белой коже, целовать веснушки на плечах и шептать, шептать, шептать... Ты невозможен. Чарльз выгибается в его руках, когда Эрик проводит тонкими длинными пальцами вдоль позвоночника. Выгибается, запрокидывает голову и гортанно стонет. Эрик прикрывает глаза и поджимает губы, пытаясь унять свое возбуждение. Ты прекрасен. Чарльз склоняет голову набок, улыбается Леншерру, будто бы он - самый близкий человек для Чарльза. Эрику не заслужить этого никогда. Проживи он хоть тысячу жизней, этого будет недостаточно. Недостаточно для того, чтобы заплатить за ту нежность, с которой Чарльз касается его щеки, с которой Чарльз касается его губ, с которой Чарльз откликается на все его прикосновения. Все, связанное с Чарльзом, всегда будет слишком, всегда будет запредельным. И то, что происходит в этой спальне, даже выше запредельного. Даже выше простого понятия наслаждение. Чарльз обнимает его, сонно прикрыв глаза. Он улыбается, будто бы одержал победу на ним. Над Эриком, который подчинился, который вопреки своей природе был нежным, который сжимает кулаки от бессилия. От пустой мечты переписать этот вечер. Ты мне нужен. Эрик хочет сказать, но молчит. Вместо этого с губ слетает предательское: - Не нужно было приходить. Глаза Чарльза тускнеют еще сильнее.

***

- Эрик, нет! - Прости меня, Чарльз. Один. Монета соскальзывает с ладони. Эрик знает, что все еще может остановится, он знает, что Чарльз зовет его. Эрик знает, что этот поступок построит ледяную стену между ними. Два. Монета плывет по воздуху, а в голове картины жестокостью перемешиваются с образом Чарльза. Боль и удовольствие, темнота и его невероятные голубые глаза. И снова боль, которая берет верх над всем остальным. И лицо матери. Три. Эрик уже не смотрит. Лишь слышит, как окровавленная монета падает на пол.

***

Глядя в наполненные слезами глаза Чарльза, он понимает, что его кошмары не прекратятся никогда. Ты можешь бежать очень долго. Но рано или поздно Бог тебя настигнет. Рано или поздно.