Ненужное

Тук-тук-тук. Нож стучит по деревянной доске, оставляя за собой тонко нарезанные кольца лука. Руки Ичиго двигаются отточено и четко: слишком хорошо они помнят рукоять своего занпакто, хотя обо всем этом им давно стоило забыть. Занпакто у Куросаки больше нет, ровно как и реацу. Теперь он — простой человек, нарезающий лук для очередного дурацкого салата по дурацкому рецепту Иное. Иное уже четыре года как не Иное, а Куросаки, но Ичиго все равно слишком часто порывается ее так назвать. Имя у нее приятное — Орихиме, но из уст Ичиго звучит как-то странно. Неправильно. Она стала еще краше за эти годы: стала красить губы красной помадой, носить невероятные облегающие платья и туфли на каблуках. Она и раньше была самой женственной из всех знакомых девушек Ичиго, но теперь она превратилась в настоящую красавицу. Все друзья завидовали ему, когда он вел ее под руку к алтарю. А какой чудесной она была в тот день! Белоснежное платье с глубоким вырезом, фата, прикрывающая лицо и сзади спадающая ниже блестящих ярко-рыжих волос, стыдливый румянец на щеках и счастливый блеск в глазах. Ичиго до сих пор стыдно за тот блеск. Орихиме трет на терке банан, приговаривая, как вкусно должно получиться. Ичиго стыдно за то, что она выглядит такой счастливой. Ичиго стыдно за то, что он так несчастен с этой удивительной девушкой. Она что-то напевает себе под нос, снежинки разбиваются об оконное стекло, будто не видя преграды, надеются попасть в комнату, и Куросаки покрепче сжимает в руке нож. В руке, скучающей по стали меча. Сердце же скучает по холодному воздуху, по-особенному холодному воздуху, который он чувствовал всем телом, когда белоснежная Соде но Шираюки начинала свой прекрасный танец. Воздух рядом с Орихиме теплый, и она сама теплая. Она — такой своеобразный кусочек лета, контрастный с бушующей за окном зимой. Ичиго Куросаки, наверное, самый глупый в мире мужчина, потому что предпочитает зиму. Ему остается только крутить пальцем у своего виска, называя себя матерными словами. Он не достоин своего лучика лета. — Куросаки-кун, — это странно, так обращаться к мужу, но старые привычки перебороть сложно, Ичиго ли не знать, поэтому он не протестует против такого обращения, — у тебя глаза такие красные, будто ты вот-вот расплачешься. Орихиме тепло улыбается, и Ичиго чувствует жжение в глазах. Чертов лук. Ичиго просто ненавидит резать и чистить его, но всегда сам берется за это. Просто ему было бы больно видеть, как плачет Иное, пусть даже из-за такого пустяка, как лук. — Это лук, что б его, — смеется он в ответ, ускоряя темп размахивания ножом. Снежинки все пытаются проломить оконную раму, но рама — крепкая, а снежинки совсем уж слабенькие и невесомые, да и не место снежинкам в теплой квартире. Здесь они слишком быстро растают, едва достигнув цели. Ичиго кажется, будто там — за окном, вместе со снежинками, или являясь одной из них, кружится в танце и Кучики Рукия вместе со своей изящной Соде но Шираюки. Орихиме улыбается и тоже смотрит в окно. Она давно знает: Ичиго ни не заслуживает лета. Оно ему попросту не нужно.