Дом

Рассвет этим утром был тяжёлым, тёмным, небо на востоке налилось болезненно-багровым цветом, как свежий синяк. И всё же солнце, показавшееся в просвете между тучами, было красивым и напомнило ей о Земле. Потом небо снова снова стало сплошь серым, зарядил дождь, и настроение испортилось. Чтобы немного развлечься, Кагура решила погулять. Да, старик запретил, но она уже взрослая самостоятельная женщина, ей почти пятнадцать, и она способна постоять за себя. Через полчаса блуждания между развалинами домов, среди мусора и грязи она решила, что идея поднять настроение прогулкой оказалась никудышной. Но домой возвращаться не хотелось, и Кагура решила пройти немного дальше, вдоль по главной — когда-то — улице заброшенного города, по раскрошившемуся асфальту, сквозь который пробивалась чахлая жёлтая трава. На Земле это всё могло сойти за позднюю осень, здесь же — здесь такая погода стояла столько, сколько она себя помнила. Иногда только было ещё холоднее и противнее, и только изредка выглядывало солнце — и когда это случалось, мама или отец велели ей возвращаться домой, чтобы не попасть под его лучи. Много-много лет назад, в позапрошлой жизни. Садахару носился бы здесь, разбрызгивая воду во все стороны. Садахару бы не возражал жить где угодно, только с ней. Что же она наделала. — Девочка, ты тут одна? Кагура подняла глаза от своих запачканных грязью резиновых сапожек на широкоплечего улыбчивого аманто и его товарища, такого же огромного, но угрюмого. — Где ты видел тут девочку, идиот? — осведомилась она. Аманто сделал рукой извиняющий жест и даже склонил голову. — Прошу прощения, юная леди. Не желаете ли прогуляться до моего корабля? — И что я там забыла? — набычилась Кагура. Улыбка аманто стала ещё шире. — Возможно, нам будет что предложить молодой барышне, которая вынуждена прозябать на заброшенной планете. Не желаете ли увидеть мир за её преде… Он осёкся, увидев выражение лица Кагуры и сделал невольный шаг назад, а второй аманто, мрачный, взялся за оружие на поясе. — Это мой дом, — сказала Кагура. — А вы тут незваные гости, и юная леди не хочет вас здесь видеть. Влажно треснула щепка под ногой Абуто, когда он выступил вперёд и ухмыльнулся, постукивая зонтом по своей раскрытой ладони. Аманто посмотрели на него, на Кагуру, обменялись взглядами. Мрачный поднял брови, улыбчивый покачал головой, они оба отступили — и исчезли за разрушенными зданиями и завесой дождя. Кагура покосилась на всё ещё ухмыляющегося Абуто, под её взглядом он посуровел. — Тебе в самом деле не стоит уходить далеко одной. — Ты мне не папочка, чтобы читать нотации, — огрызнулась она. Абуто опять криво улыбнулся. — Можно подумать, ты бы позволила Умибозу учить тебя. Не отвечая, Кагура побрела прочь, по направлению к дому. Абуто последовал за ней, ей даже казалось, что она слышит его хлюпающие шаги за спиной, но когда она наконец обернулась, чтобы прогнать его — позади никого не было. Умибозу уже проснулся и возился с досками в комнате, которая у него значилась гостиной. Вообще в доме все комнаты были не пригодны не только для жизни, но и для короткого пребывания, но если он вбил себе что-то в лысую башку — попробуй выбей обратно. — Помоги-ка мне, — прокряхтел он, даже не глядя на Кагуру. Она прошла в комнату, не снимая сапог и не опуская зонта, потому что через прохудившуюся крышу дождь лил так, что не было разницы между домом и улицей. — Подай… — он протянул руку и нетерпеливо сжал и разжал пальцы. Кагура терпеливо ждала. — Ну, этот… — Умибозу-доно, может, стоит поискать более… целое жилище? — спросил Абуто, возникший в дверях словно прямо из влажного воздуха. — Если хотите, я мог бы… — Нет, — отрезал Умибозу и наконец поднял глаза. — В этом доме я жил с женой, в этом доме родились мои дети. — Умные птенцы вырастают и покидают гнездо, — тоскливо сказала Кагура. — А самые тупые возвращаются назад. — И, поскольку Умибозу всё ещё продолжал требовательно тянуть руку, вложила в неё свой зонт. — Это что? Я просил тебя дать мне этот, как его… молоток! — Возьми это и застрелись, — буркнула она и вышла, толкнув плечом Абуто. — Ты как разговариваешь с отцом?! — заорал вслед Умибозу, но не двинулся с места, а так и остался на коленях перед грудой досок. Абуто вздохнул и присел рядом. Протянул молоток. Умибозу глянул косо, но молоток взял. Посидел с ним, снова протянул руку. Абуто без слов подвинул ящик с гвоздями. Кагура видела это из своей комнаты — хотя и комнатой это назвать было трудно, в стене между ней и гостиной зияла такая дыра, что деление на помещения внутри дома было условным. Хотя и сам дом едва ли мог назваться домом, пусть Кагура и провела здесь большую часть жизни — той, другой жизни, к которой она вернулась. Глаза защипало, она потёрла их и шмыгнула носом. Ну уж нет, она больше не заплачет, и так слишком много сырости. А она теперь — глава семьи, которая должна ухаживать за выжившим из ума стариком, этим верзилой Абуто и… Мужчины ещё долго возились, стучали молотком, что-то пилили. Кагура сидела в углу своей постели на матрасе, под которым была расстелена полиэтиленовая плёнка, чтобы не напитался сыростью пола — хотя это не помогало. Возня в «гостиной» почти не раздражала, её было еле слышно за капаньем воды с потолка. А на Земле, в Японии, сейчас наверняка тепло, и сакура опадает, и где-то там придурок из Шинсенгуми донимает кого-нибудь другого, а не её. Она решительно поднялась, открыла дверь, висящую на одной петле, встала на пороге, уткнула руки в бока. — Что с моим глупым братом? Умибозу повернулся к ней, его брови поползли вверх. — Всё то же, — холодно ответил он. — Я не об этом, — Кагура нетерпеливо махнула головой. — Он сегодня ел? Умибозу опустил голову, и плечи его тоже опустились. — Ещё нет. Я был занят. Кагура фыркнула, демонстративно хлопнула дверью, которая жалобно заскрипела, и пошла в ту часть дома, которую Умибозу велел называть кухней. Открыла заплесневевшую дверцу шкафа, начала рыться среди пакетов и бутылок. Наконец нашла нужное, нахмурилась. — Мне нужна плита, чтобы готовить! — громко объявила она. — Ты не умеешь готовить, — буркнул в ответ Умибозу за спиной. — Ты хоть в курсе, сколько мне лет, лысый, раз до сих пор так думаешь? Нам нужна горячая еда! Дома, на Земле, я ела нормально каждый день! Умибозу отбросил в сторону молоток, выпрямился в полный рост. — Не ври мне, соплячка! — прогремел он, упираясь руками в бока и невольно копируя её позу. — Я видел, как ты жила! С этим кудрявым идиотом ты перебивалась с хлеба на воду! Абуто осторожно поднялся, обошёл кричащих друг на друга отца с дочерью, сгрёб еду, что Кагура достала, и вышел. Камуи находился в самой дальней комнате, стены там были ещё более-менее целые, и даже крыша сохранилась лучше и почти не пропускала воду. Он не спал, а сидел на своём матрасе, но даже не поднял глаз, когда Абуто вошёл, не шевельнулся, когда он сел рядом. Абуто раскрыл пакет, поморщился, увидев вяленое мясо, отложил в сторону. Во втором обнаружилось печенье, и это было куда лучше. — Ну что, капитан, в такую передрягу вы ещё не попадали? Камуи чуть повернул голову на звук голоса. Моргнул. Поднял руку и неуверенно взял протянутое печенье. — Поешьте, капитан, должно полегчать, — сказал Абуто. — А завтра к нам прилетят гости с неба. Помните — космос, звёзды? Здесь звёзд не увидеть, но когда-нибудь небо прояснится. Вот увидите. Они прилетели под вечер, к их визиту дождь перестал, небо словно по заказу стало чистым. Умибозу закончил возиться со своими обломками, и оказалось, что он сделал стол. Вполне добротный стол, за который можно сесть, а если приставить к нему ящики и сверху на них положить длинную доску, получится что-то типа лавки — и можно садиться. Они приземлились на бывшей городской площади, и сначала Кагура услышала шум двигателей, постепенно затихший, через какое-то время чавканье грязи, привычное «Ахаха», а следом за ним появился и сам Сакамото Тацума с неизменной Муцу и своими людьми, которые несли запакованные ящики. Умибозу встречал их со скрещенными на груди руками и недовольным лицом. — Сколько можно было вас ждать, мы третий день без нормальной мебели, крыша течёт. — До последнего старался успеть. Не смог! — Сакамото сверкал ослепительной улыбкой, и по нему видно было, что он совсем не раскаивается и даже в голову не берёт, что самый грозный аманто по эту сторону Млечного Пути недоволен им. — Ужасно. Муцу, стоя на пороге, оглядывала «гостиную», сморщив нос. — Здесь нельзя жить, тем более маленькой девочке. На этот раз Кагура промолчала насчёт «маленькой девочки», в остальном она была с Муцу полностью согласна. Умибозу скривился, но тоже оставил своё недовольство при себе и лишь сказал укоризненно: — А ты ведь тоже могла бы к нам присоединиться. Муцу пожала плечами. — Я и так помогаю как могу, не забывай, что мы продаём вам всё с большой скидкой — а уговорить этого идиота снизить цены было тяжело. Но идея возродить планету Ято никуда не годится, Умибозу. Нашего дома больше нет, как почти не осталось нас самих. Тендошу задушили её, а что осталось — разрушили мы сами. Он не ответил сразу и даже не взглянул, только забарабанил пальцем по руке, наблюдая, как разгружают ящики. Кагура сразу же зарылась в них, обнаружила замороженные продукты в пакетах и запищала от восторга. — Эй, Абуто, проследи за тем, чтобы она не уничтожила все припасы! — рявкнул Умибозу и наконец обернулся к Муцу. — Не годится, говоришь? И что же мне делать, по-твоему? Продолжать бороздить космос в качестве Чистильщика, дочка пусть живёт в одном доме с каким-то прохвостом, а сын?.. — Я не об этом, — начала Муцу, но он отмахнулся. — Будто я не понимаю, о чём ты. Хватит, налетался. Сейчас я нужен своей семье — тому, что от неё осталось. Сейчас мы вместе, так или иначе, и нет более подходящего места для нас. Вот и всё. Муцу хотела что-то возразить, но Сакамото будто невзначай положил руку ей на плечо и чуть сжал пальцы. Она только вздохнула. — Это и плохо, Умибозу. Что это место — самое подходящее для вас сейчас, — тихо сказала она. Умибозу сделал вид, что не слышит, и громко, через всю комнату, велел Кагуре не жрать замороженную рыбу — по крайней мере, не вместе с пластиковым пакетом. Когда в одном из контейнеров обнаружилась сборная мебель, в том числе обеденный стол и штук шесть стульев, Умибозу не смог сдержать разочарования, а Кагура — смеха. Пока они ругались в который раз, Абуто в стороне тихо переговаривался с Муцу. — Я ничего не смогу обещать, — устало говорила она. — Чистильщик прав — сейчас это для него подходящее место. О… Камуи стоял на пороге «гостиной», щурясь от оранжевого света лампы. Бинты на голове при таком освещении казались жёлтыми, грязными, а глаза совсем тёмными, как две дырки. Он обвёл взглядом гостей, нахмурился, наклонил голову. Муцу вздрогнула, а Сакамото приветственно помахал рукой. — Как поживаете, Камуи-сан? Морщинка между бровей Камуи разгладилась, он сделал странный жест, будто отрицательно качал головой, и пропал в затхлой темноте дома. Минуту в комнате стояло молчание. Потом Умибозу велел Кагуре продолжать проверять контейнеры, а Муцу, поёжившись, обратилась к Абуто: — Он… выглядит неплохо. Абуто пожал плечами. — Для того, кому в бою почти снесло голову — пожалуй. Если подумать, не будь он ято, то был бы уже мёртв. Но не думаю, что им от этого легче, — он кивнул на Кагуру и Умибозу, которые делали вид, что заняты по горло. — Я мог бы поузнавать у лучших докторов этой части Галактики, — вклинился в их разговор Сакамото, приобнимая Муцу за плечи. — Не думаю, что кто-нибудь из них настолько хорошо знает физиологию ято. Раны или заживают без следа, или убивают нас. Капи… Камуи первый, кто выжил с таким увечьем, и он только недавно очнулся… Мы не знаем, — тихо добавил он, — сколько осталось от него прежнего. Возможно, что ничего. Пусть он будет здесь, где мало людей и где его смогут сдержать близкие люди. Муцу поджала губы, но промолчала, Сакамото бодро объявил: — Нам пора! — Эй, мы не всё проверили! А если ты обманул нас, прохвост? — прикрикнул Умибозу. — Да вы что, мне ещё дорога моя жизнь — а если меня не убьёте вы, то это сделает Муцу, ха-ха-ха. — Может, останетесь на ужин? — без особой надежды предложил Умибозу. — Останьтесь, — без особого энтузиазма сказал Абуто. — Другие ято почему-то обходят наш дом стороной, а Умибозу-доно так хочет отметить новоселье. — Нет-нет, у нас ещё столько дел, столько дел, да и звездолёт без присмотра! Когда они ушли, оставив Умибозу, Кагуру и Абуто в окружении контейнеров, обёрток и кучи предметов обихода, в комнате стало немного темнее и холоднее. И снова зарядил дождь — Кагура была уверена, что он начался, едва Кайентай оторвался от поверхности планеты. — Звёзды, — пробормотал Абуто, но что он имел в виду, так и осталось для неё загадкой. Камуи спал в своей комнате, свернувшись у стены на промокшем матрасе, и разбудить его, чтобы постелить сухую постель, не получалось. Кагура тормошила его, тормошила без особой надежды, наконец зло толкнула в плечо и села рядом на краешек матраца. — Нам привезли нормальные постели, — сказала она. — Вставай, лысый старик соберёт тебе одну, а то дрыхнешь в углу, как… как Садахару. Камуи продолжал спать, от толкания рот у него приоткрылся, бинт размотался и свесился на лицо, из уголка рта медленно потекла слюна. Он выглядел совершенно по-дурацки, но Кагуре вдруг захотелось зареветь. — Вот и спи тут, — хрипло сказала она, вставая. — Это будет твоё место. Я назову тебя Садахару Третий, и буду гулять с тобой, и кормить тебя, и заботиться. Хотя нет, я помню, как мама нам купила мороженое, и ты отобрал у меня, и сам всё съел… Она глубоко вздохнула и вышла. Умибозу на кухне негромко переговаривался с Абуто. Кагура не хотела подслушивать, но… Нет, она хотела, поэтому затаила дыхание и застыла посреди тёмной «гостиной», надеясь, что сумрак скроет её. — Вербовщики вернулись, — услышала она голос Абуто. — Где ты видел их? — В центре города, около разрушенного Терминала. Умибозу помолчал — Кагура так и видела, как он задумчиво теребит кончик уса. — Им нужна была ваша дочь, но я прогнал их. «Я прогнал». Она закатила глаза. Умибозу помолчал ещё немного. Потом сказал почти мягко, так, что у Кагуры волоски на затылке встали дыбом. — Ты ведь под мою дочку клинья подбиваешь, мерзавец? Абуто ответил невозмутимо и бесстрашно: — Но вы же сами хотите, чтобы род ято продолжался. — Ах ты ублюдок!!! Только попробуй тронуть её хоть пальцем, я сделаю так, что ты ничего уже не сможешь продолжить! — Не портите ценный генетический материал, Умибозу-доно… Кагура покачала головой: похоже, у ято нет никакой надежды, если возрождать их род собрались такие идиоты. Больше подслушивать не хотелось, и она решила вернуться к брату — в конце концов, можно просто силой стащить его с матраца и переложить на новенькую кровать — если, конечно, старик перестанет валять дурака. А дурак — его провоцировать. У порога комнаты она моргнула, протёрла глаза, прищурилась. Подошла ближе, потому что никак не могла разглядеть в темноте Камуи на постели. Его там и не было. Умибозу, против обыкновения, не кричал. Только прикрыл лицо рукой, постоял так какое-то время, а потом сказал — не отнимая ладони, через пальцы: — Куда он мог пойти? Камуи мог пойти в город, где среди развалин жили другие ято. Мог в лес, который находился совсем недалеко от их дома. Мог сбежать на пустошь возле мёртвого Терминала. — Куда он мог пойти?! А лес и не был лесом — так, одно название, обгоревшие и покорёженные стволы, рытвины и вздыбившиеся корни вырванных деревьев. Когда-то здесь была война, и с тех пор тут не заводилось ничего живого. Но вот из-под ноги выскочила длинная скользкая мокрица, и Кагура даже взвизгнула от неожиданности. Их оказалось много, они хрустели и извивались под ногами, и Кагура, морщась от отвращения, перебралась на поваленный ствол древнего дерева. Присела, подпёрла подбородок кулачком и закрыла глаза. В памяти брат был не капитаном отряда Харусамэ и не адмиралом, а лохматым вредным мальчишкой, который вечно её обижал — и вечно заступался, если её пытался обидеть кто-то другой. «Это моя сестра!» — кричал он и кидался на противников, сколько бы их ни было. А потом он связался с Хосеном, а потом напал на отца, а потом оставил их — её, отца и маму. И перед ней возник уже совсем другим — незнакомым и пугающим. Попробуй разберись, что ему взбрело в раненую голову. Мокрицы разбежались, а Кагура всё сидела и думала, как тут мерзко, как тоскливо, как она хочет домой. А потом её осенило. — Он тоже хочет улететь отсюда, — сказала она вслух. Ещё издалека она услышала голоса, и это были не лысый старик и не идиот Абуто, но всё равно она их узнала. — Осторожнее с ним, он всё-таки ято. — Какой-то он странный. Больной, похоже. — Тебе какая разница? Просто держи крепче. Похоже, слабоумный, но и такого можно продать. Скажем, что идиот, зато послушный. Кагура выскочила на площадь перед Терминалом, ткнула зонтом в сторону вербовщиков-амбалов, которые вели прочь совершенно не сопротивляющегося Камуи. — Эй, вы! А ну отпустите моего глупого брата! Вопреки её ожиданиям, аманто не испугались, как вчера, а оскалились, и тот, что вчера улыбался, огрызнулся: — А ну пошла отсюда. Кагура даже зонт опустила от неожиданности. Так значит, вчера они всё-таки испугались Абуто, а не её боевого вида. Но сдаться она не могла, а потом снова подняла зонт и начала: — Если вы сейчас… Аманто покачал головой и повернулся к ней. — Пожалуй, стоит и тебя забрать, если ты так не хочешь расставаться с братом. Он вдруг оказался рядом, такой огромный и неловкий внешне, и совсем преобразился — ловко уклонился от удара зонтом, поднырнул под второй, блокировал её удар ногой, ухватил за лодыжку и дёрнул на себя. Кагура еле успела оттолкнуть его второй, перевернулась в воздухе и приземлилась уже в нескольких шагах от него. Что за бред, почему этот аманто такой сильный? Он улыбнулся, видя её растерянность. — А ты думала, чтобы вербовать ято, сюда присылают слабаков? Тендошо больше нет, как нет и Харусамэ, и многие стремятся занять вакантное место, если ты понимаешь, о чем я говорю. На ято сейчас большой спрос. Так что идём с нами по-хорошему. — Идём, — хрипло сказал второй аманто и дёрнул Камуи, который только пускал слюни и таращился на происходящее, за худую руку. — Если хочешь, чтобы с твоим братом всё было в порядке. Кагура сдвинула брови, выставила перед собой зонт и осклабилась. — Мой брат всегда мог постоять за себя, и меня научил. А я сейчас вас научу парочке приёмов. Дождь зарядил снова, и только когда она почувствовала на лице холодные капли, поняла это. До этого ей казалось, что он и не прекращался. — Чего ты на меня так смотришь? — спросила Кагура у Камуи. — Это ведь всё из-за тебя. Зачем ты сбежал? Разве не слышал, что сказал лысый старик? Это теперь наш дом. Камуи сидел рядом прямо на земле, моргая слипшимися ресницами, и молча глядел на неё. Было что-то странное в этом его взгляде, но Кагура не хотела разбираться. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться в Йородзуе, пить чай, сидя на диване вместе с Шинпачи и Гин-саном, и рассказывать им, как она сразилась против двоих огромных аманто и спасла Камуи. Но всё ведь было не так. Аманто скрутил её с удивительной лёгкостью, и если бы не подоспевшие на её визг Умибозу с Абуто, летели бы они сейчас с братом в трюме корабля работорговцев. Сейчас отец и Абуто гоняли пиратов где-то на пустыре, а она осталась сидеть с братом — и смотреть, чтобы он опять никуда не сбежал. — Это наш дом! — повторила Кагура ему, глядя в пустые глаза и приоткрытый, словно в удивлении, рот. — Мы здесь останемся. Навсегда, понимаешь? Навсегда. В груди что-то сжалось, Кагура попыталась сделать судорожный вздох — и вдруг заревела. Заревела горько и отчаянно, потому что не хотела жить здесь, потому что её мечта о том, чтобы брат вернулся в семью, исполнилась таким ужасным образом, потому что она устала, просто устала. Потому что она была просто маленькой девочкой, которая соскучилась по друзьям и по солнцу. — Куда ты собрался? — сквозь слёзы сказала она Камуи, который поднялся и теперь стоял, пошатываясь и опустив лицо к земле. — Садись на место! Не смей больше убегать! Он потряс головой, не поднимая глаз. — Я… я не дам тебе сладкого! Я накажу тебя! Камуи, — она снова начала плакать, — пожалуйста, сядь, нам надо дождаться старика и твоего громилу, и тогда мы вернёмся домой. Он снова замотал головой и вдруг поднял её — и посмотрел прямо на Кагуру почти осмысленно. Повернул голову на шум, который издавали двое ято, гоняющиеся за двумя пиратами. — Там дерутся, — сказала Кагура через заложенный нос. — Старик победит. Ты же знаешь, он самый сильный. Камуи в третий раз покачал головой. Чуть присел, выдвинул вперёд одну руку и отвёл назад другую. И растянул губы в неровном подобии улыбки. Разинув рот, Кагура уставилась на брата в боевой стойке. Потом встала, отряхнула грязный дождевик. — Я покажу тебе, кто здесь старший, глупый брат, — сказала она, шмыгнув носом, и сжала кулачки.