Солнце

В Кастерли Рок не бывает рассветов. Точнее, здесь, как и везде, день непременно сменяет ночь. Но окна всех комнат, в которых ей позволяется бывать, обращены к западу. С самого детства, всю свою жизнь она встречала рассвет. Каждое утро она радовалась восходу солнца и завороженно смотрела, как его яркий оранжевый круг золотит воды Трезубца. Но здесь она лишь провожает солнце, которое каждый вечер, умирая, тонет в черной морской воде. Казалось бы, какая разница? Кто-то скажет, что солнце везде одно и то же, что в Близнецах, что в Кастерли Рок. Но она очень любила рассветы, рождение дня всегда давало ей радость и надежду, даже в самые тяжелые времена. А теперь она видит только его угасание и смерть. «В Кастерли Рок вы будете гостьей, а не пленницей», — сказал ей сир Джейме, и это же повторил ей по приезду сюда Дамион Ланнистер, кастелян замка. Но почему же тогда так горчит еда, которую ей подают на серебряных блюдах, а вино в хрустальных бокалах совсем не имеет вкуса? И почему она не может снова увидеть свою дочь? Анфилада комнат, большой обеденный зал и Каменный сад с белым чардревом — вот и все, что она видит. Говорят, под замком еще есть зверинец со львами, но ей ни разу не довелось побывать там. Они обедают все вместе в полной тишине, кастелян со своей семьей и она — с тем, что у нее от семьи осталось. Рядом с ней за столом сидит ее муж, равнодушный и безучастный. Она так мечтала о нем, так хотела стать его женой, как и все девушки семьи Фрей, которые страстно желали выйти замуж за своего молодого сюзерена. Каждой хотелось надеть красно-синий плащ с серебристой форелью. Многие завидовали, что Эдмур Талли достался ей. Но с самого начала для нее в этом браке было мало радости. Она знала, что отец и братья задумали совершить на ее свадьбе. Но разве она могла помешать? Ей с детства внушали, что она должна подчиняться и выполнять свой дочерний долг. Рослин влюбилась в Эдмура сразу, как только увидела его. С первого взгляда. Он был веселым и жизнерадостным, он шутил и смеялся, таскал куски из ее тарелки и бесконечно целовал то тонкие холодные пальцы, то точеные плечи, то мокрые от слез щеки. В брачную ночь он был с ней ласков и нежен, и она почти не почувствовала боли. Боль пришла позднее. После их свадьбы, Красной свадьбы, как ее стали называть из-за рек крови, что были пролиты на ней, Эдмур стал тенью самого себя. Пока он наслаждался прекрасным телом жены на брачном ложе, ее многочисленные родственники убивали его короля и племянника, его сестру, его вассалов и друзей. Он так и не смог себе этого простить. Как и того, что теперь его родным замком правят Фреи, а сам он пленник Ланнистеров. Эдмур замкнулся в себе. День проходил за днем, а он был все так же молчалив и безучастен ко всему, что происходило вокруг. А еще он, сам того не замечая, часто тер шею, словно ее снова стягивала веревка. Даже его рыжие волосы и медная борода поблекли, словно подернувшись инеем, а яркие синие глаза казались светло-голубыми и водянистыми, будто у старика. Он все больше стал походить на рыбу с собственного герба. Их ребенок, девочка — слава Семерым! — осталась в Близнецах. Отец велел забрать у нее малышку и отправляться в Кастерли Рок к мужу, чтобы рожать до тех пор, пока у Талли не появится законный наследник. Рослин подчинилась, как и всегда. Она молила богов, чтобы нее не родился сын, потому что как только у них будет мальчик — Эдмур перестанет быть нужным Фреям. Боги, наверное, любят глумиться над людьми. Они часто выполняют людские просьбы, но редко так, как хочется просящему. После ужина Рослин взяла мужа за руку и повела в свои покои. Солнце уже село, погрузившись в темные морские глубины, и слуга зажег свечи на столе. Они оплывали прозрачными слезами и стекали по почерневшему от копоти подсвечнику, создавая причудливые наросты, сползающие на темное дерево стола. — Эдмур, — проговорила она, собрав всю свою храбрость, — мы с вами ничего не можем исправить. И наши жизни нам больше не принадлежат. У нас забрали все, даже нашего ребенка. Но мы можем наперекор всему постараться стать счастливыми. Эдмур с грустью поцеловал жену в лоб. — Да, дорогая Рослин, вы правы. Мы можем попытаться. Он медленно распустил шнуровку на корсаже платья, неторопливо распутал завязки на кружевном белье... и начал покрывать ее грудь поцелуями. Но в его прикосновениях не было страсти. Он словно выполнял какую-то привычную работу, а не обнимал молодую красивую женщину. Она помогла ему раздеться и обошла его кругом, тесно прижимаясь голой грудью к теплой коже, касалась тонкими пальцами поясницы и ягодиц. А потом обвела ладонями выступающие мышцы на животе и груди, растянула завязки штанов, обхватила пах и слегка погладила. Но его маленькая рыбка даже не шелохнулась. Раньше, как шептались в Близнецах, Эдмур Талли был охоч до женского тела. У него было много девушек, и даже ходили слухи о его нескольких бастардах. Также поговаривали, что какой-то певец увел у него девицу и с тех пор Эдмур Талли терпеть не может певцов. Тем более что один из них сложил песню про дохлую рыбку — она в красках живописала историю о том, как юный Эдмур так напился для храбрости, собираясь впервые переспать с женщиной, что у него ничего не вышло. Но в их первую брачную ночь, утоляя свою страсть, он старался и ей доставить удовольствие. Он целовал ее, и не только в губы, столь горячо и с таким пылом, что она сама стала подаваться навстречу, обхватывала его ногами и вскрикивала от удовольствия, когда он входил в нее все глубже и глубже. Тогда он был неутомим и всю ночь изматывал ее такими ласками, что она до сих пор краснела от одних воспоминаний. А сейчас его член оставался недвижим. Она встала на колени перед мужем и, осторожно оттянув пальцами тонкую кожицу, мягко коснулась головки языком. Эдмур закрыл глаза. Она лизнула член, словно леденец в детстве, постепенно вобрала губами ствол, придерживая его рукой. Эдмур положил ладонь ей на затылок, привлек к себе и начал осторожно направлять, помогая найти нужный ритм. Он дышал с присвистом, его рука была горячей и немного влажной, и она удвоила усилия. Ее рот был полон тягучей слюны, а челюсть отчаянно ныла, но она не сдавалась. Она старалась изо всех сил, ей казалось, что их жизнь изменится к лучшему, если у нее получится снова стать для мужа желанной. Ей так хотелось, чтобы ее солнце рождалось, а не умирало. — Хватит, — вдруг остановил ее Эдмур. — Перестаньте, Рослин. Все равно ничего не выйдет. Он приподнял ее за плечи, прижал к груди, размазав тыльной стороной ладони слезы под глазами. А после потянулся за полотенцем, что лежало рядом с умывальником, и вытер ее подбородок. — Может быть, завтра? — спросила она с робкой надеждой. — Может быть, — ответил он с тоской.