Познавая одиночество

— Нет! У-уйди! Оставь меня в п-покое! — посреди безлюдной широкой красиво вымощенной набережной стояла насквозь промокшая хрупкая фигурка девушки. Ее тонкие плечи не переставали вздрагивать от истерики, каждое движение сопровождалось нервным всхлипом. Светлые длинные волосы, словно противные водоросли, облепил лицо и шею. Ее некогда живые голубые глаза тонули во влаге и даже не столько от холодного дождя, а от нескончаемого потока слез, которые, казалось бы, уже невозможно остановить. Ясный цвет радужки как-то поблек, превратившись в мутно-серый. Она стояла в одной пропитавшейся влагой маечке, что окутывала тело мерзкими ледяными объятиям, в джинсах и босоножках. На бледной коже выделялся шрам над левой ее ключицей в виде пятиконечной звезды, обведенной в круг. Девушка бы кричала, но охрипший голос не позволял ей издать что-то более, чем надрывный хрип. Простому прохожему понять, кому были адресованы ее слова было бы невозможно, ее можно было с легкостью счесть за сумасшедшую, которой по какой-то причине удалось избежать стен лечебницы. Но вокруг никого не было. Непогода загнала всех в теплые дома, кафе и магазины. Всех, кроме НЕГО. Его крупная темная фигура, видимая лишь ей, носительнице его метки, выглядела внушительно. Казалось, он находился в другом пространстве, дождь его ничуть не беспокоил, капли даже не долетали до него. Мужчина был одет в совершенно не по нынешним временам сшитый черный плащ на распашку с поднятым воротником, льняную светлую рубашку, свободные штаны и доходящие почти до колен черные кожаные сапоги. Его неестественно черные глаза насмехались, открыто, безжалостно, как и губы его были растянуты в беспощадной усмешке. Он знал, что она не сможет сделать против него ничего, ровным счетом ничего. Даже убежать и спрятаться ей не удастся, пусть хоть операцию пластическую, пусть имя, место жительства меняет — что угодно, ему и искать не придется. Ее душа принадлежит ему. Он выгодно купил ее, а девушка добровольно продала, наивно не ведая будущего. — Уйди, — еле слышное, одними губами. Руки безвольно опустились с лица. Она чувствует, что истощена. Хватает лишь одного мимолетного взгляда его глаз, чтобы ноги сами подкосились, приземляя девушку на скользкий мраморный парапет. Руки вновь накрывают лицо, и поток слез лишь усиливается. Она уже поняла, что сотворила неисправимое, угробила свою жизнь и душу, как жизни и души близких, родных людей, три месяца назад поддавшись на соблазн. На заманчивое предложение, подписав контракт, какую-то бумажку. Бумажку дьявола.