I think I found hell.

Кажется, она нашла ад среди её кровавых полос и болячек на руках. Цзыюй почти на сто процентов уверена, что Момо – её проклятие; столь прекрасное существо, которое причиняет боль столь отчаянным способом. И не только себе, но и Чжоу в частности. Цзыюй нашла ад среди их поцелуев: нежных, развратных и влажных. Душу выворачивает наизнанку от прикосновения её губ, но хуже, когда Момо сидит подолгу в ванной и не отвечает на громкое Момо, когда Цзыюй, обеспокоившись, зовет её. Момо родилась такой. Странной, с именем девушки на руке. Цзыюй высечено у нее на ладони с рождения. У Цзыюй же ладони всегда чисты, но ради японки она написала синей ручкой имя Момо – это как гарантия того, что та точно больше не уйдет. Все началось так давно, что вспомнить точную дату проблематично. У Цзыюй до свадьбы было три недели, а у Момо пачка антидепрессантов и пластырь на щиколотках. Её иcкусанные губы и рассеченная длинными шрамами спина. Цзыюй помнит как прикасалась к Момо со всей осторожностью и лаской, как водила кончиками пальцев, закрыв глаза, чтобы прочувствовать все дефекты её кожи. В то время Момо вела себя так, словно хотела умереть. Не для понтов, как это делают подростки-дети, а по-настоящему, как это делают взрослые. До свадьбы оставалось всего ничего, но Момо объявилась на пороге её дома и бросилась к ней в ноги, умоляя вернуться обратно. - Видишь эти полосы? – сквозь зубы шипела японка, заворачивая рукав рубашки еще выше, - это из-за тебя. Мне больно, онни. Она так сильно плакала, что Цзыюй не хватило сил выкинуть эту бедняжку на улицу. Ведь в каком-то смысле она все еще любит эту девчонку. Её боли может хватить и на двоих с головой, а под присмотром Чжоу, японка не притронется к бритве. Руки Момо, словно змеи, опутывают шею Цзыюй, той безумно жарко и от горячего дыхания щекотно. Цзыюй все смотрит на полосы, осознавая, что она их боится, но Момо боится их еще больше, даже не осознавая этого. Цзыюй засыпает с мыслью, что она поможет японке осознать. Свадьба сорвалась с треском и криками родственников. Чжоу пришлось выслушать тогда кучу дерьма, и на минуту она возненавидела эту глупую идиотку Момо и её гребаный смысл жизни. Почему эта малолетка не могла найти себе парня? Почему именно взрослая Цзыюй, с расписанными на года планами на жизнь, становится её вечной любовью? Из-за какой-то дуры рушится все. Цзыюй возвращается домой в кошмарном настроении. Хираи выбегает в одной майке со странным названием японской группы в коридор, но Цзыюй даже не поздоровалась с ней. Той вообще хотелось, чтобы та не появлялась в ее жизни никогда. Но сука. Она все еще не может выгнать её. Даже после белых стен больниц и кровавых пятен на кухне. Эта японка такая малодушная, что отпускать её сейчас нельзя. Да. Точно нельзя. Цзыюй больше не вытерпит все эти слезы и слюни. Она будет не в состоянии успокоить её. И та точно закончит начатое. Цзыюй нашла ад в своей благодетели.

***

Влажный язык скользит по шее, переходя цепочками несильных укусов к груди. Момо уже давно раздвинула ноги и неосознанно, как на автомате, поддается бедрами вверх. Её тело гибкое и мягкое. Кажется, она давно говорила о том, что когда-то занималась танцами. Ну что же, не зря. Чжоу седлает её бедра, а Момо тянется за поцелуем, вскидывая голову вверх. Языки встречаются во рту и кажется, что лучше быть не может. Руки девушек впутываются в волосы друг друга – в светлый блонд Момо и в карамельные волосы Цзыюй. Хираи ни о чем не может думать, когда Чжоу так близко. Она прикрывает глаза и будто перемещается в совершенно другой мир, где время всегда стоит на месте. Вечный день сурка. Для кого-то рай, для кого-то ад. Цзыюй всегда считала себя девушкой умной, но на разводы младшей на секс ведется как глупая. Что же такого волшебного в поцелуе в шею? Почему от этого её так заводит? Эта мелкая, еще совсем малышка, но уже такая опытная в некоторых запрещенных делах. И в этом есть заслуга Чжоу. Хоть и стыдно признаться. С мужчинами Цзыюй все чувствует в десятки раз острей, но с Хираи все происходит по-особенному. Каждый раз подобен первому. И даже хоть разрядка не такая мощная как с мужчиной, но с Момо она чувствует себя особенной. Видимо, очень особенной, раз Момо не прекращает свои игры с бритвой. Однажды Цзыюй отвесила ей пощечину, конечно же, потом извинилась. Ведь общаться с младшей - тоже самое, что держать горящую спичку над фитилем бомбы. Никогда не знаешь, когда рука дрогнет, а бомба взорвется. У японки ноги исполосованы странными рисунками. А старшая уже так устала, что делает вид, что не видит. А Момо от этого становится ещё обиднее и на следующий день исполосована не только внутренняя часть бедра. Именно тогда девушка и получила свою первую пощечину. - Прости меня, Момо, - шепчет старшая, пока младшая рыдает ей в плечо. – Я больше не буду звонить доктору. Извинение скорее всего неискреннее, потому что Цзыюй сама в него не верит. Ей правда все это уже надоело, а номер врача на быстром наборе.

***

- Мои шрамы на спине были оставлены одним мужчиной, - Момо выбрала ну очень подходящий момент, чтобы рассказать свою историю. Чжоу завтра на работу, но история появления того уродства всегда её интересовала. - Мне тогда было так больно. Хлыст был из кожи… Цзыюй ищет её ладонь в темноте и накрывает сверху, ибо выучила свою девчонку наизусть. Еще секунда и та расплачется. Сквозь черноту Цзыюй видит, как первые дорожки слез катятся по щекам. - Эта была просто агония. Но… - тихий всхлип, и Момо кладет ладонь Чжоу себе на лицо, словно хочет, чтобы та окончательно поняла, что та плачет. Это заставило старшую ухмыльнуться. Все-таки, Момо так любит драматизировать. Хоть и в больницу на лечение ложиться не хочет. - Но что? – Чжоу ненавидит долгие паузы, ненавидит ожидание. - Я сама его попросила об этом, - совсем тихо шепчет Хираи. Старшая еле-еле расслышала её. - Зачем? - Потому что моя онни покинула меня! – Момо рыдает во весь голос; как ребёнок, как последняя плакса (кем она и являлась.) И так каждый раз. Потому что моя онни покинула меня! Почему ты ушла… Это из-за тебя, онни!.. Онни, посмотри на меня. Онни! Онни! Это ради тебя!.. Онни, не уходи. Они расставались несколько раз, а потом Чжоу еще и изменяла с ней своему парню. Но эта девчонка никогда не прекратит строить из себя королеву драмы. - Я с тобой сейчас. Разве нет? - Со мной, - пересохшими губами отвечает Момо и обнимает крепко-крепко. - Может, уже пора прекратить все это? – девушка выворачивается из обьятий и хватает младшую за запястье и большим пальцем проводит по шраму. – Вот этого. Уже хватит. - А вдруг онни вновь покинет меня и уйдет к тому… - Не уйду, - перебивает её Чжоу, - ты что уже забыла? - девушка показывает свою ладонь изрисованную синей ручкой. Момо. Младшая с нежностью оглаживает свое имя. Она знает, что чернила легко смываются мыльной водой. Но ей хочется верить, что эти чернила не смываемые, как и чувства к Цзыюй. - Момо, ты перестанешь? Ты поедешь в больницу? - Ради онни. Это ложь. Японка не впервые уже говорит это. Но эта фраза скорее нужна старшей для того, чтобы была возможность надеяться на светлое будущее. Кажется, она вновь нашла свой ад в этих вечных и бессмысленных обещаниях. Она нашла свой ад в череде безмолвных больниц. Она нашла свой ад в этой чертовой малолетке. А та нашла свой в Цзыюй. Ведь она никогда не произносит слов любви, только талдычит о том, что нужно перестать, что затащит Момо в больницу, где той придется несладко. Все мысли старшей только о том, чтобы избавиться от нее. Ни капли тепла, только рой мыслей о каком-то спасении. А ведь спасение заключено в правильно подобранных словах. Вот так просто. Никаких разноцветных пилюль и капельниц. Кто-то находит любовь в самых безнадежных местах. А Цзыюй и Момо находят ад друг в друге. Одна никогда не остановится на начатом, пока не услышит заветную фразу. Вторая никогда не перестанет разрываться между «избавиться» и «спасти».