FADED

Рассказывает ли Лиам кому-то о Зейне, когда парень этого не замечает, слишком увлеченный своим наброском в тетрадке? Лиам обычно прислоняется к толстому стволу дерева, пальцами зарываясь в волосы, и глупую улыбку не стереть с его лица, когда он глядит на Малика и кусает губу, так же, как и брюнет, сосредоточенно смотрящий на лист бумаги, весь исполосованный неаккуратными, размашистыми линиями. Мира вокруг парней нет, потому что он стирается, теряет свои краски на фоне друг друга. Зейн курит красиво, и Лиам может поклясться, что в его галерее слишком много фотографий курящего Малика, да и видео не меньше, и он уже устает фотографировать парня, но он — произведение искусства, которое заслуживает висеть в одной из лучших галерей мира. Лиам чувствует себя неопытным подростком рядом с Зейном, который всегда посылает по его телу толпу мурашек, колесящих вниз по позвоночнику, и парню становится не комфортно, потому что никто и никогда не производил на него такое впечатление ранее. — Лиам, домой? — спрашивает у Пейна брюнет, возвышаясь над ним, скрывая за собой яркое, палящее в лицо солнце, и протягивает руку, чтоб помочь шатену встать на ноги и закинуть себе на плечи тонкие лямки рюкзака. Пейн обычно крепко обхватывает своими длинными пальцами смуглую кожу Зейна, которая так сильна отличается от его собственной, и на мгновение в его сознание проскальзывает мысль о том, что их тела так же гармонично контрастируют на белоснежных простынях в доме Лиама. На простынях, которые усиленно крахмалят в прачечной, на тех, которые пропитаны ароматом Малика. — Идем, красавчик? — и он кивает, очнувшись от наваждения. Зейн всегда приезжает за Лиамом с утра на мотоцикле, шлем обычно находится на его голове в целях защиты, руки и ноги не покрыты щитками, когда Лиам подходит ближе к нему, быстро перекидывая ногу через сидение позади водителя, и прижимается к телу шатену, который протягивает ему шлем и поднимает защитное стекло, улыбаясь тепло-тепло, от чего душа у Пейна, который опять не высыпается, оттаивает. — Доброе утро, — проговаривает брюнет, а от него пахнет дымом. — Поцелуй подарю тебе у университета, детка. И Лиам только прижимается к его спине, насколько это возможно, и пальцами сжимает кожу куртки, когда Малик отталкивается от земли и они направляются к университету, который сегодня, как и обычно, серо-унылый, и ничего стоящего не предвидится в ближайшее время, когда Малик паркуется к своего привычного места почти с края стоянки. Пейн оглядывает ребят вокруг, которые машут им, и Пейн кивает в ответ, пока Малик пристраивает оба шлема, а после берет за руку шатена и притягивает к себе, оставляя почти-целомудренный поцелуй на его губах, пальцами вцепляясь в его талию и прикусив зубами нижнюю губу молодого человека. — Зейн, — улыбается Пейн, пальцами проводя по линии его челюсти и вновь целуя. — Они все смотрят. — Плевать, детка, — усмехается брюнет, — пусть смотрят, может, надрочатся вдоволь, — хихикнул он снова и взял за руку молодого человека, выводя того со стоянки с ярко-горящими щеками и горящими губами после поцелуя. На них всегда глазеют, когда парни идут по коридору к своим классам, потому что они никогда не совпадают из-за курсов обучения парней: Лиам — второкурсник, Зейн — третьекурсник и программа у него более углубленная и сложная, и парню она дается не то что легко, но легче, чем его одногодкам. Они расходятся в восточном крыле, когда Зейн снова притягивает второкурсника к себе, пальцами обхватывая его рубашку на спине и сжимая тонкую ткань, которая плотно обтягивает бицепс молодого человека. — Люблю тебя, детка, — и исчезает, оставив после себя привкус мяты на языке. И Лиаму кажется, что он очень пьян, еле держась на ногах после того, как Малик его покидает.

***

Лиам, на самом деле, не хвастается отношениями с Маликом, если только совсем чуть-чуть, когда девчонки заглядываются на красавчика на байке, когда он приезжает на вечеринку отдельно от Лиама и ступает на мягкую траву, держа в руках шлем. он, вопреки всем домыслам, никогда не пьет на таких шумихах, только сок, а приезжает, чтобы контролировать Лиама, который умеет искусно напиваться. Парень быстро пробивается через толпу, которая расходится перед ним, и видит в дальнем углу Лиама с его вечными друзьями: Гарри и Найлом, который сейчас обнимает длинноволосую шатенку, которая потягивает колу из баночки и поглаживает Хорана по волосам (возможно, у него там был попкорн или так она проявляет заботу, Зейн не знает, на самом деле). — Зейно, — проговаривает пьяно Лиам, вешаясь на шею своего парня и затягивает его в неглубокий, мягкий поцелуй, заставляя людей вокруг отвернуться в секунду и больше не реагировать на любвеобильного Лиама и Зейна, который смущается (до сих пор) такого отношения парня. — Я думал, что ты не приедешь. — Я обещал забрать тебя, Лиам, уже поздно, а у нас были планы, детка, — Лиам никогда не говорит ему о том, что это "детка" не очень нравится ему, но Малик же терпит противное, детское "Зейно" и не жалуется. Вот и Пейн не жалуется. — Давай, идем. Ребят, простите, что все так выходит, но нам с ним надо идти, мои родители приезжают завтра рано утром, сами понимаете. — Зейн, — высокий парень, опирающийся бедрами о столешницу, окликает брюнета, который держит крепко руку Лиама. — А как там Луи? — его имя звучит из уст парня немного болезненно, но Малик все понимает и говорит о том, что голубоглазый шатен неплохо, только сейчас у него проблемы похуже похмелья на следующее утро. Гарри усмехается. — Ты ему привет передавай, ладно? — Конечно, Гарри, передам, — улыбается. — Зайди как-нибудь, ладно? Он остается без ответа, когда еще раз кивает и выводит Пейна из дома братства, проводя его по аллее и доставая шлем для Пейна, надевая его на парня и фиксируя, позволяя второкурснику висеть на нем безвольно и постанывать при удобном случае, чтобы еще больше раздражает Малика. Лиам только улыбается, глядя ему в глаза, и касается губами его губ, зажмуриваясь, пытаясь впитать в себя этот их сотый или тысячный поцелуй (а для Лиама он всегда будет словно первый). — Держись крепче, Ли, — просит Зейн, а Пейн только обхватывает его крепко руками и выдыхает в шею. — Действительно думаешь, что я настолько пьян? — проговаривает Лиам ровный голосом, не запинаясь и не заикаясь. — Я же помню о твоих родителях и о том, что ночую у тебя. И Зейн должен привыкнуть, что Лиам постоянно шутит с этим, но не может. Он всегда качает головой, прикусив нижнюю губу, и закрывает глаза на секунду, прежде чем оттолкнуться от земли и рвануть вдоль по улице вниз, где они повернутся налево и вскоре окажутся в квартирке Малика, где было до одури свежо, пахло не выветриваемым сигаретным дымом и красками, которыми он разрисовал свою стену совсем недавно. Лиам плюхается на кровать, раскинув руки в разные стороны, и улыбается. — Почему ты опьяняешь меня? — спрашивает он по-детски. Это умиляет Малика, определенно умиляет, но он не предает его словам большого значения. — Потому что я такой потрясающий, а ты не умеешь пить, — улыбается брюнет, ложась в своей одежде поверх не застеленной кровати рядом с Лиамом, который приобнимает за плечи и оставляет поцелуй на шее. — Ты же знаешь, что я люблю тебя. Правда, знаешь? — Конечно, Ли, я знаю. Потому что я тоже люблю тебя.

***

Лиам, на самом деле, очень скучает по Зейну на каникулах, когда они вынуждены провести дни отдельно друг от друга, потому что семья Малик уезжает во Францию, а Пейн остается у себя дома, кутаясь в мягкий, теплый свитер, который дарит ему миссис Малик перед Рождеством, прося о том, чтобы парень берег себя, и она его любит, действительно любит. И вот, Новогодняя ночь в самом разгаре и Лиам только переступает порог своего дома, потому что в шумной компании делать ему совершенно нечего, но замирает, видя улыбающегося Зейна. — Зейн? — переспрашивает, думая что это миражи из-за алкоголя. Подходит ближе и пальцами касается холодных щек, проводя ими к шее. — Ты приехал, да? — Да, приехал, — он обхватывает пальцами его запястье и тянет на себя, — идем наверх в твою спальню? Твои родители уехали после моего приезда. Идем, Лиам? И он покорно тащит парня в свою спальню, расстилает постель, которая всегда заправлена, в отличие постели Малика, и они, раздевшись, ложатся на холодные простыни, укрываясь мягким пуховым одеялом и Пейн прижимается спиной к Малику ближе, закрывая глаза и слыша его тяжелое дыхание у своего уха и большие руки, все еще холодные, обхватывают его на животе и медленно поглаживают вдоль пресса. Лиам изворачивается в постели, ложится лицом к Малику и в темноте находит его губы своими, прижимаясь к ним и зажмуриваясь настолько сильно, что звездочки мелькают перед глазами; пальцами оглаживает щеки брюнета, их языки сплетаются и, на самом деле, Лиам немного умирает после того, как они отстраняются друг от друга и смотрят с минуту, пытаясь привыкнуть к темноте. Под одеялом невыносимо жарко, но Лиам прижимается к Малику ближе, выдыхая в его губы: — Эта неделя была самой долгой в моей жизни, — а от Малика пахнет вишней и ментолом, и это, на самом деле, любимые вещи в Зейне у Лиама (не считая его мотоцикл и невероятную душу). — С новым годом, Зейн. — С новым годом, Ли, давай спать.

***

Когда становится тепло, Зейн возвращается к своему любимейшему транспорту, который стоял в гараже у его дома, и наконец заводит мотор, который с приятным ревом следует по направлению к квартирке Пейна, а сам парень уже давно стоит на крыльце и докуривает слабые сигареты, которыми он теперь балуется временами. Стряхивает пепел, опустив голову вниз, но резко устремляет свой взор на дорогу, откуда слышится рев мотора и довольно улыбается, выкидывая окурок. Зейн направляется к дому Пейна, и останавливается, стянув шлем с головы. Улыбка не покидает лица Лиама, когда он придерживает рюкзак за лямку на одном плече и обнимает своего парня, прижимаясь к нему всем телом. — Привет, красавчик, — проговаривает Малик, чмокнув парня в щеку (первого января они разобрались с тем, что Лиаму не нравится "детка", поэтому Зейн ищет выходы избегать этого слова). — Едем на учебу, м? — Да, конечно, Зейн, — он переплетает их пальцы и смотрит в глаза, цвета корицы, медленно приближаясь и целуя ласково и нежно. Лиам, на самом деле, никогда не расскажет, как пьянеет от аромата Малика и от его глаз; пьянеет от ощущения ветра в его волосах, когда они пренебрегают правилами и снимают шлемы; пьянеет от близости Малика и его разговоров о скорости. Лиам, на самом деле, всегда будет молчать о том, что он без ума от парня рядом с собой, который опять забывает про шлем и говорит ему держаться крепче за его тело. — Ты опьяняешь меня, — шепчет ему, и его голос смешивается в гулом ветра. И Зейн никогда не узнает о том, как Пейн пьянеет от жизни с ним.