У стены (Slammed)

В первый раз, когда это произошло, Драко чуть не получил сердечный приступ. Что было вполне понятно – кто угодно испугается до икоты, если к нему вдруг направится Гарри Поттер, победитель Тёмных Лордов, сокрушитель василисков и дементоров, с такой решительностью во взгляде, словно бы ему только что сказали, что нужно вновь спасать мир, и он готов смести любое препятствие со своего пути – если найдётся настолько сумасшедшее препятствие. А Драко не был сумасшедшим. Один взгляд на выражение лица Поттера – и он отступил прочь и огляделся в поисках того несчастного, что вызвал его гнев и сейчас будет стёрт в порошок. Но рядом никого не оказалось. Коридор был совершенно пуст; а Поттер надвигался, будто напротив него стоял плюющийся пламенем дракон, которого он собирался удавить голыми руками. На одну крошечную секунду Драко хотел остаться на месте и сохранить достоинство, потому что у Поттера не было ни одной причины ссориться с ним. Драко был очень осторожен – настолько, что улыбался правильным людям и хмурился неправильным, приветствовал пуффендуйцев жизнерадостным «доброе утро» и поднимал книги, даже если те уронила лохматая маглорождённая или хуже – рыжеволосый предатель крови. Драко даже решил, что если когда-нибудь отправится в магловский мир (маловероятно, но никто не знает наперёд) и увидит там старушку, переходящую дорогу, то непременно поможет ей, несмотря на риск быть сбитым одной из тех нелепых металлических штуковин, которые выглядят как уродливые повозки с невидимыми и, очевидно, украденными волшебными лошадьми. Он поделился своими планами с Блейзом – очень громко, – и Поттер, стоявший неподалёку, должен был услышать. Поэтому в чём бы Поттер ни обвинял Драко, он точно неправ и налицо недопонимание. Разве что Драко не заметил притаившегося Поттера и сказал нечто такое, что оскорбило его нежные чувства. Если так, то, вероятно, было уже поздно молить о снисхождении к «исправившемуся Пожирателю смерти, несправедливо обиженному и невиновному». Настало время для того, что слизеринцы делали лучше всех – для выживания любой ценой. Драко развернулся и побежал. План вполне сносный – если вас преследует не победитель Тёмных Лордов, сокрушитель василисков и дементоров. Потому что если кто-то преодолел все те препятствия, то он, безусловно, очень и очень быстр. А Поттер именно таким и оказался. Он был быстрым и необоснованно сильным для такого худого и жилистого существа. Драко ощутил, как его схватили, развернули и прижали к каменной стене, а в бёдра впились чужие пальцы. Если бы от удара весь воздух не вылетел из лёгких, Драко бы уже открыл рот и разливался соловьём о собственной невиновности. Однако он сумел только открыть рот – что, по всей видимости, и нужно было Поттеру, чтобы пустить в ход злодейский план, который, вероятно, заключался в том, чтобы убить при помощи асфиксии. Драко вынужден был признать, что пытаться убить его, жестоко целуя – странно. Но, с другой стороны, план работал, и потому его не волновали странные методы – только конечный результат. Перед глазами потемнело, во тьме заплясали звёзды, весь воздух будто испарился, и остались лишь губы Поттера, язык Поттера и запах шампуня, который, может статься, был не менее убийственен, чем сам поцелуй. Очевидно, что этот шампунь уничтожил его волосы и превратил их в неизменные безнадёжные лохмы. Кто знает, на какие ещё ужасные вещи он способен? Поттер отступил – слишком рано, потому что Драко был всё ещё жив – развернулся и ушёл. Вероятно, самонадеянно считая, что настолько хорош в уничтожении зла, что Драко просто упадёт и умрёт сам. Он выжил хотя бы для того, чтобы досадить, и к обеду даже мог свободно дышать и твёрдо стоять на ногах. Поттер поглядывал на него из-за гриффиндорского стола в другом конце Большого зала и улыбался так жутко, что той же ночью у Драко были волнующие сны.