***
И вот сейчас, уехав от соблазна, что одолевал меня долгое время, стою на пороге полупустой квартиры. Завтра начнется новая жизнь: я выхожу на первую работу, пока стажером, что тоже неплохо. Поздно вечером одолевает тоска по дому, и, я не раздумывая, набираю знакомый номер. — Миш, как ты? — Нормально, — буркает в трубку, обиделся. — Я уже скучаю по вам, — а он сопит, чувствую, что хочет что-то сказать. — Ну, говори уже. — К тебе хочу, — проворчал недовольно. — Я же только сегодня уехал, а что дальше будет? — спрашиваю, и задаю этот же вопрос себе. — Будет то, что ты захочешь, Тём, я всерьез говорил. — Но это же блажь, Миша, я не хочу говорить тебе о том, что мы оба парни… Черт, мы же братья! — Тём, я люблю тебя, — шепотом, — пошепчи мне. Первая мысль была положить трубку, дабы не поддаваться искушению, но… — Милый зайка, в беленьких трусиках, снова забрался в кроватку, наверняка, с мокрой головой. Влага с твоих волос впитывается в подушку, ты сам чистенький, пахнешь любимой йогуртовой пеной, укладываешься поудобнее, сложив руки под щечкой, я глажу твои волосы, ты же ощущаешь это? Целую румяную щеку, желаю спокойной ночи, — послышался одинокий шмыг, — спи, мой зайчик, ты же знаешь, как я тебя люблю. И отключился, не в силах выдержать его ответа, будь то даже «спокойной ночи». Его это «пошепчи мне» всегда вгоняло в некий транс, и я говорил то, что хотелось: ласковые словечки, милые прозвища, непозволительные вольности, которые впоследствии выходили мне боком. И никогда не мог сдержать пресловутое «Я люблю тебя», что бы ни говорил, в конце всегда ляпал эти слова. И изо дня в день повторялся этот вечерний ритуал, я не мог отказать ему, хотя мое тело плавилось, ломило от невероятного желания и тоски. Пока в один вполне обыденный вечер, Миша не заявил: — Тём, я хочу кончить, слыша твой голос, помоги мне, — что ж он делает, стервец?! Мои мысли и так от и до заняты им, трудно даже вздохнуть, слыша его голос, а он заявляет об этом. Сил нет, чтобы скрыть от себя желание, рука уже пробралась в брюки, высвобождая член, начиная неспешные поглаживания, в трубке послышался сильнейший для меня афродизиак: — Тём, пошепчи мне. — Ладно, Миш, только выполняй все, что я тебе скажу. — Да, Тём, все! И я дал волю своим фантазиям, отпуская страхи и волнения, пусть сегодня будет так. Пусть мне будет противно потом от самого себя, но сейчас я хочу сказать все… Представляю своего мальчика и в полутоне шепчу: — Ладонями гладишь тело, медленно, чуть сжимая левой рукой сосок. Правая рука опускается к паху, не касаясь члена, жестко сжимает мошонку. После чего перемещается на член, медленные, уверенные поглаживания возбуждают, желание усиливается, движения становятся все ритмичнее, сильнее, интенсивнее… — слышу его учащенное дыхание, и мое имя на полувздохе… Продолжаю говорить: — Сперма выстреливает стремительно, пачкая лицо, попадая на губы, ты слизываешь ее, наслаждаясь горьковатым вкусом вязкой субстанции, прикрываешь глаза и удовлетворенным идешь в кроватку. — Нет, Тём, опиши как я кончу, не могу без тебя… И я снова пошел на поводу, уверяя себя, что это всего лишь телефонный разговор, просто слова, не несущие в себе ничего серьезного. — Последнее движение рукой, оргазм стремительно прошил тело, сперма крупными каплями вырвалась наружу, забрызгав лицо, попав на волосы, а самая большая капелька опустилась на губы. Её было много, будто копилась очень долго. Несколько секунд ты лежишь замерев, приходя в себя от пережитого оргазма, трогаешь языком губы, ощущаешь терпкий вкус, слизываешь капельку, перекатывая на языке странную вязкую жидкость — глотаешь. Просыпается непонятный азарт, и ты собираешь пальцами осевшие на лице сгустки, погружаешь измазанные пальцы в рот и смачно сосешь, другой рукой поглаживая опадающий после разрядки член. Чувствуешь приятную усталость, но ты удовлетворен полностью, так, как хотел именно сегодня. Стон в трубке телефона был по истине завораживающим, он даже перекрыл мой слабый всхлип, который просто не мог не вырваться от всего того, что происходило. — Тёмка, я люблю тебя, — полушепотом. Короткие гудки. Это безумие все продолжалось, Мишка, будто чувствуя мое состояние, терзал меня просьбами «помочь», и я, как влюбленный дебил, нашептывал ванильные фразы, похабные выражения рвались из меня, покидая ум, давая свободу чувствам.***
— Тём, тебя два месяца нет, я уже не могу, трудно, — вздыхает устало, я чувствую, как напряжено его тело, представляю поникшие плечи и прикрытые от безысходности глаза. — Мы скоро встретимся, заяц, не грусти, — сглатываю ком в горле, не хочу, чтобы он понял, как мне трудно. — Пошепчи мне, только по-настоящему, про секс, — и тут у меня окончательно срывает крышу… — Ты уже голенький? — сам представляю его круглую попку, которую хочется облизать. — Да, Тём, для тебя. — Лежишь в своей постельке, прикрывшись одеялом со смешными медведями? — Да. — Убери в сторону одеяло, малыш, оно лишнее, мешает. — Убрал, — голос все тише. — Поведи руками по своему телу, задержи внимание на сосках: погладь, потрогай, ощути, как они реагируют на касания. Потяни сильнее, чтобы стало больно, да, сделай так несколько раз: потяни и отпусти. Твой член уже стоит, не так ли? — Да, он стоит, больно, хочу чего-то, — шепчешь ты. — Сожми его у основания, чтобы не смел мешать основному. — Я… я сделал это. — Возьми белый тюбик с розовой надписью из моей тумбочки, — да, это смазка, которую я действительно забыл. — А бусы не нужны? — твой наивный вопрос обескураживает, но, вспомнив те самые бусы, решаю пробовать. — Нужны, малыш. Выдави капельку крема на самую первую маленькую бусинку, разотри, чтобы все было скользкое, теперь погладь себя по анусу этими бусами, нежно, так, как это сделал бы я. — А внутрь можно уже? — поперхнулся слюнями, так как никак не ожидал этого вопроса. — Да, заяц, можно, одну, потихонечку. Теперь можешь добавлять вторую, — стыд во мне угас, я дрочу на собственного брата, упиваясь сладким голосом, нежными стонами. — Если можешь, добавь третью, я буду рад… Подвигай ими, представляя, что это делаю я, да, именно так, — слышу его тихие вздохи, стараюсь задать темп: — так, мой хороший, двигайся, еще, еще, еще, не останавливайся, сейчас тебе будет хорошо, давай, я с тобой, люблю тебя, давай! — и на этом моменте услышал протяжный стон, оповестивший о разрядке, мне кончить не удалось, впрочем, ничего удивительного, я потом буду в одиночестве вспоминать наши разговоры, дрочить до беспамятства и грезить о брате, о том человеке, которого люблю, о том, с кем не суждено быть вместе.***
— Тёма, у меня каникулы, я завтра приеду! — радостно, прямо в шесть утра вещает телефонная трубка голосом самого Михаила. — Я буду ждать, — ответил и накрыл подушкой свой пах. Вот как я должен буду его встретить, если член встает только от имени… Боже, дай мне сил!