Sacrifice

Самое страшное, что только может случиться – это безысходность. Полная беспомощность перед тем, что на тебя свалилось. Бессилие. Ательстану показалось, что его затолкали под лёд, что он видит свободу, полное воздуха пространство, но не имеет туда доступа. Постепенно задыхается, лёгкие обжигает болью, и теперь уже он ничего больше не видит. Только бестолково, инстинктивно машет руками и ногами. Да, бестолковое барахтанье в ледяной воде. Идеально подходит тому, что он сейчас чувствовал. Губы шептали слова молитвы, знакомые слова, но привычного облегчения они не приносили. Ему не было так больно и страшно даже в тот день, когда его захватили в плен. Тогда он надеялся на смерть, после – на то, что всё разрешится благополучно, а теперь... Теперь, кажется, всё рухнуло. Рагнар. В прямом и переносном смысле он вломился в его жизнь, всё переиначил. Встретив его, Ательстан почти сразу осознал, что часто подолгу не может отвести от него взгляд. Что со странным, смущающим трепетом ждёт каждого слова мужчины. И установившаяся между ними дружба грела сердце куда сильнее, чем можно было предположить. Разве можно вообще испытывать такое к мужчине, да ещё к такому, который должен быть твоим врагом? Конечно же нет. И всё же это чувство жило в нём. Порой ночью Ательстан видел сны, одно воспоминание о которых заставляло его пожелать зарыться куда-нибудь под землю, чтобы никто никогда ни о чём не догадался и ничего не почувствовал. Стыдно сказать, но он думал, что должно пройти какое-то время, и эти сны станут возможны. Пожив среди дикарей, он отбросит свой стыд, и однажды, после изрядного количества вина... Он действительно думал об этом! Думал, как оказаться в объятиях Рагнара! О, есть ли хоть что-то более жалкое и глупое, чем эти мечты! Но теперь всё кончено. Даже тень дружбы была разрушена. Он был для храброго викинга не другом – жертвенным барашком. И Ательстану об этом даже не потрудились сообщить. Рагнар взял его с собой, чтобы отдать своим богам. А вовсе не из доверия. Он один, один в мире. Его братья мертвы. Его друг и не помышлял о дружбе. Его бог далеко и не интересуется его жалкой судьбой. Монах вздрогнул, когда почувствовал, как кто-то уселся на траву рядом. Как это он не услышал шагов по сухим веткам? Он медленно повернул голову и едва подавил в себе порыв обратиться в безрассудное бегство. Это был Рагнар. Светлые глаза, как всегда, неистово сверкали. - Почему сидишь один? - Я размышлял, – смиренно ответил Ательстан, силясь понять, что за новую игру затеял этот странный человек. - И о чём же? – сколько искреннего любопытства в глазах! Он правда не понимает? Господи... - О ваших обычаях и традициях. - В самом деле? Как похвально, жрец! Задавай вопросы. Они наверняка есть, – и снова – ехидный, на грани безумия блеск в глазах. Он всё знает! От него не убежать. Никуда не деться. Хватит ли мужества принять бой? - Почему ты хотел сделать это? Почему хотел принести меня в жертву? Почему не сказал мне ни слова? Рагнар! – он ведь хотел сказать вовсе не это, нет же, нет! Было бы правильнее промолчать, отделаться пустяками, но нет же, с губ слетели именно те слова, те вопросы, что так сильно жгли его. Рагнар казался... заинтригованным? Он молчал долго. После облизал губы. Вздохнул. Подвинулся немного ближе. - Помнишь, ты мне рассказывал о жертвенности? О том, что чем жертва ценнее, тем больше смысл жертвоприношения? - Я говорил вовсе не так! Я сказал, что если то, от чего отказываешься, приятно и привлекательно, значит, Бог примет такую жертву. - Это одно и то же, Ательстан. Жертва, её ценность, бог, который это получает... Одно и то же. Ценность жертвы. Послушай меня. Ты вдруг стал значить для меня так много, что меня это пугало. Ты, конечно, не поверишь мне, но мне снились ужасные сны. Сны о том, чего я так сильно боюсь – что в моё отсутствие Ролло или кто-то ещё потехи ради, или же из ненависти затеет ссору и убьёт тебя. Я видел твой образ, ты был... уже мёртв в том сне. И тогда я почувствовал такую безысходностью, такую боль, Ательстан! Лучше бы я умер, чем чувствовать такое. - Безысходность... – словно в дурмане, повторил монах, и Рагнар нетерпеливо кивнул – он ещё не закончил. - Да, безысходность. Против которой не поможет ни меч, ни самые сказочные сокровища. Меня страшила эта привязанность. И тогда я принял мудрое, как мне казалось, решение – отдать самое ценное, самое сокровенное богам. Тогда бы я был спокоен – ведь ты отправился бы туда, где мне не пришлось бы за тебя бояться, и мы однажды встретились бы с тобой... - Рагнар! - Молчи. Молчи. Я знаю, как это глупо и самонадеянно. Просто мне... мне действительно было страшно. Но что теперь говорить об этом! Ты здесь и я здесь. Будем жить. Кто знает, может, ты однажды перепьёшь, а я окажусь рядом. И всё случится.