***
Мало-помалу жизнь входит в привычную колею, если существование среди духов в чаще смертельно опасного леса можно назвать привычным. Ван узнает больше об окружающих дебрях и населяющих их существах. Правда, не обходится без приключений. — Не крутись, — говорит ему Ай-Ай, сосредоточенно выбирая из отросших волос Вана вертких и жутко кусачих древесных жуков. — Повезло, что шерсть у тебя только на голове. Но нужно было умудриться влезть прямо в гнездо. — Я не знал, — вздыхает Ван. Ему не впервой оправдываться. В свои разведывательные походы он отправляется в лучшем случае в компании Мулы, а рысеантилопа, увы, не разговаривает. — Когда-нибудь тебя сожрут, Вонючка, — ворчит лемур. Кажется, жуки уже кончились, но Ван не спешит отстраняться от рук, перебирающих его волосы — это странно приятно, в отличие от копошения жучиных лапок. — Все же люди беспросветно глупые, вечно лезут напролом, даже не пытаясь разобраться. — Я как раз пытаюсь разобраться, — возражает Ван. На это Ай-Ай, как обычно, презрительно фыркает.***
Духи при близком общении оказываются куда более открытыми и непосредственными, чем люди. Нет глупых условностей и уверток, они говорят и делают, что думают. Быстро вспыхивают, когда что-то им не по нраву, но и так же быстро остывают. Может, поэтому Ван не реагирует на вечное недовольство и прямые, откровенно нелестные комментарии лемура. Кому-нибудь из городских он давно бы подбил за такое глаз. Большинство местных духов вскоре начинает узнавать «того странного человека из оазиса», отличать от других людей, и существовать в лесу становится значительно проще. Встречаясь с очередной охотничьей партией из города, распутывая очередные силки, Ван внезапно осознает, что ему теперь ближе духи, а не люди. Покорение огня дается все проще, но Вану чего-то недостает. В скорости и точности сказывается привычка, он знает лес и его обитателей — благодаря этому ему раз за разом удается справляться с охотниками, но принципиальной разницы в их и его технике все равно нет. Это совсем не похоже на то, с какой естественной легкостью своими способностями управляют духи. Ван изо дня в день уходит в лес тренироваться в вызове огня, но какая-то незримая внутренняя стена все не поддается.***
Незаметно приходит сезон дождей, а с ним — сырые и промозглые ночи, стылый туман по утрам. Духи не жгут костров и не строят хижин. Некоторые из них довольствуются дуплами или хоронятся под корнями, но большинству непогода вовсе нипочем — в отличие от Вана. Если бы не целебные свойства местного источника, у него, должно быть, уже лились бы сопли в три ручья, соперничая с потоком воды из низко нависших туч, а то он и вовсе слег бы с лихорадкой. Впрочем, даже послабление в виде утреннего чая, согретого на костре, не мешает ему трястись по ночам. Может, в той, прошлой жизни ему пришло бы в голову добыть себе звериных шкур, но теперь сама эта мысль кажется кощунственной. — Глупые люди, — однажды вечером с привычной присказкой Ай-Ай вытягивается на лиственной лежанке радом с Ваном. Близко, так что тот остро ощущает исходящее от духа тепло. Будь тот обычным лемуром, от него, должно быть, несло бы мокрой шерстью, но Ван чувствует лишь легкий горьковатый запах молодой листвы с примесью озона. Ван замирает, когда Ай-Ай придвигается вплотную. — Мог бы хоть Мулу использовать вместо живой грелки, — фыркает Ай-Ай прямо в ухо. — Но так и быть… И сделай уже навес, если он тебе нужен. Но только не костры ночи напролет... Вы, люди, абсолютно не умеете говорить, что вам вообще надо. Поди догадайся! — недовольно добавляет он после паузы. Ван всегда решал свои проблемы сам и всегда был одиночкой, но привыкнуть к лемуру в такой близости от себя удается неожиданно быстро. Настолько, что он не сразу осознает: сезон дождей закончился, а они все продолжают спать чуть не в обнимку. «Как ребенок с тряпичной куклой», — говорит себе Ван. Так спокойнее.***
День жаркий, над поляной стоит текучее марево, даже у воды не ощущается прохлады. Духи, обычно толпящиеся на острове в это время суток, сегодня предпочли схорониться под густой сенью непролазных зарослей. Ван лениво чешет бок развалившейся в тени рысеантилопы. Оглушительно стрекочут кузнечики. Ай-Ай делает вид, что дремлет, но чутко подрагивающие уши его выдают. — А если я тебя почешу за ухом? — внезапно ляпает Ван. Может, ему просто напекло голову. Ухо лемура на миг замирает, потом он открывает один глаз, зевает широко и поворачивается набок: — Валяй, раз хочешь. Или, думаешь, я тебя укушу? Ван секунду колеблется, затем, не пытаясь задуматься, тянет руку. Шерсть лемура гладкая, мягкая, будто он специально ее расчесывает. На самом ухе короткий ворс — Ай-Ай смешно дергает им, когда Ван проводит пальцами против роста волосков. — Ниже чеши, — недовольно бурчит Ай-Ай. Ван подчиняется. Ай-Ай косится на него из-под полуопущенных век. Что-то странное возникает между ними, накапливается в этом молчании, прерываемом лишь бесконечным стрекотом кузнечиков.***
Кажется, что ничего не изменилось, но теперь Вану уже не удается так легко врать себе насчет их совместных ночевок. По утрам он частенько испытывает неудобство, но Ай-Ай делает вид, что ничего не замечает. Ван всё так же уходит в лес, исследует округу, подолгу тренируется в одиночестве. Продвинуться в подчинении огня дальше по-прежнему не удается, но прочь от чужих глаз его теперь влекут не одни тренировки. Ай-Ай только обидно хмыкает на постоянные отлучки человека. Как будто можно обмануть звериный нюх… или скрыться от того, кто умеет мгновенно перемещаться. — Что я делаю неправильно? — как-то не выдерживает Ван. — Ты о чем, Вонючка? — насмешливо переспрашивает Ай-Ай. — О том, как свободно духи пользуются своей магией. Ай-Ай в очередной раз ехидно скалится: — А мы ей не пользуемся. Мы с ней живем. Ван только вздыхает.***
Все разрешается неожиданно. А может — закономерно. Рдеющая полоса заката едва пламенеет над плотным строем крон на другом берегу. Легкие подбрюшья немногочисленных облаков отливают невинно-розовым. Они висят высоко в темнеющем небе, будто прибитые гвоздями. Ничто не шелохнется. Водная гладь подобна зеркалу. Прогревшаяся за день вода приятно обнимает уставшее тело. Трава под берегом покалывает шею, когда Ван, откинув голову, лениво следит за начинающими свой вечерний танец стайками мелких духов-огоньков. — Я знаю, в чем твоя проблема, Вонючка, — лениво тянет Ай-Ай с другой стороны заводи. Ван оборачивается на голос и успевает поймать момент, когда дух исчезает бирюзовой вспышкой и появляется неприлично близко. Вытесненная телом лемура вода упруго толкает в грудь. — Все потому, — продолжает Ай-Ай как ни в чем не бывало, — что ты постоянно думаешь. Когтистый палец, упирающийся в центр лба, отвлекает от неудобных мыслей. Ван возводит глаза, пытаясь на него посмотреть, и Ай-Ай фыркает. — Ты думаешь, а нужно чувствовать. Дух убирает палец. Взамен его темная длинная ладонь ложится прямо над сердцем, и Ван чувствует расходящийся от нее жар, кажется, заливающий щеки. Они смотрят, глаза в глаза, и зрительный контакт все никак не прервется. В морде лемура нет и намека на привычное ехидство. Что-то таится там, на дне бледно-желтых, широко расставленных глаз. Прикосновение длится, и с каждым ударом сердца привычная уже тяжесть скручивается внизу живота. В темной воде крутятся мелкие частицы поднятого со дна ила. Почти ничего не разобрать. Но никто из них и не стремится разглядеть что-либо, не опускает взгляд. Волна мурашек окатывает Вана чуть не до пят, когда Ай-Ай наконец ведет рукой вниз. Он инстинктивно подается навстречу, в голове ни единой мысли, лишь гулко пульсирует шум крови в ушах. Прикосновения чужой руки ощущается куда острее собственных. Мышцы живота напрягаются под едва уловимым касанием. Ван чувствует, как кожу задевают острые кончики когтей. Длинные пальцы без лишних церемоний сжимаются на вставшем члене, и смутный призрак наслаждения прорывается острой сладкой судорогой. С губ срывается дрожащий хриплый выдох, и Ван бессильно запрокидывает голову, разрывая зрительный контакт. К чему теперь? Давно натягиваемая струна лопается. Цельная картина реальности срывается в калейдоскоп ощущений. Ай-Ай прижимается ближе, Ван послушно разводит колени, подпуская. В бедро упирается чужой горячий член. Лемур подхватывает Вана под поясницу, и приходится упереться лопатками в неровный травянистый склон берега, чтобы не ухнуть в воду с головой. К размеренному ритму руки на члене присоединяются мягкие покачивания, рождающие странное, извращенное предвкушение. Ван наблюдает из-под полуопущенных век, как в глазах Ай-Ая разгорается бледный огонь. Его короткая мягкая шерсть, увлекаемая движением воды, щекочет бедра и ягодицы. Во рту пересыхает, гулко стучит сердце, наслаждение разгорается внутри, требуя большего, и где-то на краю бьется острая нотка страха. Ай-Ай тянет Вана на себя, горячая головка недвусмысленно давит на сжавшиеся мышцы входа. Боль грубого, неподготовленного проникновения — острая, ослепительно белая за завесой плотно сомкнутых век — вырывает у Вана крик. Он жмурится, стискивает зубы, ощущая закипающие в глазах слезы. Тело покрывает холодная липкая испарина. В ладони впиваются осклизлые мелкие коренья, попавшиеся под руки. Но острота ощущений отступает, стремительно сменяясь легким электрическим покалыванием, перерастающим в мучительный внутренний жар. «Вода источника…» — всплывает мутная мысль и тут же тонет обратно. Кажется, неподвижность растягивается в вечность, и ее уже невозможно терпеть. — Ай… — шепчет Ван на выдохе и, не дожидаясь, выгибается, начинает движение сам. Сквозь тягучий густой дурман накатывающего наслаждения реальность прорывается урывками. Действительность сжимается, искривляется. Остаётся лишь ощущение тяжелого, прижимающего его к берегу тела; мокрого меха, липнущего к коже; горячего языка на шее; острых зубов, прикусывающих мочку уха, и влажный, откровенный плеск волн, следующих в такт толчкам. Горячее дыхание рвется с губ судорожными всхлипами. Пальцы Вана впиваются в шерсть на плечах Ай-Ая, ток воды заставляет острее ощущать каждое движение. За закрытыми веками плывут цветные круги, и удовольствие окончательно накрывает тягучей, выгибающей вспышкой.***
Очередная охотничья партия из города подходит прямо к оазису. Ван встречает их на мосту. Он знает — они пришли именно за ним, потому что давно ни одному из людей из города на льве-черепахе не удается охотиться в местных лесах. Людей много, у каждого из них в руке дарованный покровителем огонь, но в отличие от них Ван давно воспринимает пламя своей частью. Жить и чувствовать огонь внутри, двигаться, подчиняясь его внутреннему танцу, позволять играть первую скрипку инстинктам. Слиться со стихией, а не управлять ею. И он легко отбивает атаки. — Никогда не видел, чтобы люди так управлялись с огнем! — проходит ропот по рядам охотников. — Может, он и не человек уже вовсе? — А тот ли это Ван? Или он уже давно стал одним из этих духов? — Точно! Это монстр! Чудовище! — Чудовище! Чудовище! — подхватывают остальные. И когда спина последнего из убегающих людей скрывается в лесу, Ван еще долго смотрит им в след. «Не стоит связываться с духами! Они овладеют твоим телом, затуманят разум и превратят в чудовище!» — внезапно вспоминаются ему слова Яо. И Ван не может сдержать внезапно напавшего смеха. — Что веселишься, Вонючка? — спрашивает неслышно подошедший Ай-Ай. — Да так, — ухмыляется Ван. — Подумал, что это все, — он неопределенно разводит руками, — это все твое дурное влияние.