Наследница по прямой

А вот знания. Мои и Лили. Как же их разграничить? С вялым недоумением увидела, что белый туман, в котором я находилась, стал меняться. Упорядочиваться, концентрироваться. Вначале появились стеллажи для книг, потом письменный стол и стул перед ним, потом в стороне сформировалось удобное кресло. Как интересно! Разум подстраивается под мои желания? Стеллажи окрасились в разные цвета. Шесть из них стали нежно-розового цвета, все остальные – тёмно-зелёного. Угу. И чтобы это означало? Нетрудно догадаться, что розовые – это шесть лет жизни Лили Эванс, а другие – мои знания и воспоминания. Но как ими пользоваться? Каждый раз спускаться сюда, если что-то понадобиться вспомнить? То есть – терять сознание? Не слишком-то удобно. В глазах что-то защипало, я их прикрыла. А открыла уже в обычной больничной палате. В той, в которой уже просыпалась, когда Лили вышла из комы. Чувствовала слабость во всём теле. И горело в пересохшем горле. Поэтому даже не стала делать попыток двигаться, только просипела: - Воды… - Ого, английский включился без всяких усилий с моей стороны. Вокруг задвигались фигуры. Женщина, которую я видела в первый момент пробуждения – теперь-то я определяла её как маму – обняла меня, заливаясь слезами. - Лили! Доченька! Очнулась!!! Какое счастье! Мужчина в белом халате – папа! – обнял меня с другой стороны, подавая свободной рукой кружку со специальным носиком. С удовольствием напилась. Покатала на языке жидкость, не смогла её опознать, спросила тихим шёпотом: - Это лекарство? Я в больнице? Что случилось? Обвела глазами родителей: - Что с Пет? Те наперебой стали меня успокаивать, говорили, что Пет сейчас с бабушкой Маргарет, что я увижу её позже. А я подняла слабую руку, коснулась неровно обрезанных волос матери, с огорчением сказала: - Мамочка, зачем ты отрезала волосы? - Отрастут, сладенькая моя. Главное – ты снова с нами! Это что же получается – она отрезала волосы за то, что я выздоровела? Обет такой дала? Нет, она уже была с короткими волосами, когда я очнулась в первый раз в этом теле. Тогда она их принесла в жертву? Но каким образом, если Лили - маглорождённая? И её мама – магла. Или всё же не магла? Тогда – сквиб? Видит магию? А это уже меняет весь расклад. Странно, но при этих мыслях о магии в памяти вдруг всплыли слова, сказанные голосом матери. Но не этим – счастливым, ласковым, которым она сейчас говорит со мной, а совсем другим - суровым, чётко выговаривающим каждый звук: - Дочь моя, кровь от крови моей, плоть от плоти моей! Нарекаю тебя – Луиза-Лотта Гриндельвальд! Да будет так! И моего лба коснулось что-то холодное и мокрое. Палец матери выводил на лбу какие-то линии. Потом она прикоснулась ко лбу губами, передала меня кому-то, кого я не видела, только почувствовала теплые большие ладони, которые очень бережно взяли моё тельце у матери. Раздался голос отца – его я тоже «вспомнила». - Я надеюсь, что ты знаешь, что правильно. - Да, конечно, - в её голосе слышалась лёгкая усмешка. И удовлетворение. – Я не знаю, я чувствую – так надо. Старшая дочь – твоему роду, вторая – моему. А там видно будет. - С бумагами – как договорились? - Да, конечно, Ли-Ли Эванс – всё верно. - Добро пожаловать в семью, доченька, - губы отца коснулись моей щеки. - Лили Эванс. И я вынырнула из воспоминаний. Встряхнула головой, вроде никто не заметил моего погружения в прошлое. Это что же получается – я теперь могу вспомнить любой день из шести лет, прожитых Лили? Ой, нет – Луиза-Лотта Гриндельвальд. И откуда она только выкопала такое вычурное имя. Мысли вяло ворочались в моей многострадальной голове. И только травмой головы и многодневной комой я могу объяснить то, что не сразу вспомнила, какую фамилию назвала матушка. С другой стороны – хорошо. Вдруг я не смогла бы справиться с эмоциями и выдала бы себя, ненароком произнеся это имя, которое мне – шестилетней девочке-магле – и знать бы неоткуда. Гриндельвальд! Тёмный Лорд, который поддерживал маглов-фашистов в их стремлении захватить мир. Или проредить от других народов. Не суть. Каким боком я – Гриндельвальд?!! Матушка - его дочь? Произведя на быструю руку расчёты, определила, что для дочери она слишком молода – хотя, кто их – этих магов – поймёт. Может и дочерью оказаться. Нет, скорее всего – внучка. И знает о том, что она Гриндельвальд? И всё остальное – тоже знает? А как тогда она оказалась в пансионе в Швейцарии под именем Рейчел Грин? История знакомства отца и матери – самый любимый рассказ на ночь для меня и для старшей сестры. Уже и наизусть знаем, а всё равно требуем перед сном. Требовали. Теперь у каждой из нас своя комната. И меня укладывают спать раньше, потому что Пет – уже совсем большая. Ходит в школу и ей можно посидеть за книгой чуть дольше. Ничего, этой осенью и мне в школу. Оххх… Стон вырвался из моей груди. И все снова засуетились вокруг меня, приняв его за выражение боли. Меня снова уложили на подушку, бережно вытащив из материнских объятий. Опять напоили лекарством. Хотя стонала я от ужаса, представив, как буду пять лет оставшихся до письма из Хогвартса, ходить в начальную английскую школу! Хотя… Если очень постараться… Может и получится сдавать за год сразу два? Постаралась припомнить книги, которые читала старшая сестра. Перед глазами развернулась страничка, потом другая. Таак, хороший бонус – фотографическая память. А своими словами смогу пересказать? Соединяя в одном ответе материал из учебника и энциклопедии по диким животным, который я как-то полистала в книжном магазине, ожидая, пока матушка купит какую-то книгу для подарка? Да! Получилось! Так и сделаю. Сначала сошлюсь на то, что выучила материал вместе с сестрой, потом – можно будет подать мысль отцу о скрытых резервах мозга, которые могли пробудиться от удара и последующей операции. Всё же в шестидесятые годы ещё не проводились исследования всех возможностей организма человека. По крайней мере – таких материалов не было в широком доступе. Свои-то знания мне пока не с руки светить – некоторые события ещё не произошли. Так что не будем торопить события. Счастливая улыбка расплылась на моём лице. - Мама, папа, я так вас люблю, - прошептала я. Всё не так уж и плохо. Надеюсь. Прикрыла глаза, сделав вид, что устала и засыпаю. Матушка так и осталась сидеть у кровати, поглаживая меня по правой руке. В левой – всё ещё стояла капельница. Матушка что-то шептала. Я прислушалась. Молитва. На латыни - «О, Мария, радуйся» узнала я. Зашептала вслед за ней: Ave Maria, gratia plena Maria, gratia plena Maria, gratia plena Ave, ave dominus Dominus tecum Мать слегка запнулась, но продолжила чуть громче. Я же наоборот произносила слова всё тише, как бы борясь со сном. И дала сну себя побороть. Сама же продолжила вспоминать жизнь Лили Эванс до несчастного случая. Ага! Тот мальчик, что сидел в кустах, подсматривая. Уж не Северус ли Снейп? Тогда он так и не успел познакомиться с Лили. А теперь - вряд ли сможет. Меня теперь от этих качелей будут держать подальше. А жаль. Эта детская площадка, где стояли качели, находилась недалеко от нашего дома. Маме было достаточно просто громко позвать нас по именам, чтобы мы бросили играть и шли домой. Одна сторона этой площадки спускалась к берегу небольшой речушки, которая выглядела довольно чистой, ибо промышленная часть нашего небольшого городка начиналась прямо за ней. И находилась ниже по течению. Мы жили в «чистой» уютной части Коукворта. И за реку пока не ходили. Не то, чтобы нам запрещали. Да и лёгкий мостик был перекинут через речушку всего в сотне метров отсюда. Не было повода покинуть наш цветущий район и направиться с исследовательскими целями в посёлок ткачей, работавших на местной ткацкой фабрике. Моя старшая сестра - Петуния - была очень серьёзной девочкой и любила просто посидеть с книгой на скамеечке. Или на пледе, расстеленном под уютным деревом, поставив рядом небольшую корзинку с пирожками и запасом воды для перекуса. Не то, что та, прежняя, Лили. Эта непоседа умудрялась облазить все деревья, находящиеся в радиусе пятидесяти метров от линии прогулки. Особенно, когда мама вывозила нас обеих в парк на другом конце города. Там за деревьями начинались такие уютные холмы и камни, что Лили просто не могла удержаться. Хотя Пет и задирала свой носик, усаживаясь на скамью с книгой, Лили нельзя было оторвать от тех кустов. Ей даже иногда начинало казаться, что все растения там – живые. И ждут её прихода, чуть ли не с бОльшим нетерпением, чем она сама. Именно там я выучила свой последний трюк с цветком, который начинал танцевать на ладошке. Готовила его для мамы, но показать не успела. Жаль, что такие поездки мама могла позволить себе не часто. Потому и полюбились мне те качели в парке, что взлетая с них, я чувствовала себя такой же свободной, как и на той полянке. Как-то теперь примут меня мои любимые цветочки? И примут ли? Не увидят во мне Лили? Ладно, меня пока даже не выписали, а я тут уже планы строю. Строила-строила, сама не заметила, как уснула. Всё же я была ещё очень слаба. Отец за простые операции не брался – только ассистировал своим ученикам. А сам работал только над сложными операциями. Следовательно, у меня был не самый лёгкий случай. И последствия ещё могут аукнуться. Или не могут? Всё же у волшебников медицина гораздо проще, насколько я помнила из книг. В Хогвартсе надо будет обратить на это усиленное внимание. Борьба борьбой, а целители всегда в почёте. Я спала, а мозг продолжал работать. Как иначе объяснить тот факт, что на следующий день я всё вспомнила про того человека, который показался мне похожим на Кристофера Ламберта. И, разумеется, не имел никакого отношения к тому актёру. Это был наш любимый дядюшка Альфред, которого с моей лёгкой руки, точнее – некоторого невыговаривания букв – все в доме называли дядя Альф, даже мои родители. Он был ещё опекуном моей матушки, много рассказывал о её детских проказах. Так, что вполне годился мне и сестре в дедушки. Но мне что-то совсем не хотелось называть его дедом. Не был он похож ни на одного старика, которого я знала в Коукворте. Да и когда я назвала его Коннор МакЛауд, он как-то резко наклонился к моему изголовью. Ладно, поживём – увидим.