Time Heals All Wounds

Лежать в обнимку с Виктором уже стало любимым делом Юри. В такие моменты было так тепло и уютно, особенно, когда Маккачин, свернувшись калачиком, нырял под одеяло, устраиваясь рядом. Наверное, так он старался привлечь внимание. Виктор хотел лежать меж этими двумя: тогда Юри бы сжимал его в своих крепких объятиях, а он мог тискать Маккачина. Вечерние  объятья стали обыденными для Юри, ведь Виктор довольно часто хотел обниматься, но сегодня... он, казалось, словно потух.

***

 — Виктор, ты не смотришь, — Юри пришлось повторить эти слова несколько раз, попутно практикуя эрос. Никифоров взял свою чашку, наполненную уже холодным кофе, чтобы нагреть его снова. Он едва взглянул на закат и забрал Маккачина на прогулку, хотя, обычно он звал Юри, чтобы посмотреть на то, как все заливается теплыми красками. И, пожалуй, самое шокирующее — Виктор отказался от ужина. Он просто выпил стакан воды и отодвинул еду. Но теперь Виктор задерживает Юри в комнате, схватившись за рукав его кофты. Никифоров кидает печальный взгляд на телефон, что заряжался на тумбочке. Что-то было определенно не так.  — Все в порядке, дорогой? — Юри осторожно спросил, сжимая руку Виктора немного сильнее, — ты какой-то взволнованный. Кацуки знал, что что-то не так. Он чувствовал, как гнетущие эмоции витают в воздухе. Он видел неглубокие вдохи и беспокойные жесты… и непреодолимое чувство, что было так трудно объяснить. Он ощущал то, что чувствовал Виктор. Но не понимал точной ситуации.  — Моя мама написала мне вчера вечером… Она сказала, что найдет время, чтобы позвонить мне, — проговорил Виктор, словно это все объясняло.   Юри поднял взгляд, озадаченно смотря прямо в глаза возлюбленному.  — Расскажи мне, — это казалось более тактичным, чем спрашивать, почему телефонный звонок от его матери был проблемой, тем более, Виктор никогда не говорил о своей семье.  — Умм, — красноречиво начал Виктор, — моя мать и я… не совсем близки. Наши отношения лучше, чем раньше, но мы не очень часто говорим. Они… мои родители — не очень хорошо отреагировали, когда узнали о моей сексуальной ориентации. Я не хотел, чтобы они узнали… но одна из подруг моей матери увидела меня на свидании с мальчиком и все рассказала. Мама не была так рассержена, как отец, но ни один из них не принял меня таким. Виктор помнил, как это произошло, будто все было пару месяцев назад, а не девять лет. Быть может, время заживило раны, но он до сих пор помнил, как было больно, когда раны были свежими.  — Я сожалею, — Юри прижал Виктора ближе, чувствуя себя невероятным везунчиком, ибо его родители приняли все очень спокойно. Он даже не должен был говорить им; они видели все с самого детства, когда он влюбленными глазами смотрел на Виктора вместе с Юко.  — Когда мой отец закончил кричать на меня, я взял свою спортивную сумку с коньками и ушел, — Виктор рассмеялся, — ты и не представляешь лица Якова, когда я появился на пороге его дома, заплаканный. И сейчас это дало Юри переосмыслить отношения Виктора и Якова. Все-таки, Яков помог ученику в тяжелый момент.  — Мама позвонила мне, когда я не пришел домой той ночью, чтобы убедиться, что я жив. Тогда она сказала отцу, что я у Якова, но отец сурово ответил, — Виктор выдохнул, отводя взгляд, — «меня не волнует, где он!» После короткой паузы, Виктор продолжил:  — Мама сказала, что если она познакомит меня с милой девушкой, то все наладится. Тогда Яков позволил мне остаться с ним на несколько месяцев, даже ходил к моим родителям, чтобы забрать Маккачина. Он помогал мне искать квартиру. Я не разговаривал с родителями после этого еще несколько лет. Но мама нашла мой адрес и прислала мне письмо, в котором писала, что жалеет о произошедшем, и она хочет все исправить. Так мы начали переписываться друг с другом, затем перешли на смс. Мы иногда говорим в Facebook. Но мне все еще страшно, потому что мы не разговаривали по телефону и не видели друг друга в лицо.  — До сих пор, — добавил Юри, почти вопросительно. — Да, — Никифоров сглотнул, — это волнует. Юри промурлыкал в знак согласия и попытался приблизиться к Виктору, хотя и так был максимально близко. Наверное, быть еще ближе было невозможно. Пусть эти чертовы законы физики будут прокляты.  — Что я могу сделать, чтобы помочь, Витя? — прошептал Юри. Он не знал, что может сделать, кроме того, как вжаться в спину любимого. Виктор задумался на минуту, пропуская мех Маккачина через свои пальцы.  — Это зависит от того, начну ли я плакать. В этом случае, объятий и поцелуев будет достаточно. Юри печально улыбнулся.  — Конечно, дорогой. Те несколько минут, которые Виктор провел в ожидании телефонного звонка, казались вечностью, но как только его телефон начал вибрировать и издавать мелодию, эти несколько минут начали превращаться в секунды. Нерешительно, он поднял трубку телефона; аккуратно, как будто это настоящая бомба, которая может взорваться в любую секунду.  — Здравствуйте, мама, — это был самый неловкий телефонный разговор, который он когда-либо начинал. Голос матери звучал чуждо ему после столь долгой разлуки.  —Здравствуйте, Витя. На линии было тихо в течение длительного времени, прежде чем мать Виктора вспомнила, что именно она была инициатором телефонного звонка. Значит, она, наверное, должна что-то сказать.  — Я сожалею, , — она нервно засмеялась, — я не совсем уверена, как начать…  — Как папа? — Виктор попытался.  — У него все хорошо, — голос матери был нерешительным, — он… боюсь, он все еще не хочет говорить с тобой… Ответ был ожидаемым, поэтому Виктор старался сдержаться, чтобы ничего не испортить. Тишина повисла в воздухе на некоторое время, пока Виктор сменил тему с простого «как ты, мама?», задавал другие вопросы, и теперь его мать описывает свой день. После нескольких минут болтовни Виктор начал чувствовать себя почти нормально. Это было больше похоже на разговор с дальним родственником, чем с собственной матерью, но это было только начало. Еда оказалась хорошей темой для разговора: его мать не была знакома с японской кухней, и Виктор был счастлив описать, что такое кацудон и как сильно он любит его. Юри оживился, услышав знакомые ему слова, отчего он улыбнулся, привалившись к плечу Виктора.  — Уже довольно поздно, не так ли? — спросила мать Виктора, — Ты уже поужинал?  — Да, Юри сделал нам сукияки, — все эти разговоры о еде делают его голодным, и ему вдруг захотелось того, чего он не съел за ужином. — Это тонко нарезанная говядина с овощами, и такой сладкий, соевый ароматный соус. Это действительно вкусно! Желудок Виктора внезапно зарычал, и Юри сказал своей матери, чтобы она принесла еды, оставшейся с ужина.  — Юри… — мать Виктора повторила, — это человек, которого ты тренируешь, верно?  — Да. И, хм,  — он осторожно выдохнул. Он был обязан прийти к этому, в конце концов. Обязан был сказать это, — он тот человек, на котором я женюсь.  — О, — она тихо ответила. Бля. Тишина была долгой и мучительной, и Виктор был уверен, что его сердце перестало биться. Но потом…  — Какой он?  — Юри замечательный, — Виктор улыбнулся, оглядывая кольцо на пальце, — он так усердно работает, и он добрый… и любящий. И просто… замечательный.  — И он делает тебя счастливым? — Виктор едва мог поверить, что это говорит она — его мать.  — Юри делает меня самым счастливым, мама,  — Виктор улыбнулся, сжимая ладонь Юри. —  Я люблю его больше, чем кого-либо другого.  — Этого для меня достаточно. Я знаю, что твой отец, и я, должно быть, причинили тебе много боли, и я очень сожалею об этом. Если этот человек делает тебя счастливым, то я рада за тебя.  — Спасибо, мама, — голос Виктора начал дрожать, и слезы затуманили ему взгляд. Юри все слышал, но Виктор тут же понял, что что-то пошло не так. Когда Виктор начал нервничать, он переставил теплые руки Юри себе на лицо. Виктор говорил все это со слезами на глазах. Но Юри сжимал его крепче, несмотря ни на что.