С первого аккорда

Портнорд. Огромный город. Здесь проживает три миллиона жителей, подавляющее большинство из которых альфы. Но даже в этом огромном городе можно почувствовать себя одиноким. На пирсе под номером двадцать шесть есть несколько складских помещений, огороженная тропа для персонала вдоль канатных поручней и, наконец, спуск на воду. Тут, у самой лестницы, где ветер треплет мои тёмные волосы, я сидел и смотрел на холодное море. Во мне зародилась жизнь, я не знал, как реагировать на это, что мне делать. Поэтому я здесь смотрел на воду, гипнотизируя её. Как будто холодное море ответит мне на все вопросы. Я был пьян. Тайт поволок меня в тот клуб за каким-то раком, напоил и сказал склеить альфу. Хотя, на самом деле, там играла одна из его любимых групп. Я знал о них лишь то, что парни из Германии, очень сексуальные и все альфы. Тайт мне все уши прожужжал про этих «Demiansus», слёзно попросил, чтобы я пошёл с ним, так как билеты он уже взял. Я согласился. А напился я... да просто потому что. Слушать их музыку мне не пришлось, потому что уже на третьей песне я понёсся в туалет. Меня вывернуло знатно, но я же идиот, продолжил бухать, прикидываясь, что ничего не случилось. Тайт прыгал и орал, а я пил, не унимаясь. А потом опять блевать. Под приличный рок выворачивать себя наизнанку было не так противно. В туалете чувствовался запах альфьей спермы, кто-то уже получил кайф от этого вечера, я же лежал щекой на ободке унитаза, устало хлопая ресницами. Кажется, концерт должен был скоро закончиться, но мне некуда было торопиться, потому что Тайт (долбанный фанат) купил нам билеты на афтепати. Поэтому мы с моим белым другом продолжили лежать. А потом я уполз куда-то из туалета прочь, так как пришли ещё одни трахаться, а от запаха случки меня вывернуло бы заново. Не знаю, где я оказался, но это было самое тёмное место в этом клубе, а на полу валялись подушки. Я лёг и отрубился. Хреново было по-прежнему. Меня разбудили и сказали, что я в чужом чил-ауте и мне пора валить. Рядом я слышал смех какой-то недалёкой омежки, и меня это раздражало. В помещении было три альфы. Один из них фыркнул, забрал свою пару и повалился в дальнем углу, я видел в еле-еле освещённом помещении, что у него была неплохая задница. Кто-то присел рядом со мной на корточки и спокойно произнёс: - Эй, тебе плохо, может вызвать бригаду? - Принеси водки, - пробулькал я, вновь обнимая подушку, намереваясь спать дальше. - Оставь его, иди, найди себе пару, мы все устали, - сказал другой альфа. Он сел недалеко от меня. До меня доносился запах пива, я как в бреду пополз к нему и отобрал бокал, выпил всё под его звонкий смех и рухнул головой прямо на пах мужика. В тот момент у меня не было никаких лишних мыслей, мне хотелось сдохнуть. Я весь подобрался и устроился на нём, как на кресле. Он оторопел, я чувствовал его неуверенность. Альфа положил мне руку на голову и что-то говорил, говорил, говорил, а я лишь губами чмокал. А потом мне в нос долбанул его запах. Свежий запах тёплого солёного моря. В дальнем углу омежка уже во всю стонал, и я ему дико завидовал. - Ты потрясающе пахнешь, - прошептал я, всё ещё лёжа на его паху. Он засмеялся вновь. Этот смех был прекрасен, как и запах. И что было самое восхитительное: он меня не трогал, не просил, чтобы я свалил, или что мешаю. Просто дал мне полежать, прийти в себя. Но чем дольше я находился рядом с ним, тем больше возбуждался, тем сильнее хотел его. Кажется альфа это тоже почувствовал, так как повёл носом. Омежка кончил, зайдясь стонами удовольствия. Я простонал вместе с ним, так как на мой затылок легли грубые пальцы. Они были шершавыми, кожа на них будто бы обветрилась. Но это было великолепное ощущение. Я прикрыл глаза, вздыхая, а потом просто заполз на альфу, ни черта не видя его даже. Просто стал обцеловывать его шею, ключицы. Музыка долбила по ушам, вокруг темень, а передо мной альфа моей мечты с этим чудовищно идеальным запахом. Я пьяный в не могу, ничего почти не соображал, но сил хватило, чтобы прильнуть к нему и явно намекнуть на то, чего я хочу. Он наклонился и поставил засос, тихо прорычав. Я чуть не умер от удовольствия в тот момент. Мне было всё равно, что я его не знаю, даже не вижу толком. Был только запах, который как проволока тонким стержнем пробил моё тело, просочился, зацепил все органы. Я был под его властью. Альфа опрокинул меня, присосался к коже, раздевая. Я обвил его талию ногами, не стесняясь, стонал. Кто-то хмыкнул рядом, другой альфа довольно взвыл, видимо, кончил. Я даже не задумался, что мы не одни. Плевать. Его губы жалили мою кожу, я извивался, пока он меня попутно раздевал. И тёк... Тёк так, будто мне задницу разорвало. Это стало неожиданным открытием. А затем он меня перевернул, содрал джинсы и начал готовить, запустив два пальца в анус. На краю сознания маячила мольба о том, чтобы он надел резинку. Но всё, что я мог в тот момент, - это стонать, проходиться сосками по полу, тянуть подушки на себя и извиваться. Его зубы прикусывали мне кожу, язык ласкал, а свободная рука подрачивала мой член. И я медленно умирал. - Давай же, не тяни, - кажется, я захныкал, так хотел, чтобы он вошёл в меня. - Как тебя зовут? – прошептал жарко в самое ухо. - Би-и-илл, - я простонал собственное имя, потому что альфа вогнал в меня свой пенис до упора. - Ох, Бро, какую ты себе птичку нашёл, - сказал другой альфа, ухмыльнувшись. - Захлопнись и свали отсюда нахрен! – прорычал мой партнёр, толкнувшись. И его рык был злобен и так сексуален, что я закатил глаза и простонал вновь. Он не щадил меня, валял по полу, насаживая на себя. Его зубы кусали меня, губы целовали мою шею, руки придерживали. Он поднял меня и припечатал к стене. Я готов был сплюснуться под его напором, но стонал... стонал, будто это мой последний секс в жизни. И весь алкоголь выветрился с огромными каплями пота, которые с меня катились. - Какой же ты сладкий, Господи, - шептал он между укусами, между толчками. Я продолжал умирать в его руках. Мои ноги разъезжались, рот не закрывался. Я начал орать, когда он ускорился, его пенис меня будто бы прожигал, а я всё ещё тёк, как шлюха. Да и было пофиг, что он подумает, потому что в тот момент у нас обоих мозги законсервировались. Альфа трахал меня так дико и пылко, не контролировал себя до конца. А я просто отдавался. Страшно представить, ведь я даже не знаю его, вдруг он болен чем… Но в те минуты я думал лишь о том, что его член – самое прекрасное творение этого мира, и что моя смазка дурманит его сознание. Он нагнул меня, почти швыряя на бильярдный стол. Я ударился, но простонал от жажды. - Не смей, - я задыхался, - не смей... Не знаю толком, о чём я просил. Но кончили мы почти одновременно, и он не вышел. Произошла сцепка. Моё тело было придавлено телом альфы к бильярдном столу, а затем он перетащил нас на пол, уложил меня на себя и позволил отдышаться. Гладил, целовал ухо. Я кончил на сухую уже в сцепке, сходя с ума от объёма, что был у меня в заднице в тот момент. А ещё в ушах стоял его рык при оргазме. Он взвыл, будто его ударили. И это был самый изумительный оргазменный рык, который я когда-либо слышал (а я фанат порно, кстати). Музыка продолжала дубасить по перепонкам. По запаху я понял, что мы одни. Молчание. Его сильная рука с длиннющим пластырем для согрева мышц ласкала меня, я наткнулся на этот пластырь и спросил: - У тебя болит рука? - Издержки профессии, - прошептал он. Я был на грани сна, мне было так хорошо в его объятиях. Но сцепка прошла. Кто-то ввалился в чил-аут и сказал, что пора уже ехать. Он вылез из-под меня и сказал, что принесёт воды. Я улыбнулся, но вряд ли альфа это видел, так как всё ещё было темно. Кажется, я задремал, и меня разбудил настойчивый голос Тайта. Он тормошил моё плечо, тихо крича, что я дебил и пора валить, потому что мы в вип чил-ауте, сейчас придёт охрана и нас выволокут. Пришлось вставать, собрать все свои вещи, кое-как напялить джинсы с кедами, и уйти. Только в такси я понял, какую ошибку совершил. И только в такси Тайт сказал мне: - Что это за футболка? Ты не в ней пришёл! Белая потная широкая футболка с изображением грампи кэт с надписью «Be mine? No.» Я не знал, кто был тот альфа. Я имел представление лишь о том, какой у него запах, что у него чертовски сексуальный голос и заразительный смех. Его футболка осталась у меня, а моя – у него. Я пришёл на следующий день в клуб, спросил, искал ли кто-нибудь эту футболку. Но бармен ответил, что нет. Я пожал плечами и забрал её. Хотя, на самом деле, плевать было на футболку, я надеялся найти его. Во мне плескалось любопытство, я хотел знать, как выглядит мой ночной любовник. И, признаться, не особо его искал, так как в клубе было больше двух тысяч человек (это я узнал у бармена). Тайт тем временем поздравил меня с выполнением плана: я нажрался, пошёл с ним на канц и подцепил альфу. Он трещал ещё около недели про этих немцев, которые отправились дальше, так как у них был мировой тур. А я вернулся к рутине. Мне было плохо. Ночами снился он, его голос, наш секс. Я был похож на сопливого подростка, который влюбился в первого альфу школы. Я оборачивался часто, будто бы слыша его смех. Оцепеневал, словно учуял запах мужчины. На деле, это были лишь глюки. Тайт получил отпуск и решил поехать на ещё один концерт своих немцев, пригласив меня, но в тот момент я себя погано чувствовал, и с работы меня бы не отпустили. Он спустил все деньги на них, но я знал, что друг ни капли не жалеет. Отчёт мне высылался каждый день. Видео с концерта, потом профессиональная фотография с мит-энд-грита, где все участники группы показывали «козу» вместе с другом. Тайт прижимался всем телом к басисту, потому что любил его безмерно. А затем, после дня молчания, выслал мне селфи, где этот самый басист целует его взасос. Он был без комплексов, этот немец, а Тайт только и рад был, попросил на встрече у него поцелуй и думал, что тот его в щёчку чмокнет, а этот альфа просто взял и засосал его. Тайтус позвонил мне и сказал, что любить сильнее уже невозможно, но он любит всей душой. И это самый лучший отпуск в его жизни, только жаль, что меня рядом нет. Я сказал, чтобы он веселился. А самого рвало от недомогания. И был момент, который потом прочно засел в моём сознании: на профессиональной фотографии на гитаристе была футболка с грампи кэт и надписью «I had fun once… it was awful». Я спросил Тайта про это, а он сказал, что тот очень любит этого кота, у него даже такой дома есть, выведенный специально для продажи. Ну и забыл потом. Рвало меня прилично так, каждый день, как по часам. Ори и Ирина, мои сменщики, сказали, что я задолбал брать отгулы, и мне надо пойти к врачу. Ну а там... та-та-та-дам, оказалось, что я понёс. Прикольно, блин. Спокойно так сообщили, что моя родовая полоса формирует плод, я на шестой неделе где-то, судя по размеру маточного пузыря. И типа, поздравляшки, бла-бла-бла. Я ревел как не в себе, ел тоже, убивался. Я подумывал скинуть ребёнка, потому что было очевидно: понёс от того альфы, которого даже НЕ ВИДЕЛ! Каким надо быть идиотом, чтобы позволить первому встречному в себя кончить? И вот я оказался здесь, на пирсе под номером двадцать шесть, на самом севере Портнорд. Я придерживал свой живот, думая о том, как всё началось и чем закончится. Сомнений не было никаких, что я забеременел от того альфы, потому что до него у меня был бывший парень, Крей, а с ним мы расстались за три месяца до того концерта. Ветер был холодный, скоро Рождество. Я на пятом месяце. Ребёнка решил оставить, рука не поднялась. Родители офигели, как и Тайт, да и все остальные. Я никому не сказал, кто отец (ха, знать бы самому). Просто залетел, просто так вышло, случайно. Все смирились. Я тоже. - Эй, папочка, - прокричал Тайт, - парковочный час заканчивается! Я улыбнулся ему, встал с лестницы и поковылял к другу. Только здесь, у моря, я чувствовал запах того альфы, который пах почти так же. Только его море было тёплым и более солёным. Я мучал себя воспоминаниями, но ничего с собой поделать не мог. Жизнь идёт, рутина поглощает, мне надоело думать о нём и искать. Я сдался. - Какой же он классный, - ныл Тайт. Я ухмыльнулся, зная, на кого он смотрел. - Нет, ты посмотри, я не могу, залипаю на этой анимашке! Он же бог, ну! - Отлипни, - цокнул я. - Я не могу, Билл, не могу. Он приковывает мой взгляд собой, какой он секси... А его губы, его задница. Как он отдаётся на концертах, Господи! - Ты влюблённый идиот. Как там его зовут, этого, ну... – щёлкнул пальцами. - ГЕОРГ! ЕГО ЗОВУТ ГЕОРГ! – очень строго. - Прости, прости, как я мог забыть имя бога, - вновь ухмыльнулся. - Вот именно, сделай что-то со своим склерозом! Улыбнулся. Мой друг – дебил. - Нельзя любить того, кто любит всех подряд! - ЛЬЗЯ! – вновь строго. – Мне всё равно, что он со всеми спит и каждого целует, стоит только попросить. Это не умаляет его достоинств. А потом он шикнул на меня, так как вышел эпизод их ТВ, и он не мог его не посмотреть. Я ушёл ставить чайник, поглаживая живот. Было как-то волнительно отчего-то. Даже здесь, на кухне, я слышал голоса ребят с видео, так как мой неугомонный друг не мог смотреть сие творение в наушниках. И тут у меня из рук всё повалилось. Я впал в ступор, подняв голову, уставившись в окно. Этот смех. Этот чёртов заливистый смех. Я погнал в комнату, кажется, сбивая животом всё на своём пути. - Билл, ты чего? - Перемотай, сейчас же! Я встал у стола, вцепившись за край пальцами, чтобы удержаться. Тайт вернул видео на несколько минут назад. - Это ложь не пройдёт, потому что моя подпись появилась ещё до того, как вы, ребята, начали играть на музыкальных инструментах. Я был уже тогда знаменит! – сказал вокалист. Кто-то фыркнул, кто-то улыбнулся. И тут гитарист выдал: - Мне приходилось расписываться на голых сиськах с шести лет! Все заржали, в том числе и оператор-девушка, потому что её смех перебивал всех. Сам гитарист тоже засмеялся. - Не ври, ты не знал в шесть лет, что такое «маркер», - парировал вокалист. - Согласен, - тот улыбнулся, - но я знал прекрасно, что такое «сиськи»! И вновь смех. Я зажмурился, начав тяжело дышать. - Как его зовут? – указываю на экран. - Это Том. Гитарист. Томас Калленберг. Он лидер группы. - Очень забавно смеётся, - я выдавил из себя улыбку. – Давай досмотрим эпизод вместе, стало любопытно. - У тебя руки побелели! – сказал друг, с ужасом смотря на меня. - А, ерунда, ребёнок дёрнулся резко. На самом же деле, я просто узнал этот смех, но поверить не мог. И сказать Тайту не посмел. Это мог быть мой очередной глюк. Но глюком подозрения не оказались. Я как завороженный проговаривал имя альфы, мял ту самую белую футболку и обливался слезами, когда был один. Превратился в зомби, просмотрев все выпуски ТВ группы, с каждым разом осознавая, что это его голос, его смех. Это он. Надо было лишь увидеть, почувствовать его запах, но у парней было турне по всему миру, они уже находились в Азии, а у меня не было денег, чтобы туда добраться. Тайт счёл мою причуду как нечто потрясающее, подумал, будто я полюбил группу, и теперь мы будем вдвоём фанатеть. Все новые выпуски проглатывались за раз. Пошёл слух, что группа будет готовить новый альбом, как только вернётся из тура. Жили они в Германии, что тоже являлось не ближним светом, поэтому я решил копить деньги. Но на Рождество меня дёрнуло убедиться в своих догадках окончательно. Они устроили праздничный концерт в Австралии, а потом состоялся аукцион, где их вещи разыгрывались в сети. Я заставил Тайта участвовать, чтобы заполучить футболку Тома. Я готов был потратить все деньги, которые были, даже залезть в долги. Друг подумал, что я с ума сошёл, но с энтузиазмом согласился. И мы выиграли эту долбанную футболку с неизменным грампи кэт и надписью «Merry Kissmyass». Как только пришла посылка, я её почти зубами открывал. И стоило хлопковой ткани соприкоснуться с моим носом, как из глаз брызнули слёзы. Отцом моего будущего ребёнка был Томас Калленберг. Я уже ни в чём не сомневался. Мама настояла на том, чтобы теперь со мной жил Тайт, так как я временами истерил, мне нужна была помощь по дому, а у самого сил из-за беременности было ноль. А друг был только рад до визга. Почему-то его вставляло, что я в положении и жду ребёнка, а он такой заботливый «дядюшка». Мы неизменно всё делали вместе, он стал запрещать мне садиться одному за руль, так как ребёнок иногда бушевал внутри. Но он не мог защитить меня от укоризненных взглядов людей, которые смотрели на меня, как на изгоя, так как метки у меня в помине не было. Не мог помочь, когда скручивали слёзы обиды и страха. Я маленький хрупкий омега, что я в одиночку могу дать ребёнку? Или когда я готов был опустить руки, просто ложился на кровать и лежал, смотря в потолок. Во мне бились две абсолютно противоречивые мысли: надо найти Тома и рассказать про себя; не надо губить его жизнь своим положением, я сам виноват. Вряд ли он думал обо мне, вряд ли хранил верность одноразовому любовнику. По-хорошему, мне надо было забить и успокоиться. Но я смотрел с Тайтом видео, я пел их песни, которые не вызывали во мне особого восторга. Они вернулись из тура и забурились в студию. Информации о немцах было всё меньше и меньше. А потом я родил ребёнка. Тот день был самым обычным, солнечным. Мы решили с Тайтом покрасить кухню, пока я ещё в состоянии был двигаться. Так как детская была уже готова, а кухня омрачала обоим глаза, было решено обновить хотя бы половину. Я подавал другу банку с краской и тут отошли воды. Суматохи было море, он бегал вокруг меня, будто пожар начался, а я дышал, как учили на курсах. Бета, которая их вела, Анджела, персонально поговорила со всеми, и когда узнала, что у меня нет пары, я один, сказала, чтоб я взял какую-то вещь отца-альфы, мне будет легче с ней рожать. Тогда я лишь фыркнул, но совету последовал. Во время родов я вцепился мёртвой хваткой в эту чёртову футболку, чуть не разорвал её, уткнувшись носом, дышал его еле-еле ощутимым запахом. Мне действительно было чуть легче. Хотя я плакал и звал его, упрекал, почему он не рядом, когда так нужен, так необходим мне. У меня родилась девочка-омега. И весь мир померк. Все переживая будто волной схлынули. Стало плевать, что нет альфы рядом, я справлюсь сам, мне никто не нужен. Я назвал её Селеста. Она была почти на меня не похожа, родители подтвердили. Но всё было не важно. Жизнь стала одной сплошной бытовухой, но я не жаловался. И как-то неожиданно Тайт сказал, что «Demiansus» записали новый альбом! У меня руки похолодели. Наверное, он догадывался, что неспроста я так увлёкся этой группой и футболку Тома потащил с собой на роды. Но друг тактично молчал. Он обожал Сели, сюсюкал с ней и продолжал жить со мной, помогал как мог. Как только состоялся релиз диска, мы его купили. Оба как вкопанные встали посреди комнаты, слушая песни. Даже Сели в своей люльке успокоилась, тоже, казалось бы, слушала. Одна песня выделялась, это даже Тайт заметил, сказал, мол, не похоже на них, но она классная. Про истинную пару. «Веришь ли ты в это? Ведь я был таким дураком» У меня всё внутри ходуном ходило, так как все слова песни были настолько правильными, настолько будто бы выстраданными, что не поверить было невозможно. И эта песня стала моим персональным гимном. Я пел её Сели, укачивая. А потом Тайт протянул мне аккредитацию и письмо, поздравляя с днём рождения. У немцев вновь новый мировой тур, мит-энд-гриты, выступления одно за одним. Он подарил мне встречу с ними, оплатив всё полностью, сказав, что я должен увидеть их вживую. А билеты я купил сам. И включился режим ожидания. Их альбом очень быстро стал золотым, они проводили различные акции. Мы попали в первую часть тура, где было двадцать восемь концертов, наш, в Портнорде, был пятнадцатым. Я с благоговением достал ту первую футболку с грампи кэт, которую после родов не трогал, и надел на концерт. У меня был план: если он меня узнает, по запаху или по голосу, я расскажу ему про дочь, если же нет, мы сфотографируемся, я пожелаю им удачного тура и забуду про то, что Том является отцом моего ребёнка. Селеста осталась с мамой, та сама попросила, сказав мне лишь: - Веселись, сынок. Ты так давно этого не делал. Я планировал не пить, но Тайт настоял, мол, сколько можно, пора и себе время посвятить. Но было бесполезно, я нервничал. Когда начался концерт, я застыл, будто в меня ударила молния. И смотрел лишь на него, на его энергию, на его движения. Эта бешенная энергетика ходила по залу волнами, она накрывала собой. Я не мог устоять, поэтому подпевал, наблюдая за его игрой. И поражался тому, как он это делает. В одночасье восхищение превратилось во влюблённость. Я и так влип, а тут ещё фонтан восторга и безграничного чувства, которые стремятся вырваться из моей груди. И дыхание спирало, и зрачки расширились. Чёртово безумие. Я готов был молиться на этого Бога, только чтобы это не заканчивалось. А затем у него было соло. И я чуть не сдох. Из моего рта вырвался возглас, руки сжались в кулаки. Я не знал, куда себя деть, но от сцены глаз оторвать не мог. Наслаждался каждым его движением. И он меня заметил. Прозвучал как будто лязг. В момент стало тихо, басист что-то спрашивал, вокалист повернулся к Калленбергу. А Том смотрел мне в глаза. Он сказал: «Билл», - можно было прочесть по губам. Сняв гитару с плеча и передав её помощнику, спрыгнул со сцены и пошёл в зал. Я понял, что уже давно не у бара, а в толпе у сцены. Многие разошлись, кого-то Том отпихивал. Я стоял и думал, что это какой-то дебильный сон, но самый лучший в моей жизни. Гитарист усмехнулся, смотря на свою футболку, которую я надел, а потом схватил за неё и притянул к себе. Он не целовал меня. Он готов был меня сожрать. А я повис на нём, чуть не разревевшись от счастья. Какая-то фанатская мечта, только вот фанатом я не был. Он продолжил обнимать меня, сжимать в своих объятиях, целовать-жалить. И долго не отпускал. - Полтора года мы не виделись, - заговорил он, когда дыхания на поцелуи уже не оставалось. – Почему ты сбежал, идиот? Чего ты испугался? - Том, - я всхлипнул. - Придурок, - сказал беззлобно. – Никуда не смей деваться, стой где стоишь. Мне нужно доиграть концерт, а после – мы поговорим. И посмотрел на меня серьёзно и немного угрожающе. Я закивал, отпуская альфу. Он бегом пустился к сцене, взобрался на неё, взял гитару и продолжил. Очень многие смотрели на меня, как на инопланетянина. Я смущался, но как только Том стал играть, я забыл обо всех. Перед глазами был лишь он. Концерт закончился, кто-то облепил меня, задавая вопросы, что-то крича. Тайт оказался рядом и заслонил меня собой. У нас были бейджи, мы оставались на мит-энд-грит, поэтому охрана быстро всех левых вывела. Ко мне подошла девушка, прорвавшись через толпу, которая меня облепила и спросила, какой у меня билет. Она держала в руках допуск за кулисы для меня, по просьбе Тома, видимо. Я сказал, что у меня вип, я остаюсь и буду со всеми. Она кивнула и удалилась. Тайт смотрел на меня, а потом обнял, сказав: - Я догадывался. - Я сам не знал, что это он, пока не получил ту футболку на Рождество. - Да плевать уже. Народу было много, я сел не близко к ребятам, чтобы не смущать альфу. Теребил свой бейдж, смотря только на него. А потом вдруг как будто очнулся, услышав вопрос: - Кто был тот парень, ради которого был прерван концерт, и Вы пошли его целовать? Все посмотрели на Тома. Он даже не удивился вопросу, только немного хитро улыбнулся. - Это мой омега, - спокойно сказал, облизнув губы. А у меня дыхание спёрло. Я готов был задохнуться. Тайт очень сильно сжал мою руку, чтобы только не начать визжать от восторга. Я лишь дышал, как учили, будто второй раз рожаю: выдох-вдох. Какие были ещё вопросы, я не запомнил, в башке крутилась лишь фраза Тома, что я – его омега. Внутри меня бомбило, я весь трясся. Многие построились в очередь на фотографию. Я решил не спешить и встал одним из последних. Делали селфи и профессиональные фото. Передо мной к парням пошёл Тайт, что-то шепнув на ухо Георгу. Тот кивнул, улыбнувшись. А когда Тайт уходил, то басист шлёпнул его по заду, смеясь. Я продолжал трястись, когда меня позвали. И успокоится мне не дали, потому что как только я передал свой телефон Гео, Том схватил меня и начал целовать, не выпуская из рук. Парни ржали, а я обнимал его. Плевать мне на эти фотографии. Потом Том меня как будто в танце нагнул, всё ещё целуя. Я волосами почти достал пола. Затем прозвучала команда, я должен был уходить. Он бросил лишь: - Будь тут! Всех стали выгонять, нас тоже хотели, но я вцепился в Тайта, сказав, что он со мной и никуда не пойдёт, потому что так сказал Калленберг. Охрана уступила. Нас отвели за сцену. Я не успел ничего рассмотреть, как меня тут же обняли, и я будто нырнул в тёплое солёное море. Моё море. Выдохнул с облегчением, ощутив его запах. Парни что-то там кричали, Тайт пошёл к ним. Кажется, они пили. А мы стояли в тёмном уголке, просто обнявшись, молчали. - Ты сохранил её, - улыбнулся, смотря на футболку. - Почему ты ушёл? - Я уснул. А потом меня забрали. - Я вернулся, а тебя нет. Поднял на уши весь клуб. Билл, - он посмотрел на меня, чмокнув в губы, - поехали со мной в тур? Прямо сегодня. Сейчас. Бросай свою работу, свою квартиру. Места хватит. Я не смогу вновь отпустить тебя. - Том, я, - сил на то, чтобы сказать ему всё, просто не было. Я погладил его щёку, смотря куда угодно, только не в глаза. - Ты не свободен? Замужем? Что? - Поедем со мной сейчас, я отвлеку тебя только на час. Иначе меня разорвёт. Наверное, я умолял его в тот момент. Он понял всё по моему голосу. Том взял кое-какие вещи, попросил помощницу подать машину к клубу, сказав ребятам, что приедет сразу в отель. Приобнял меня за плечо и бодрым шагом вышел с чёрного хода. Там были фанаты, он уделил им внимание, пофотографировался, дал автографы и сразу прыгнул в машину, где я уже ждал его. - Я не знал, что вы настолько знамениты. - То есть, - он сделал удивлённое лицо, - ты не мой фанат? Я начал смеяться. - Нет, мой друг приволок меня тогда за компанию. Я знал о вас лишь с его слов. - Всё это не важно, - Том вновь приобнял меня, шепнув на ухо. На полпути я начал плакать, уткнувшись ему в шею, потому что понимал, шансов на продолжение этого вечера у меня ровно пятьдесят на пятьдесят. Я не знал, как Том относится к детям, поверит ли мне. Он может развернуться и уйти, не сказав и слова. А может и обрадоваться. Я предупредил маму. Когда мы приехали, я держал гитариста за руку, молясь, чтобы всё было хорошо. Надо, наверное, было сказать, но я решил: пусть увидит сам. Сели не спала. Я подошёл к люльке и улыбнулся ей. А потом посмотрел на бледное лицо альфы. Он застыл на пороге, потом сглотнул и подошёл ко мне. Я им не мешал, встал рядом, наблюдая, как Калленберг смотрит на собственную дочь. Понимал он, что это его ребёнок? - Как её зовут? – спросил лишь после десяти минут в тишине. - Селеста. Том взял малышку на руки и прижал к груди. А потом его лицо… оно будто преобразилось. Стало в момент счастливым, что ли, светлым. Я замер, не зная, что сказать или что сделать. Сели не плакала, наоборот, она будто почувствовала отца, словно тянулась к нему, потому что скучала. - Не надо волноваться, моя милая, - шептал Том, отчего я пришёл в восторг, - я здесь. Мы теперь не расстанемся. Он подозвал меня к себе, чмокнул, улыбнувшись. - Ты трижды идиот, - сказал, усмехнувшись. – Мне было не по себе, когда я сел в машину, я не знал, куда ты меня везёшь и что меня ждёт. И то, что я стал отцом, предположить не мог. - Как ты понял? – шепчу. - Это же моя кровь. Я чувствую её, как часть себя. Она чувствует меня. Неужели, когда ты берёшь её на руки, не ощущаешь её эмоции? Вы же омеги, вы должны быть ближе. Я задумался. Вполне могло быть, что моя тоска по альфе была частью её тоски. Но ведь она ещё так мала, она же ничего не понимает. Вдруг Сели заплакала, а Том начал её качать, утешая: - Я никуда не уйду, родная, никуда. Мы теперь всегда будем вместе. Она успокоилась уже очень скоро и уснула. Мы сели на пол прямо у люльки. Том взял меня за руки, поглаживая. Я еле видел в свете ночника его лицо. - Не знаю, какой жизни ты хотел, возможно, у тебя были планы. Но ночь со мной и рождение дочери ты явно не планировал. Я не отпущу тебя, Билл. Если ты откажешься сейчас ехать со мной в тур, я пойму. Кочевая жизнь не для каждого, ведь мы в туре по девять месяцев в году, а остальное время пишем альбом. Я полностью посвятил свою жизнь ребятам и музыке, но сейчас, увидев Селесту, почувствовав её, понимаю, что о большем мне и мечтать нельзя. Я встретил тебя. И если ты не осознал ещё, то ты мой, Билл. Мой омега. Я сам думал, что это бред собачий, что всё это выдумали для книжек и слезливых песен. Но я с ума сходил без тебя. Не скрою, я не был верен тебе, но каждый мой партнёр, каждая партнёрша терялись на фоне той ночи. Я лишь удовлетворял потребности плоти, хотя чудовищно тосковал по тебе, по тем ощущениям. И я понял, - он улыбнулся открыто, - понял, что был непроходимым дураком. Только слепой не заметит, только глухой не услышит. Я был слеп, глух и слишком глуп. Я хотел найти тебя, но не мог оторваться от ребят. И подумал, что как только мы отыграем тур, я приеду сюда. Но обстоятельства сложились иначе. Я надеялся, что ты найдёшь меня, что приедешь на какой-нибудь концерт. - Так и вышло. - Да, только спустя полтора года в этом же городе. Но теперь-то, - он сглотнул, - теперь всё будет иначе. Если ты не поедешь со мной сейчас, и нам придётся расстаться на время, ведь я понимаю, что для ребёнка такая «среда обитания» нежелательна, я заберу вас. Заберу к себе, или сам переберусь сюда, мне будет плевать, если ты или парни будут возражать. Я устал, Билл, устал ждать тебя, надеяться на то, что ты дашь о себе знать, что я увижу тебя на своих концертах. – Он сжал мои ладони сильнее. – Я внюхивался в каждую омегу, как параноик. Я искал тебя в толпе, имея лишь слабый порыв надежды, что ты объявишься. И я отчаялся, но сегодня, когда увидел тебя, такого красивого, такого воодушевлённого, понял, что нельзя было опускать руки. Я увидел твои глаза и понял, что это ты. Хотя знал лишь твой голос и запах. И ты не просто нашёлся, ты своим появлением принёс не только облегчение, ты подарил мне счастье отцовства. Том запнулся. Я подсел к нему и обнял. - Прости, что не был рядом с тобой. Я поцеловал его, пытаясь выразить в этом жесте всё, что накопилось, потому что словами сказать не мог. Так мы и сидели, в комнате, у детской люльки, при слабом свете ночника. Я поехал с ним. Каждый концерт, каждый такой вечер я умирал и воскресал, наслаждаясь их музыкой, энергией для публики, а та не оставалась в долгу. Я радовался как ребёнок тому, что парни нашли своё место в жизни, что их любят, и ими восхищаются. Поэтому отдача была с обеих сторон, бескорыстная и такая потрясающая, что меня почти укачивало от этих волн экстаза. Ажиотаж вокруг нашей дочери поднялся такой, что солист просто не выпускал её из рук, а потом, в отеле, когда все тусовались и пили, сидел и писал песни, так она его вдохновляла. Том позвонил своим родителям и рассказал, что в Портнорде у него нашёлся омега с ребёнком, что теперь мы его семья. Он обязательно привезёт нас, как только закончится тур. Тайт провёл с нами две прекрасных недели, а потом уехал домой, сказав, что с Гео они, конечно же, не пара, но было классно. А я путешествовал с немцами. Парни оказались очень весёлыми, меня восприняли с радушием. И, самое главное, я им пригодился. У меня открылся талант организатора, все восприняли мою инициативу с энтузиазмом. Том подарил мне весь мир. Я как рыбёшка открывал рот, смотря на очередной город, ведь за пределами Портнорда никогда не был. Я обожал смотреть, как он играет на гитаре, как кормит Сели. Я любил его с каждый днём всё больше. И был счастлив. Мне пришли фотографии с мит-энд-грита. Если парни на селфи улыбались, пока мы целовались, то профессиональное фото заценили все, сказав, что ему место на стене в студии. Том сделал выпад, наклонив меня, целуя. У нас были прикрыты глаза, а на лицах счастье. Я действительно волосами почти достал до пола. А парни все как один сделали умилённые лица, прислонив ладони к щекам, как будто постановочный кадр из фильма. Очень ржачно. А на последнем концерте тура в родной Германии, где они собрали огромный стадион, Том, наигрывая на гитаре, со сцены сделал мне предложение. И я сразу же согласился.