Узоры

Микеле очень часто посещали совершенно сумасшедшие идеи. Флоран уже давно привык, что его друг — тот ещё человек искусства, но иногда единственное, что он мог сказать на его действия, было: — Локонте, ты больной? — Немножко, — ответил итальянец, разглядывая фотографии и какие-то понятные ему одному зарисовки и эскизы. Они сидели у Микеле дома; точнее, сам Локонте сидел на полу, а Флоран примостился на диване. И они довольно громко дискутировали: момент был подходящий… — Я, конечно, всё понимаю, но я не понимаю, — с самой серьёзной миной заявил Фло. — Идея интересная, необычная… Так в чём тогда проблема? — Я же говорил, — протянул итальянец, — в последнее время ни одной нормальной модели не найти… С девушками у меня всё плохо! Нет, не в том смысле, то есть… Они капризные и ни черта не понимают! Ладно, я сам запутался. — Боже… — усмехнулся Фло, потянувшись. — Ты когда-нибудь успокоишь свою музу? — Ни за что! — фыркнул Мике. — Она, конечно, та ещё стерва, но… Ну вот! У меня даже с музой проблемы. Бабы — это зло, — он комично уронил голову на плечо. — Но идея-то тебе нравится? — Рисование тушью на теле… необычно, — кивнул француз. — Но в этом весь ты. Мне нравится. — Тогда посоветуй, что мне делать, — с новой силой завыл Локонте. — Пока меня вдохновение не покинуло… — А если взять мужчину? — вдруг спросил Флоран, вглядываясь в лицо друга, пытаясь предугадать его ответ. Теперь они поменялись ролями. — Мот, ты больной? — Нет! — совмещая возмущение и усмешку воскликнул Фло. — Сам же сказал, что модель в любом случае нужна! И если девушка — не вариант, то почему бы не пригласить мужчину? Микеле замер. В его взгляде словно что-то переместилось. Он посмотрел на друга как-то по-другому, словно что-то прикидывая… — А ты не хотел бы? — вдруг спросил он. Сказать, что Флоран охренел — значило бы промолчать. — Я? — Ну да, — улыбнулся Микеле, подскакивая. — Сам посуди: если даже и брать мужчину, то лучше, чтобы это был знакомый человек. А ты мой друг, с тобой будет гораздо легче… — Что-то не уверен я, — ошарашено покачал головой Мот. — Да и тем более, если ты фото будешь в сеть выкладывать, то это может спровоцировать много слухов. — Я только спинку! — взмолился Мике. — Твоего лица никто и не увидит! Ну на, посмотри, — он сунул ему эскиз. На белом листе были нарисованы чёрные цветы, оплетённые чернильными лентами. Спирали, завитки, звёзды… всё это сливалось в поразительный узор, покрывавший весь лист. Скептицизм во Флоране улетучивался очень быстро. Он любил рисование и признавал, что его коллега в самом деле очень талантлив, но рисование на коже… А, ладно! — Чёрт с тобой, — вздохнул француз, и его губы растянулись в улыбке. — Я согласен. *** Следующие дни выдались очень насыщенными. Не оставалось сомнений, что «Моцарт» стал очень значимым мюзиклом почти для всей Франции. В нём уже не видели что-то простое. Это было творение, которое надолго останется в памяти многих людей. И самих артистов, признаться, очень радовало такое развитие событий. Единственное, что омрачало их будни — это слегка покорёженные нервы и тотальный недосып! К концу недели Флоран уже еле переставлял ноги, мозги превращались в желе, и единственным желанием было как следует долбануться головой об подушку (или об стену, чего мелочиться?). Но он всё-таки договорился встретиться с Микеле в субботу, так что стимул прожить эту неделю был. Фло не понимал, почему для него так важно выполнить это обещание. Быть моделью… Даже звучит странно, тем более, если эта модель — Флоран Мот. Над всем этим витало странное чувство предвкушения, которому Флоран не мог дать объяснение. Он просто чувствовал, что этот вечер будет важным для них. Так как Моту определённо понадобится душ после художеств его коллеги, они условились, что по завершению «творческой работы» Флоран заночует у Микеле. Это было вдвойне приятно, так как Локонте в силу желания выдачи «моральной компенсации» мог бы накормить француза чем-нибудь повкуснее, чем то, чем питался Фло каждый будний день (ибо сил и времени на готовку у него просто не оставалось). В субботу, отстрелявшись по всем параметрам своей работы, Флоран четыре раза постучал в дверь квартиры Микеле. «Моцарт» открыл, и первым, что бросилось в глаза Моту, были донельзя довольная улыбка и игривый взгляд. — Чего такой довольный? — хмыкнул Фло, приподнимая бровь. Локонте улыбнулся ещё шире и легко сказал: — Просто рад, что ты пришёл. От столь обыкновенной, самой простой фразы (которую всего-то и произнёс его лучший друг!) Флоран очень смутился, пусть и неосознанно. — Мы же договорились, — буркнул он в ответ, резко отворачивая голову куда-то влево. — Понял я уже, что Вы у нас «мсье человек слова», — рассмеялся Микеле. — Входи уже давай. Ужинать будешь? — Ужинать? — удивился Флоран, снимая куртку. — Хотя да… — размышлял на ходу Мике, не замечая офигевшего гостя. — Тебе придётся минут десять-двадцать сидеть головой вниз… А с полным желудком это будет не комфортно. Да. Ну, ладно! — он вернул взгляд на Флорана и снова усмехнулся. — Сначала поработаем, а потом поедим, согласен? — Ага, — кивнул Фло, чувствуя, что неловкость потихоньку пропадает. Микеле, конечно, иногда заставлял его чувствовать себя странно, но… в конце концов, это же Микеле! Что такого странного в том, что именно он это придумал? Что странного в том, что он будет разрисовывать его, пускай лишь спину? Нет, чёрт возьми, на самом деле это очень странно! Флоран глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Противоречивость заставляла его чувствовать себя не комфортно, и Мике не мог этого не заметить. — Расслабься, Фло! — ободряюще улыбнулся он, легонько толкнув француза в плечо. — Ну, чего ты так, м? Как мальчик на приёме у зубного… — Не надо тут ля-ля! — отмахнулся Мот. — Зубные — это зло. Они  садисты, которые получают деньги за свою жестокость… — Слушай, я тоже слушал ту песню Стива Мартина, меня не удивишь, — прервал его Локонте. — В самом деле…. Ну хочешь, мы вина выпьем, чтобы ты расслабился? — У тебя вино есть? — не удивительно, что Флоран так быстро переключил своё внимание. Недёля была тяжёлой, он заслужил отдых… — Специально для тебя приберёг, — ответил Микеле с очередной усмешкой. — Ладно… Ну так что, налить тебе? — Один бокал, — выдохнул Фло с немного виноватой улыбкой. Менее чем через полчаса Мот чувствовал себя гора-а-аздо раскованнее, и вино, купленное Мике, играло в этом значительную роль. Но даже несмотря на хмель в сознании, крохотная частичка смущения всё равно оставалась в нём. Флоран чувствовал на себе пристальный взгляд Локонте, который словно уже представлял, какие картины он будет выводить на спине друга. Всё было готово: на полу было разложена куча белых листов, чтобы не запачкать пол и не портить антураж обычными газетами и журналами. Освещение было приглушено, чтобы во время фотосессии лицо Флорана не было слишком заметным (а Микеле знал, что француза может выдать даже его затылок). Были подготовлены тушь, кисточка и ещё один бокал вина — для перестраховки. — Ну что? — усмехнулся он. — Начнём? Сладкую дымку алкоголя словно кто-то сдул. Мот заторможено кивнул, невольно сглотнув, понимая, что назад ему пути уже нет. — Не драматизируй, — фыркнул Мике. — Страдать будешь, бегая с ножиком по сцене, а сейчас расслабься. Сказать это было легче, чем сделать. Флоран нервно провёл рукой по своей рубашке, задевая ногтями пуговицы. Руки, по непонятной ему причине, начали подрагивать. Наконец справившись с этим предметом одежды, Фло попытался снять её, но его движения были слишком резкими, так что он просто сдёрнул несчастную клетчатую ткань, оставив открытым лишь одно плечо. — Ты чего? — рассмеялся Микеле. — Я же тебе не татушку набиваю! Снимай до конца — замараешь ещё… Флоран послушно и на удивление спокойно отвёл руки назад. Рубашка, словно издеваясь над ними, начала сползать вниз, медленно и до безумия эротично… Микеле облизал губы. По телу побежали мурашки, когда кожу обдало прохладой. Мот буквально чувствовал, как Локонте разглядывал его обнажённую спину. И сейчас, к собственному удивлению (а может быть снова вина алкоголя?), француз почувствовал странное удовольствие от того, что сейчас на него смотрит именно Микеланжело. — Только не волнуйся, — шепнул итальянец. От тихого, шуршащего шепота Флоран залился краской и попытался расслабить напряжённые плечи. От осознания двоякости ситуации он не мог окончательно успокоиться, но и психовать не получалось вечно. — Уже лучше, — прыснул Локонте, видя волнение коллеги. — Не волнуйся. Я аккуратно… И он сделал первый осторожный мазок. Флоран чуть было не дёрнулся в сторону, но вовремя сдержал себя. Кисточка медленно прошла по коже, оставляя на ней прохладный влажный след туши. Это было странно, но до одури приятно. — Ой, — коротко выдохнул Микеле, — многовато… И Мот почувствовал, как сначала салфетка прошла по коже, а затем тёплое дыхание Локонте, словно ток, скользнуло по спине. Микеланжело легонько подул на первые мазки, замечая, какое смешанное чувство вызывают его действия. На это он мог лишь тихонько хмыкнуть. Микеле ничего не мог сделать, как обычные люди. Самые банальные вещи он был способен превратить во что-то совершенно безумное. И сейчас был именно тот случай. — Да что ты там малюешь, Буонаротти? — возмутился Фло, словно почувствовав улыбку друга. — Почти всё… — голос Микеле, томный и такой, к чёрту, ласковый, оказался совсем близко, горячее дыхание обожгло шею и плечо. Казалось, ещё немного и Локонте коснётся кожи поцелуем. Флорану казалось, что он чувствовал, как губы итальянца в какой-то немой мольбе что-то бессвязно шепчут, разгоняя воздух и раскаляя его до предела. Губы стали совсем сухими, и Фло судорожно провёл по ним языком. В глазах всё плыло и искрилось, Мот не мог соображать. Он забыл напрочь, где он, кто он и что сейчас вообще, блядь, происходит. Всё, что он мог, что он хотел ощущать, — это горячее дыхание «Моцарта» на своей коже. Похоже, сегодня Флоран Мот узнал много нового. Первое — одна из его эрогенных зон — это спина и затылок. Второе — это то, что сейчас он до безумия хочет своего лучшего друга, этого долбанутого, поехавшего, совершенно охрененного Микеланжело-мать-его-Локонте. Кисточка, уже давно ставшая сухой, продолжала уже бессмысленные движения по спине, вызывая во Флоране новые приступы безумия. — Я закончил, — услышал француз, как сквозь вату, — сейчас сфотографирую. Не двигайся. — Да делай уже, что хочешь! — чуть было не простонал Мот, но вместо этого сильнее сжал руки на своих коленях. В этот момент разум буквально на миг отрезвел, когда Локонте протянул ему фотоаппарат, на дисплее которого красовалась фотография. Дрожащими руками Флоран взял фотик и поднёс его к лицу, разглядывая узоры. Как странно… Казалось, что узоры на его спине сплетаются, подобно чёрным лентам, складываясь в… буквы? Мот сощурился. — Ну… как тебе? — в голосе Микеле слышалось плохо скрытое волнение, которое странно сочеталось с  его фирменной вальяжностью. — Красиво, — задумчиво выдохнул Фло. — Интересный узор, только… Договорить он не смог — слова комком застряли в горле. Флоран начинал соображать. Это и в самом деле буквы, просто очень талантливо обрисованные, от того и непонятные. И, постепенно приглядываясь, Мот смог прочитать фразу, которая, словно одна вспышка молнии, поразила его мозг. «Я люблю тебя» — было написано на коже, и вокруг этой фразы, образовывая своеобразную раму, виднелись красивые чернильные цветы. «Он хочет кому-то признаться?» — промелькнуло в голове француза, и лучшее, что он решил сделать — это просто спросить. — Микеле, ты… — начал было Фло, но договорить не смог. Голос сорвался на глухой стон, когда Мот почувствовал, как Мике коснулся губами его шеи, обводя линии, стараясь не касаться языком туши. Француз запаниковал и резко вскинул голову, чем Локонте не преминул воспользоваться, схватив коллегу за подбородок и разворачивая к себе. Секундный контакт глаз сменился трепетным поцелуем. Мот удивлённо приоткрыл рот, неосознанно пропуская шаловливый язык друга. Поцелуй слишком быстро стал пересекать ту мизерную грань, которая разделяла этих двоих. Всё держалось на самом краю, и Флоран понимал, что необходимо было остановиться и подумать. Но так трудно соображать, когда мягкие и настойчивые губы беспорядочно и страстно сминают твои собственные. Руки итальянца осторожно гладили оголённую грудь, вырывая из горла Мота сладостные вздохи. Когда Мике прикусил его губу, одновременно сжимая сосок, Флоран испустил глубокий стон, стискивая руками руки Локонте. Вторая рука Микеланжело уже скользнула к джинсам Мота, в которых уже давно стало тесно… Француз оторвался от губ друга, стараясь дышать ровно, но все его попытки терялись в новых стонах наслаждения. Когда тонкие пальцы итальянца коснулись уже болевшего от напряжения члена, а губы припали к шее, Флоран не выдержал и тихо вскрикнул: — М-Микеле… Ах! М-мы… — Тс, малыш, — чувственно прошептал Локонте в ответ. Он не мог позволить ему говорить, ведь если бы Мот попросил его остановиться, он не смог бы этого сделать. Продолжая ласкать его, Микеле начал целовать плечо, осторожно держа его за талию и аккуратно опуская на пол. Мике не ждал ответа, он надеялся хотя бы на то, что Флоран не убьёт его утром. Но руки француза плавно зарылись в светлых волосах, что давало «Моцарту» крошечную надежду… Даже если Флоран не любит его, Микеле хватит лишь одной лишь ночи, чтобы он почувствовал себя самым счастливым от того, что он способен доставить любимому человеку столько наслаждения. Но на этом сюрпризы для Мике не кончились. Выгнувшись от очередной ласки, Мот громко простонал, притягивая Локонте ещё ближе к себе. — Продолжай… Я… — он захлебнулся стоном и решил не тратить силы на разговоры. Это настолько ошарашило Микеле, что он приостановился, что буквально вынудило француза приблизить его лицо к своему. Тёмно-карие глаза сейчас по цвету напоминали горький кофе. И обжигали они не меньше. Флоран притянул Локонте к себе, увлекая в новый поцелуй. И в этот раз вёл он. Мот покусывал губы друга, тут же зализывая крохотные ранки и трещины, переплетал языки в жарком танце, и сам же стонал от этого. Отстранившись от него, Фло прильнул к его шее, покрывая её нежнейшими поцелуями, которые как будто отпечатывались на коже. А Микеланжело всё не мог поверить. — Ф-Фло, — прошептал он, всё ещё пребывая в шоке. — Ты?.. — Не думаешь, что слова не очень сейчас нужны? — фыркнул Мот в ответ. Микеле хотел бы сказать ещё хоть что-нибудь, но сам понимал, что сейчас слова нужны им были меньше всего… Послав все к чёрту, итальянец прильнул к своему любовнику, заставляя его с новой силой стонать и выгибаться под своими руками. На каждое его действие Флоран отвечал так же жарко и нежно. Так умели только эти двое. Последнее, что нарушило тишину в эту ночь, была короткая фраза Микеле, которую он произнёс уже лёжа в постели, прижимая к себе спящего любовника: — Ti amo, mio Salieri… — Я тоже люблю тебя, мой безумец… — мысленно ответил Мот, проваливаясь в самый сладкий из своих снов.