Джонни в царстве женщин

Джонни чуть приоткрыл глаза, но тут же снова зажмурился: солнце светило прямо в лицо. Не иначе как вредина папа прокрался в джоннину комнату и распахнул занавески... Ну, так и есть: вон он, показался в дверях. — Товарищ, солнце встало, вставайте и вы! Джонни рассмеялся: здоровский у него папа! С одной стороны, ужасно заботливый и хозяйственный: дома у Воробьевых всегда чисто и пахнет пирогами. С другой, папа — хороший специалист, его очень уважают в библиотеке (папа работает старшим библиотекарем). С третьей — ну кто, кроме папки, может так забавно говорить самые обычные вещи! Самый лучший папа на свете! Конечно, Джонни немедленно захотелось вскочить, сделать утреннюю гимнастику, потом слопать десяток-другой папиных блинчиков... Но он натянул одеяло на голову и капризно заявил: — Хочу еще поспать! Будишь ни свет ни заря! У него бывали такие «взбрыки». Папа говорил, что это нормально для его возраста — из-за гормональной перестройки организма. Мама, услышав это, хмыкала и снова утыкалась в «Советский спорт», а дядюшка Эдуард Валерьевич заводил нудную нотацию, что во времена его детства у мальчиков ничего подобного не было. — Угадай, а за кем только что заходили братья Дорины? — Уау! — воскликнул Джонни, взлягнув жеребячьими ногами, скинул одеяло и вскочил. Папа лукаво улыбнулся вослед и принялся убирать джоннину кровать.

***

Домой Джонни вернулся уже в сумерках. Сняв сандалеты, собрался на цыпочках прокрасться в свою комнату — и был остановлен строгим папиным окриком: — Евгений! На кухне собрались все. Папа разбирал гречневую крупу для каши, поминутно с укоризной посматривая на Джонни. Мама пряталась за газетой, какое у нее сейчас настроение — шут знает… А дядюшка Эдуард Валерьевич со страданием во взоре глядел на племянника, обиженно поджав губу. Даже карты бросил раскладывать (он каждый вечер гадал на свадьбу). Дядюшке недавно исполнилось двадцать восемь, он был до сих пор не женат, и поэтому часто обижался. — Евгений! — громогласно воззвал папа и покосился на маму. — Поступили сведения, что ты сегодня днем вероломно проник в кладовку и украл таз для варенья. — Не украл, а взял на время! — взвился Джонни. — Взял без спросу — то же, что украл, — возразил папа. — Из-за этого Эдик не смог сварить варенье и угостить Гликерию Викентьевну. Гликерия Викентьевна — лекторша из Москвы, «добрая знакомая» Эдуарда Валерьевича. А проще говоря, невеста. Джонни дернул плечом, что можно было расценить как «Подумаешь, большое дело!», а вслух сказал: — Пусть завтра сварит! — Завтра?! — дядюшка аж взвизгнул. — Гликерия уезжает последним поездом! Она наверняка обиделась. Ничего не сказала — но я же вижу, я ей давно обещал крыжовенное варенье… Джонни покосился на чашку с нарезанными зелеными ягодами. — Джонни, зачем тебе таз? — спросила из-за газеты мама. — Чтобы отомстить мне! — снова влез Эдуард Валерьевич, будто его спрашивают. — Я же настоял на домашнем аресте на прошлой неделе за все его подвиги. Носится по кустам, как какая-то девчонка! Вырастили помощника… — Эдуард, подожди голосить, — поморщилась мама, откладывая газету. — Джонни, может, таз нужен для хорошего, важного дела? — Для важного! — обрадовано поддакнул Джонни. Мама молоток, всегда его понимает! — Мы ловим бобра. — Кого? — простонал Эдуард Валерьевич. — Кто — мы? — уточнила мама, не изменившись в лице. — Ну, братья Дорины, Сережа Молодец, длинная Вика, коза Липа… — дядюшке Джонни не стал отвечать. — Коза — это понятно, — в глазах мамы прыгали смешинки. — А Вика-то как связалась с вашей... э-э-э... безалаберной мальчишечьей компанией? — Она у нас как раз главная командирша, — объяснил Джонни. — Я вчера бобровый след нашел, сегодня кол-ле-ги-аль-но его решили ловить, а таз — лучшая ловушка… Ящик-то бобер прогрызет. — А почему ты нас не спросил? — строго поинтересовался папа. Джонни отмахнулся: — Долго бы пришлось объяснять! — Ну, ты с этим быстро справился, — мама посмотрела на наручные командирские часы. — Итак, всё разрешилось. — Не всё! — не захотел униматься Эдуард Валерьевич. — А как же мое варенье? — Ну, дя-я-ядечка, — ласково сказал Джонни. — Завтра таз будет у тебя, а с вареньем мы все тебе поможем: и я, и Сережка, и братья Дорины… Не последний же раз твоя невеста к нам приезжает, — и хихикнул, увернувшись от подзатыльника. — А как же, гм, душевные муки оставшейся без варенья Гликерии? — в глазах мамы снова заплясали смешинки. — Есть идея! — Джонни снова помчался на улицу под негодующие папины вопли и мамин хохот. До отправления вечернего поезда в Москву он успел. Заметив у первого вагона невысокую фигурку Гликерии в мешковатом костюме, кинулся туда. — Гликерия Викентьевна! — выпалил мальчик. — Дядюшка вас любит! Не обижайтесь из-за варенья! — и помчался домой. Лекторша рассеянно посмотрела ему вослед и зашла в вагон. Джонни бежал по вечерней улице, звонко щелкая сандалиями, а за спиной у него лукаво улыбался желтый месяц.