Размывчатая реалия

Это происходило каждую ночь. Как можно тише он старался открыть свою маленькую пластиковую баночку, как можно незаметней глотал пару таблеток, быстро прятал ёмкость обратно под подушку и засыпал. Крепко. Счастливо. И Королева-ночь благоговейно скрывала во тьме неверные поступки, забирая его себе – целиком и полностью. Он был в её власти и не хотел терять того дара, что она так легко отдавала. Хотелось этого всё больше и больше, хоть сам себе и не мог в этом признаться. Казалось, это было ниже его. Но разве не все люди равны перед счастьем? *** - Ну, привет, мой милый! – нежно обнимала «Кейко» своего сына, улыбаясь его «пробуждению». - Здравствуй, братец! Как дела там? – со смеющимися глазами спрашивал «Йо», играя с прядью волос, которая непослушно выбивалась где-то на уровне плеч. - Да всё хорошо, - тяжело вздыхая, всегда говорил Хао. Он не хотел признаваться в своём разочаровании. Конечно, все из этого мира это понимали, но сам Асакура не хотел в это верить. Пытаясь себя обмануть, он каждую ночь приходил к этой вымышленной семье. Так, просто. Чтобы они не грустили. Чтобы придуманный Йо не мёрз в одной юкате на крыльце дома, чтобы несуществующая Кейко не роняла слёзы, нарезая помидоры для салата, чтобы псевдо-Микихиса не надевал кукольную маску радости. Но на самом же деле Хао слепо шёл на зов сердца, он слепо потакал желанию быть счастливым и понятым. Здесь все было настоящее. И не важно, что всё это снится. Важны лишь ощущения. Покой, радость, искреннее удивление. И никто никого не обманывает. Каждый день они друг другу дарили улыбки. Как же было тяжело просыпаться в холодной реальности. Как же легко было с головой окунаться в тёплую иллюзию. *** Тихо. Совсем тихо рядом с кроватью сидела хрупкая юношеская фигурка. Ссутулившись, он грустно смотрела на спокойное и сияющее каким-то внутренним светом лицо брата. Тогда, в палате, смотреть на него было страшно. Тому была причина: мертвецкая бледность и холодная кожа. Сейчас же один взгляд на него вызывал ужас и желание скорее зажмуриться и забиться в какой-нибудь укромный уголок. Конечно, было понятно, что творится с братом, почему он так ворчит, когда его кто-то будит. Йо же не идиот. Они же братья, в конце концов! Хао не догадывался и вряд ли это произойдёт… Но Йо понимал его без слов. Глаза брата говорили ему всё, что никакие слова никакого языка не выразят. И от этого становилось лишь больнее. Иногда ему казалось, что он даже видит ту вымышленную семью. Иногда ему казалось, что он слышит их тёплые разговоры на диване и эти красноречивые взгляды. Хотелось ли Йо, чтобы и в его семье было также? Безусловно. Но только этого никогда не произойдёт. Куча барьеров, настроенных за всю историю семьи Асакура, ворох недопониманий… И рука Йо сама гладит брата по голове, нос утыкается в тёплую щёку. Парень жмурится настолько сильно, насколько может. Обнимает плечи покрепче (сейчас брат точно не проснётся – слишком большое воздействие оказывает на мозг лекарственный препарат, что прямо сейчас лежит под подушкой) и старается не заплакать. «Как больно». Рука останавливается в паре сантиметров от баночки – нет. Он не позволит брату лишиться семьи. Ничего, что вымышленной. Его брат будет счастлив, и пусть амбиции подождут. Он не хочет снова видеть ту безграничную тоску, что плескалась во всём естестве брата до того рокового боя. Пусть он будет счастлив. Даже если придётся самому стать тенью.