Модный приговор

Атмосфера в комнате накалялась с каждой секундой. Шторы были плотно задвинуты, а за одиноким столом восседали два бывших противника. На кону было поставлено все: гордость, честь и самолюбие. Гилберту никак нельзя было проиграть, ведь его честь — это синоним его жизни. И похоже северянин это знал намного лучше самого Пруссии. Вот он видит как Россия из-за своих карт хитро поглядывает на него. Пристальный взгляд фиалковых глаз смотрит ехидно, и где-то в глубине их спрятан триумф. Это жутко раздражает. Будто Брагинский уже заранее знает, кто победит. Но, увы, его мнение было не в пользу Байльшмидта. Нервный взгляд в сторону соперника и второй на свои карты. Тройка. Маленький шанс на победу и большой на проигрыш. Снова косой взгляд на русского. Чёрт, эта улыбка даже хуже глаз! За четыре партии, что в итоге дало ничью, Пруссии казалось, что проигрывал Иван специально ради этого момента. Но отбросив все сомнения и с мыслью: «Бог любит троицу», он сказал то, что отчаянно не хотел слышать: — Вскрываемся. А Россия, словно ждал этих слов на низком старте, с хитрой рожей бросил на стол карты. Особо в них не вглядываясь, чтобы отсрочить чувство превосходства или же унижения, он кинул свои карты. Но по выражению лица Ивана, Гилберт догадался что, что-то тут не так. И со всей смелостью посмотрел на карты Брагинского. По шее быстро пробежалась капелька пота. Стрит… *** — Ну, Калининградушка, выходи! — поставив руки рупором, Россия уже несколько раз звал экс-Пруссию. Тот, услышав желание, тотчас забаррикадировался в ванной, перед этим смачно выругавшись на немецком и русском, посылая Ивана в чью-ту matter. А про карточный долг он и слышать не желал. Сам Брагинский считал своё желание самым что ни на есть нормальным. По крайней мере для любовников. — А вот хрен тебе! Не буду я это выполнять! — глухо раздалось из-за двери. Россия вздохнув, отошёл и присел на стул. Похоже, Гилберт отчаянно не хотел выполнять это желание, что даже не стал ругаться из-за своего нового имени. Но Россия был бы не Россией, не продумав все заранее. И сейчас он, снова посмотрев на дверь, задумчиво бросил: — А жаль… Я думал, что недельный отпуск в пятизвездочном отеле на Гавайях тебе бы не помешал. — Я же сказал, что… — громкий вопль прусса вдруг остановился. Видимо, информация дошла до мозга. И сейчас Байльшмидт тщательно обдумывал все «за» и «против». А Ваня с улыбкой крикнул в сторону ванной: — В тумбочке, на нижней полке, чёрный пакет. После нескольких долгих минут раздумий, в ванной раздался скрип открываемой дверцы. Что ж, шах и мат, герр Байльшмидт. Спустя десять минут. Дверь ванной чуть приоткрылась. Гилберт ну никак не хотел выполнять это желание, но халявный отпуск сделал своё дело. Если бы ему не обрезали карманные расходы (да будут прокляты Германия и Россия), то он сейчас бы и не отдувался за неделю бесплатной выпивки и июльского моря. Вдох, выдох. «Прости, Фридрих…». Гордость бывшего тевтонского рыцаря нервно пошатнулась. Иван уже не надеялся на то, что дверь откроется. Но когда послышался звук внутреннего замка, то быстро ровно сел на стул. Все-таки этого он ждал не только из-за удачного момента поржать. Ему уже неделю хотелось сказать Гилберту, что пора бы разнообразить их половую жизнь, но удачного момента так и не было. До сегодняшнего дня. От увиденного Иван со всей своей выдержкой внезапно охренел. Короткое чёрное платье горничной отлично сидело на немце. Юбка разлеталась во все стороны вместе с фартуком, открывая вид на стройные ноги. Рукава закрывали лишь плечи, которые без военного мундира выглядели очень… Хрупко? Ткань на месте груди висела, но от этого картина была даже лучше. На белоснежных волосах покоился такой же чёрно-белый маленький чепчик. Шею украшала тонкая, сантиметровая лента. Но к последнему судьба Брагинского не готовила. На ногах Пруссии красовались чулки и чёрные туфли. Последнее Иван положил чисто по приколу. Но, похоже, альбинос об этом благополучно не догадался. Все лицо Гилберта заливал малиновый оттенок, губы были сжаты, а глаза смотрели куда-то в угол. Отойдя от ступора, Брагинский почувствовал, что на него быстро наплывает возбуждение. — Гил… А тебе идёт. Сам Байльшмидт вспыхнул ещё сильнее и гневно вперил свой взгляд на русском. — Я знал, что ты извращенец! — громко заорал прусс. — А теперь гони мой билет на Гавайи! — Со всем своим «важным» видом, он протянул руку за обещанной наградой. Особо не слушая требование альбиноса, Россия встал и медленно подошел к любимому. Взяв того за руки, он томно прошептал: — Гил, а хочешь к путевке бонус? *** Пруссия проснулся на следующий день в полдень. Он даже забыл как уснул после той бурной ночи. Потянувшись, он охнул от неожиданности. Вся задница неимоверно болела, из-за чего Пруссия засомневался, что сможет ходить. Но воспоминания давали знать, что боль эта была приятной. — Эй, Калининград! — заговорило что-то рядом. — ААААА!!! — истошный вопль разнесся по всему особняку. Через минуту уже раздался крик боли. — За что? — Россия обиженно потер голову, в которую миг назад прилетел нехилый удар. — "Эй" зовут свиней! — злобно зашипел Гилберт. Потянувшись, чтобы ударить Брагинского, он болезненно вздрогнул и покатился на бок, словно Неваляшка. — Ты чего? — спросил Иван, но сразу же догадавшись, - Что, ноженьки не ходят? — Заткнись! Я, может, инвалидом на всю жизнь останусь! — обиженно пробубнил Пруссия. Россия далеко не догадывался, каково быть пассивом. — Ладно. Но так как я обещания свои держу, то вот. — Пошарив в кармане брюк, Брагинский достал конверт и протянул его Байльшмидту. Тот, почуяв добычу, быстро схватил конверт и так же молниеносно ее вскрыл. Долгожданный билет на Гавайи. От счастья из глаз Гилберта полетели искры. «Фридрих, игра стоит свеч!». Но за путевкой что-то подозрительно зашуршало. Взгляд прусса упал на второй идентичный билет. — Что за…? — Ну я же говорил — бонус, — счастливо завершил мыслительный процесс любимого Иван. А ведь костюм горничной уже был в чемодане…