Fall in Love

Ей еще никогда не было так легко – ничего не болело, не беспокоило, исчезла тревога. Воспоминания смазались – вот всё дико болит; после боли – темнота, из нее проступает сцена; она слышит шопеновскую балладу, видит Косея. Ей почему-то очень хочется сыграть с ним в дуэте, исполнить обещание... Баллада – фортепианная, Косей и сам справится! Но она не сдалась, не уступила – как никогда и никому не сдавалась. Ей показалось, что она сама превратилась в скрипку, прониклась Шопеном до самых-самых глубин. И заиграла, даже не зная нот... И Косей как-то смог увидеть ее. Она легко читала такое знакомое страдание на его лице, тоску... безумное желание удержать ее на Земле? Неужели?.. Она смогла понять чувства в его мелодии, смогла услышать шепот его мыслей – как-то. Косей действительно...? А потом всё исчезло. Она оказалась в каком-то месте, похожем на луг – только в отличие от обычного луга небо, «земля» и вообще всё вокруг было залито спокойным золотистым светом. Солнца не было – это не был день, это не была ночь. Лишь свет, трава и неизъяснимое спокойствие. И женщина, которая лежала на траве с закрытыми глазами и спокойно дышала. Ее черные волосы растрепались, а лицо было спокойным и расслабленным. И каким-то странно знакомым. Она подошла поближе и, присев, потрепала женщину за плечо. Та открыла глаза и, приподнявшись на локтях, вгляделась в нее. – Каори Миязоно, – представилась Каори. Женщина улыбнулась: – Знаю. А я Саки Арима. – Так вот почему Вы показались такой знакомой! – Каори осеклась. – Постойте. Если Вы – Саки Арима, мать Косея, тогда я... и моя операция... – Да, Каори, ты права. Для девушки все стало на свои места: и то последнее выступление, и поразительная легкость, вот только... – А что это за странное место, госпожа Арима? – Если бы я сама знала! – посмеялась Саки. – Ни рай, ни ад, – ничего, о чем бы мне рассказывали. И да, какая я здесь тебе госпожа? Мы даже выглядим как две сестры, почти одногодки. Каори и Саки правда были равными в этом месте: от их болезней не осталось следов, женщина словно помолодела, вернулась в далекую, почти забытую юность. – Так значит... – Каори вновь осеклась, и тут она вспомнила кое о чем важном: – Значит, так! Что Вы... ты!.. сделала со своим сыном?! Ты же знала, как больно ты ему делаешь! Как он хотел тебя порадовать! А ты растоптала его детство, ты даже кошку у него забрала! – Почему-то это показалось Каори особенно важным. – У тебя ведь было столько времени, чтобы любить его... У меня вот времени почти не было. Саки понурила голову. – Я правда-правда любила его... – начала она тихо. – Но вместе с тем – я боялась. Боялась, что он не справится без меня. Не справится без музыки! Моя болезнь заставила меня паниковать, забыть обо всем. Я ведь – не ты. – Саки взглянула на Каори: – А он не справился именно без тебя. Спасибо тебе. – Справится ли он без нас обеих?.. – шепнула Каори в пустоту. Они говорили еще о многом: о музыке, любимых композиторах, о детстве друг друга: Каори узнала, что Саки Ариму сначала заставляли ходить в музшколу, но потом она полюбила музыку и поступила в консерваторию. А Саки удивилась, когда узнала, что девушка любила ее сына с самого детства, что они с ней пересеклись на первом выступлении Косея. Напряженность между ними исчезла, и они говорили и говорили... А потом, когда все слова кончились, на Каори что-то нашло, и она решила помолиться так, как всегда молилась перед тем, как играть. – Эти слова мне как-то приснились. Не знаю, что они значат, но чувствую, что это – молитва, – объяснила она Саки и, встав на колени, произнесла: – Elohim Essaim, Elohim Essaim, молюсь к вам! Тишина вокруг них затрепетала; казалось, что сам свет стал ярче, из спокойного сияния превратившись в играющие солнечные блики. А потом явилась музыка, какую Каори не смогла бы сыграть: ей казалось, словно эта музыка была источником всякой другой в этом мире. И тут среди звуков она почувствовала слова, обращенные к ней: – Ты звала Меня, дитя? – Кто ты? – Я – это Я. Каори не стала упорствовать, смирившись с таким ответом. – А где мы? Это ведь не рай? – Каори помедлила. – И уж точно не ад, – улыбнулась она. – Вокруг не рай, но ведь ты его чувствуешь внутри себя? Ты любишь, а тот, кто любит, познал Меня, и он в раю, которого никто у него не отнимет. Ни смерть, ни жизнь, ни болезнь. – Извини за дерзость, но Ты сказал не всё. Я люблю, но и страдаю: скажи, что будет с моей любовью? Справится ли он? Придет ли ко мне снова?.. Больше Каори Его не слышала. На этот раз музыка обратилась к Саки: – Не бойся, дитя. В совершенной любви нет страха. Любишь ли ты сына? – Я не знаю, – прошептала Саки. – Всегда думала, что люблю, но... – Ты призвана к любви. В ней – твоя жизнь и жизнь тех, кого ты любишь. Не бойся, никогда. Будь в этот раз светом для своего сына. Обещаю, теперь смертельной болезни у вас не будет...

~***~

Это снова был день, когда Косей Арима впервые выступал перед публикой. Он был очень счастлив, что всем понравилось, а особенно – маме. Она сказала, что очень гордится им, и купила сладкую вату. Так что Косей был рад вдвойне. Когда они пришли домой, мама с папой устроили ему праздник! А потом можно было даже не играть на фортепиано, а пойти отдохнуть и поиграть с друзьями на улице. Он так забегался с Цубаки и Ватари, что когда вернулся – не мог отдышаться и сразу рухнул на кровать. Это был сумасшедший денёк! Косей начал уже засыпать, как в их дверь позвонили, и спустя секунды его окликнула мама: – Косей, выходи, тут к тебе! Он неохотно встал и поплелся к выходу. Подняв глаза, он увидел девочку в розовом платье, которая широко ему улыбалась. – Эм, привет? – промямлил мальчик. – Я Косей Арима. – Будем знакомы, Косей Арима! – ответила девочка. – А меня зовут Каори Миязоно. Я живу тут недалеко. Мне очень понравилось, как ты сегодня играл! – Косей засмущался. – Сыграешь что-нибудь для меня? Пожалуйста! – Ну, если мама не против... пойдем к фортепиано. – Он был немного шокирован от внимания незнакомой девочки и поэтому не замечал ничего вокруг себя. Не заметил он и того, как двое музыкантов – женщина и девочка – понимающе подмигнули друг другу.