Атлас

Мы привыкли отделять день от ночи: сигналом будильника, закрытыми шторами и условным обозначением времени. Но правда в том, что ночь всегда следует за днем, с тех самых пор, как, парой минут позже, ночь появился на свет. Ночь был очаровательным русым мальчиком, который очень любил играть с Днем в догонялки на рассвете. Они с Днем выдумали для себя имена, отличные от тех, которыми их наградили люди. День называл Ночь Дэном, а Ночь называл День Филом. Ночь был похож на девчонку, но Дню просто не приходило в голову дразнить его; они не могли быть рядом все время, таково было их предназначение – быть самим временем, рамками для людей, которые слагали о ночи страшные легенды, выдумывали монстров, населявших душу маленького Дэна, и радовались приходу нового дня. Маленькому мальчику было страшно, он боялся монстров-болезней и страшных тварей, более древних, чем само время. Он не хотел быть ночью, не хотел быть на своем месте один, зажимать уши и слышать шепот об очередной легенде в своей голове. Фил нарушал правила, приходя яркими вспышками на небе (люди вновь списывали это на богов), и утешал. Монстры боялись его. А Дэна – любили. И Дэн начал дружить с монстрами, которые появлялись по воле людского воображения. Эти людские творения казались ему симпатичнее, чем их создатели. Но были среди них и исключения – люди, а иногда и целые народы, обращавшие все свое внимание к Дэну и звездам. Им Ночь охотно помогал, рассказывая о созвездиях. Мечтатели и страждущие влюбленные избрали Дэна как того, кто мог прислушаться к ним. И Дэн слушал. Грабители и убийцы не интересовали его не потому, что он был бессердечен или беспечно относился к людским жизням. Ему было велено не вмешиваться. Как-то ночью он до самого утра разговаривал с маленьким мальчиком, который сидел на остатках шлюпки (чем-то, отдаленно напоминающем металлический каркас) посреди бескрайнего Тихого Океана. Мальчик принял его за добрую фею, умолял помочь и защитить, смотрел голубыми глазами, так сильно похожими на глаза Фила, и снова молил. Дэн лишь покачал головой, прощаясь с Найджелом и уступая свое место Филу. Фил приходил на рассвете. Мальчик-ночь улыбался, позволяя Филу снять маску со своего лица. Фил был единственным существом, которому было позволено видеть Дэна без маски. И каждый раз, когда Фил снимал ее, он словно бы случайно проводил рукой по щеке мальчика. Рассветы всегда были медленными (отчасти из-за того, что так хотелось Филу) и от этого еще более любимыми. Дэну не хотелось уходить, он оставался полупрозрачным месяцем на посветлевшем небе до тех пор, пока Фил хитростью не отправлял его спать. Они встречались снова и снова, а сейчас на коленях Дэна лежал блокнот в темном переплете из талантливо выделанной кожи, на раскрытых страницах была зарисована карта созвездий. Мальчик сжимал в руке белый карандаш, указывая на очередную звезду: – Сириус. Самая яркая в своем созвездии. И одна из самых близких к нам. Дэн без особого труда нашел звезду и на небе, которое знал даже лучше, чем карту в собственноручно созданном атласе. Атлас был плодом долгой и кропотливой работы, Дэн потратил на него почти всего себя и частичку Фила – белые карандаши были его подарком. Небо было огромным, оно было больше чем что бы то ни было и Дэну хотелось знать все о каждой сверхновой, о черной дыре и о том, есть ли где-то там, в другой вселенной, жизнь. Он чувствовал, что должна быть. – Мне бы хотелось иметь свою планету. Фил смотрел с интересом, хотя еще минуту назад вертел в руках маску Дэна, считая на ней звезды. – У нас есть целая планета под ногами! – Но я даже не знаю, что это такое – ходить по ней, играть в снежки или, не знаю, упасть в лужу? – Тебе так хочется упасть в лужу? – Фил задевал рукой очередную звездочку на маске, и она начинала светиться ярче, словно впитывая в себя свет, исходивший от него, – Их стало на три больше. – Мне хочется научиться дышать полной грудью и чувствовать в руках что-то кроме облака. – Чувствуешь? – Фил берет его за руку, а затем сжимает руку Дэна между своих ладоней. Дэн чувствует. Тепло пальцев Фила и свет, который тоже греет. Фил думает о том, что Дэн превращается в яркую звезду. Под ногами Дня и Ночи мерцали огнями многомиллионные города. Давно прошло время монстров, лишь Пиковая дама и вервольфы появлялись время от времени, когда дети рассказывали страшилки у костра. Время неслось вперед с огромной скоростью, Фил уже не в шутку называл их обоих «динозаврами», потому что со счета возраста они сбились еще пару тысяч лет назад. Небо почти всегда теперь затянуто тучами или парами от вредоносных заводов. В городах одинаково светло ночью и днем, до вспышек в небе никому нет дела. Раньше Дэн любил дни летнего солнцестояния и белые летние ночи, когда Фил приходил намного раньше. Они вместе давали названия планетам и любовались ими через подзорную трубу, такую же темную, как и все вокруг Дэна. Мальчик держал трубу для своего юноши-солнца, иначе быть просто не могло: свет, исходивший от рук Фила, разрушал вещи, созданные Дэном из тьмы ночного неба. В атласе были отмечены планеты с теми названиями, которые дали им Дэн и Фил. Так, например, планета под названием "Сьюзан" имела плотную оболочку из газа и сложное название из комбинации цифр у людей, но маленькому Дэну никто не мешал назвать ее именно так. Теперь Фил проводит с Дэном ночи, забывая об обязанностях из-за простого: – В твоих глазах очень красиво отражаются звезды, но обычно они меркнут рядом с рассветом. Последствия подобных шалостей необратимы, но если смог мешает видеть, имеет ли значение то, что солнце не заходит за горизонт? Мальчик-солнце, не растерявший своих веснушек спустя века, улыбается и сжимает руку Дэна крепче, переплетая их пальцы. – Люди называют это «замочком». Дэну было это известно, но он молчит, стараясь не думать о влюбленных, с болью отзывавшихся о переплетенных пальцах и поцелуях; он молчит, вспоминая, как Фил учил всему, защищал и берег. Они были созданы друг за другом, друг для друга – и ни для кого больше. Сейчас Дэну больше всего хочется потерять ключик и держать Фила вот так, за руку, все оставшееся время. До рассвета еще далеко, а позади их – великое множество. С прогулками по облакам, почти-падениями и невыносимо нежными касаниями. Фил болтает ногами над пропастью и далекими мегаполисами, совсем рядом пролетает самолет. – Помнишь, как мы строили облачные замки? Дэн помнит это слишком хорошо. Все начинается высоким облачным замком, а заканчивается игрой в «снежки». Только вот даже снежная туча – не сугроб. Они лежат под звездами, рассвет еще только чуть теплится над горизонтом. Дэн проводит рукой по волосам Фила, они больше не рыжие, поблекли вместе с солнцем, вечно спрятанным за тучами. – Сейчас в твоих глазах больше, чем одна наша вселенная. Фил отводит взгляд, смущенный таким внезапным комплиментом от Дэна. Ночь перекатывается на другой бок и приподнимается, смотря Филу в глаза. – Ты много знаешь о поцелуях? Дэн не слушает ответа, Дэн просто наклоняется и целует, понимая, что ему очень тепло, потому что Фил всегда был теплым, а теперь он близко и его много. От прикосновений Фила к его одежде она начинает немного дымиться, но это не смущает. Они оба знают, что близится конец их сказки и приключения длиною в тысячелетие. Дэн указывает на падающую звезду. Фил улыбается, целует его в щеку и говорит: – Загадывай желание. Звезда пролетает слишком близко; горы рассыпаются на части, моря выплескиваются из берегов, забирая и унося в пучины водоворотов дома, лежаки и цветастые пляжные зонтики. В тихом океане идет ко дну лайнер, по размерам превышающий Титаник, только оплакивать пассажиров больше некому, не появится заметок в газетах и памятника тысячам безымянных. Желание Дэна сбывается, правда, он больше не мальчик-ночь. Сбывается очень далеко, за сотни световых лет, когда на самой обычной железнодорожной платформе (которая даже не носит знаменитый номер 9 и 3/4), Дэна крепко прижимает к себе Фил. – Рад, что ты не пиксельный больше.