Я помню

Slow Kids At Play – Impossible

      Я помню тот день. Внутри все перевернулось, когда тренер с утра нам рассказал об аварии. Я не мог найти себе места. Помню, как смотрел на мрачные лица сокомандников. Помню, как никто не мог сосредоточится на игре, мысли попросту были заняты другим. В конце концов, даже не закончили утреннюю тренировку, а на дневную просто не пошли, потому что голова была занята иным. И на уроках я не слушал, и не потому что спал, а потому что в голове роились такие обжигающе противные и мерзкие мысли, что плакать хотелось до боли, и горло то и дело сжималось, даже расслабить было сложно.       В больницу ехали все молча. Ячи плакала. С самого утра у нее глаза были на мокром месте. Голос ее уже давно сел. Я видел, как Киеко еле держится, но даже ее лицо уже было опухшим, и я догадался, что она старается держаться ради нас - чтобы нам не было еще хуже. Все были на пределе.       В палату нас не впустили. Но никто не решился идти после этого домой. Все остались. И как бы тренер не упрашивал, мы только молча сидели, не двигаясь. Минуты тикали, мне уже давно не хотелось плакать. Хотелось просто войти в палату и увидеть его наконец. Увидеть его живое, радостное лицо и понять, что зря мы все себя накручивали, потому что на нем только несколько царапин. Мы так этого хотели. Ячи уже спала на коленях у Шимизу, ее силы давно иссякли, но даже во сне, она иногда всхлипывала.       Спустя некоторое время мы увидели женщину и маленькую девчушку, такую же рыжую и с таким же светлым личиком, как у Хинаты, но оно сейчас было направлено на мокрое лицо мамы. Понятно было, что девочка еще не понимает произошедшего и лишь по настроению окружающих может догадываться, что случилось страшное.       Я поймал себя на том, что не в силах отвести взгляд от двери. Ее до сих пор не открывали. Врачи боролись там, в неизвестной комнате, за жизнь нашего друга. Друга? Вряд ли я могу его так назвать. Мы играем вместе меньше года, но мои руки дрожат и в груди все сжимается в ожидании. Друг? Нет, теперь он для меня что-то большее. У нас более крепкая связь. Я вряд ли когда-нибудь забуду о нем. Маленький рыжий паренек уже занял свое место в моей жизни, ведь он так помог мне измениться. Только сейчас я понял, насколько он мне дорог. В голове его образ – такой яркий, задорный, иногда глупый, но он всегда поддерживал меня, его жажда роста, на самом деле пугала, но и давала стимул к развитию. Глаза опять обожгло. Боже! Как плохо! Пожалуйста, закончи уже это ожидание!       На следующий день мы вновь собрались в этом коридоре. Ни слова друг другу. Даже на приветствие мы просто кивали, а иногда даже не замечали приходящего, погруженные в собственные мысли. Плакала только его мать, я понимаю, это тяжело – не иметь надежды.       Наконец дверь открылась. Первыми вошли его родные. Мне хотелось идти первому. Я хотел увидеть собственными глазами, что он в порядке, что он цел! Почему они идут первыми? Потом шел тренер. Впускали по одному и всего на несколько минут. Парень был еще слаб для долгих бесед. Когда тренер зашел, я попросил ребят, чтобы они пустили меня следующим. Капитан лишь прямо взглянул в глаза и сказал: «Иди». Тихо и утвердительно. Я был благодарен ему. Внутри стало легче. Эти несколько минут тянулись для меня очень долго. Уже не мог сидеть. Ходил назад и вперед. Никто меня не останавливал. Все понимали.       И вот я стою в палате, а на меня смотрят те же большие глаза. В них тусклый огонек, но он так мал из-за слабости и обезболивающего, введенного в его тело.       - Кагеяма.       Его тихий шепот почти выбивает пол у меня из-под ног. Я почти готов расплакаться, но его взгляд, направленный на меня, сдерживает влагу.       - Как ты?       Я не нашел ничего, что могло бы звучать разумнее. Но он только смотрел и улыбался. Я сдерживался… сдерживался, чтобы не дать волю эмоциям, не ради этого я столько времени ждал.       - Почему?       Хината удивленно посмотрел на меня. Да он знал, о чем я спрашиваю, потому что, наверно, у меня на лице все было написано.       - Потому что так получилось, Кагеяма.       До чего же у него тихий голос. Затем будто ноги сами несли меня. Помню, как стоял около его кровати. Помню, как его несмелые пальца сжали мою свисающую руку, совсем немного, потому что на большее он сейчас не был способен. Я хотел, чтобы он не видел мое лицо, и я кидал все силы на то, чтобы не реветь.       - Приходи ко мне, пожалуйста. И в эту минуту я понял, что он понимает всю серьезность ситуации. Я поднял глаза. До этого я не приглядывался, но теперь заметил: в его руку была воткнута капельница, на голове бинты, а все открытые участки тела в страшных царапинах, некоторые места перебинтованы. Среди этого еще выделялись глаза, такие решительные. А я больше не мог.       - Хината, - я чувствовал, как слезы текли по моим щекам, - ты идиот.       Его слабая улыбка, а потом меня уводят из палаты. Весь остальной вечер я плакал. Такое ощущение, что никогда в жизни я не испытывал такого отвращения к жизни. Никогда я не чувствовал такой несправедливости и безысходности. Его слабая улыбка и глаза… Такое ощущение, что только это и останется у меня от него.       Мучительными часами шло время дома. Я каждый день приходил к Хинате. И он всегда ждал. Чаще всего мне попадалась его мать. Она уходила и приходила к нему выжитая жизнью и уже казалась не такой молодой. Маленькая сестра Хинаты, Нацу, плакала и даже не скрывала свои слезы, когда видела брата. Затем успокаивалась, когда Шое начинал занимать ее мелкими разговорами, если не спал. Я все это время смотрел на него, ожидая увидеть, когда сломится его дух. Но он все оставался таким солнечным, каким был всегда.       - Кагеяма.       Я садился ближе. Он звал меня, но редко говорил, чаще просто смотрел на меня, отчего мне хотелось убежать и забыть про все.       - Ты знаешь?...       - Да.       Мне так не нравилось это говорить, но на этот раз не было его улыбки.       - Я хотел тебе сказать…       Но фразу он не закончил. Просто отвернулся, а я ждал. Сверлил взглядом его рыжий затылок.       - Ладно, ничего.       - Я не думал, что так мало лет…       Почему меня так бесили эти незаконченные фразы? Его интонация, голос, выражение лица – все гасло с каждым днем, и я боялся, что он уйдет слишком быстро. Мне так хотелось насытиться его присутствием за то время, что осталось. Когда я разговаривал с врачом, мне ясно дали понять, что у Хинаты нет шансов. Его время скоро закончится.       - Я хотел играть с тобой, дойти до вершины, покорить мир вместе.       Почему его слова так горько звучат? Так хотелось ударить его или стену, или даже врача, но на самом деле они все не были виноваты, в том что случилось.       - Хината, я не приду завтра.       Его глаза испытующе впились в меня, но не найдя там сомнения, он лишь кивнул, слабо, недовольно. Затем отвернулся к окну. Больше в этот день мы с ним не разговаривали.       Я никому не говорил о своих намерениях, решил сделать это сам. На тренировках я не появлялся с того первого дня, когда Хината попал в больницу, поэтому третьегодки не могли догадаться о моих планах. Адрес того, из-за кого Хината теперь был обречен, удалось достать самостоятельно. Жил этот человек далеко, так что пришлось потрястись, чтобы попасть к нему.       Около дома я увидел ту машину, на которой сбили Хинату. Передняя часть была помята, виднелись царапины, а так больше ничего серьезно. Ничего серьезного… А Шое теперь оставалось жить считанные дни.       Звонок в дверь. Сначала никто не отвечал. Через минуту на той стороне послышалось шуршание. Открыла дверь девушка. Ее волосы в беспорядке, макияж размазался под глазами, а от нее самой несло алкоголем.       - Чем могу помочь?       - Я на счет того мальчика…       Она не дала мне закончить, засмеялась, вышла на площадку и встала передо мной.       - Хочешь мне отомстить? Давай! А то моя совесть уже достала меня.       Я смотрел на нее. Опухшее лицо, погруженное в уныние. Понятно было, что она и сама переживает за Хинату. Тогда она лишь стартанула на красный раньше нужного времени, буквально, на несколько секунд раньше…       - Нет, извините, похоже, я ошибся адресом.       Развернувшись, я спустился по лестнице. Дверь не хлопнула. Мне было слышно, как она плачет там позади, буквально в нескольких метрах от меня. Сначала я хотел облегчить себе душу: орать на нее, бить, угрожать – да что угодно. Но смотря на нее, я понял, что от этого легче не станет ни ей, ни мне. Был вечер. Но я не пошел домой.       Хината лежал, тупо глядя в потолок. До окончания приемных часов оставалось около десяти минут.       - Как думаешь, - его лицо повернулось ко мне. На нем была радость. Да я понял, что не зря пришел ради этих нескольких минут. – Может, мне завтра принести игру АобоДжосай? Посмотрим.       Рыжий поманил меня к себе. Снова я сел рядом с ним. Снова сжал его ослабевшую руку. Он так улыбался мне. Никогда еще его улыбки не были для меня такими дорогими, каждую я старался запечатлеть у себя в памяти.       - Принеси Маленького Гиганта.       Я кивнул. Мне стало так обидно. Он уже никогда не будет играть. Мой напарник никогда больше не будет рядом со мной на площадке. «Мне больше некому давать пасы. Не для кого». И эта мысль так обожгла. Слезы вновь полились. Я не плакал с первого дня в больнице, но сейчас все так перемешалось.       - Дурияма, не плачь.       - Заткнись, - вышло какое-то бульканье.       - Тебе уже пора.       - Да.       - Ты знаешь, - я остановился у входа и обернулся, он смотрел мне прямо в глаза. - Кагеяма, я люблю тебя. Уже давно.       Нет, нет! Так больно, слишком, это нестерпимо больно. Его признание. Зачем? Ведь времени осталось совсем мало. Зачем причинять еще больше боли? Дверь закрылась. Но я не уходил, просто стоял рядом. Не мог идти, ноги как будто ватные. Прошло несколько минут. Громкий плач раздался за дверью. Хината плакал, громко, навзрыд, не стесняясь, вымещая все, что накопилось. Да я знал, что он держится днем. Но эти звуки... Даже случайный прохожий понял бы, почему Шое плакал. Он хотел жить. Хотел остаться. Ради мамы, ради Нацу, ради своей мечты и волейбола и, я надеялся, что ради меня. Внезапно подумал, что надо домой, я вообще не должен был этого слышать, ведь он специально ждал, когда я уйду.       На следующий день я с утра пораньше уже был у его постели. За ночь он будто бы похудел на несколько килограммов. Лицо худое и бледное, а руки тонкие, как сучки на дереве.       - Я принес игру.       Напротив висел телевизор. Я вставил туда диск. На экране появилось яркое изображение национальной площадки. Я сел рядом, мягко взяв его руку в свои. Попутно заметил, что иголок стало больше. Но глаза его вдруг засветились, и это стало единственным, что осталось от прежнего моего напарника. Мягко улыбаясь, он жадно смотрел и впитывал в себя изображения игры, и он, и я понимали, что это – его последняя игра. После нее закончится его мечта, ее больше не будет. И вот то, к чему стремился Хината – Маленький Гигант забивает победное очко. Поздравления. Все прошло так быстро. Я с ужасом смотрю на парня, но не вижу ничего, кроме слез, текущих у него по лицу. Вижу, с какой благодарностью он смотрит на меня.       - Спасибо.       Я понимаю, понимаю, что больше ничего не будет, понимаю, что он уходит от меня в этот момент.       - Нет, Хината, слышишь, не отключайся.       Но его глаза закрываются. Он ждал меня, он боролся последние часы, чтобы они закончились рядом со мной. Я помню, как сгреб его, как сжимал его. Но его тело уже ослабло, пульс замедлялся. Я кричал. На мой крик сбежались медсестры.       - Шое, слышишь? Не отключайся. Я люблю тебя, люблю, люблю…       Не помню, как вытащили меня из палаты, не помню, как исступленно смотрел в стену и повторял одно «люблю», не помню, как мне сказали, что его больше нет.       На похоронах, я не плакал. Я был опустошен. Рядом стояла моя команда. Не знаю, буду ли я теперь заниматься волейболом, и могу ли я и дальше продолжать свою прошлую жизнь. На их лицах была написана боль утраты, но вряд ли они понимали, что чувствую я.       Рядом его мама. Она лишь судорожно сжимает платок. Вуаль скрывает ее лицо. Но я знаю, что немые слезы уже давно стянули ее лицо, высушили эту бедную женщину, но продолжают течь дорожками вниз, падая на грудь. Я отказался от последнего слова. Я не хочу выносить свои чувства на показ. Я хочу попрощаться с ним наедине. Когда я подхожу к его гробу, то вижу все того же радостного, неугомонного, жаждущего моих пасов старшеклассника. Его волосы все тем же ежиком торчат во все стороны. Но он не улыбается мне, не смотрит на меня, в нем уже нет жизни.       - Я тоже люблю…       Но ни один мускул не дернется на его лице. И все же я не могу насмотреться. Это последний раз, когда я вижу своего Хинату. После этого закроют гроб, и он останется только в моей памяти. У меня осталась его форма. Я попросил отдать ее мне. В памяти его улыбка, живой взгляд. Это все, что у меня от него осталось.